С 20 мая 2022 года город Мариуполь находится в оккупации под временной властью рф. В этот день два года назад с территории комбината «Азовсталь» вышли последние защитники города, командиры гарнизона «Мариуполь». Всего более 2 тысяч воинов оказались в плену. «Одесская жизнь» предлагает вам историю мариупольца Андрея, как он покидал осажденный город, и как там живут его родные. Из соображений безопасности Андрей попросил не публиковать его фото.
«Мариуполь давно стал прифронтовым городом»
Я не следил за новостями и не воспринимал возможное вторжение всерьез – даже когда 24 февраля услышал взрывы – потому что Мариуполь давно стал прифронтовым городом, и мы часто слышали «бахи».
О том, что началась война, мне сказали уже на заводе, где я тогда работал у станка. Это было крупное машиностроительное предприятие с обустроенным бомбоубежищем – наше руководство позволило до конца смены остаться в укрытии завода, но я поехал домой на своей машине и по дороге развез коллег.
«Бензин продавали по 1000 гривен за литр»
Очень скоро с топливом и продуктами начались большие проблемы, и некоторые на этом стали наживаться. Я слышал, что бензин продавали по 200-700-1000 гривен за литр. В начале марта несколько магазинов еще работали, но потом закрылись. Я успел закупиться впрок, но несколько моих друзей, я знаю, что голодали.
До войны я жил почти в центре города, но 25-26 февраля начало греметь уже очень близко, поэтому я решил переехать к маме на правый берег. Вскоре мобильная связь пропала, и я вообще перестал понимать, что происходит. 1 марта к нам приехали соседи: только от них мы узнали, что в центре творится ад, а трупы лежат просто на улицах.
«Гремело каждые 10 минут»
На нашем правом берегу Мариуполя все было не так ужасно, но гремело каждые 10 минут. Передвигаться по улицам было очень опасно. Первую неделю я совсем не выходил из дома. Время от времени мы прятались в подвале нашего частного дома: просто интуитивно понимали, когда летит в нашу сторону, а когда дальше.
Однажды снаряд прилетел к соседям. В доме на тот момент была семья с детьми, но они успели укрыться в подвале. Через час после прилета приехали их родственники и самостоятельно вытащили людей из-под завалов.
Когда я выходил на улицу и видел хоть одного живого человека, это уже была радость. В начале марта, когда я потерял надежду увидеть знакомых, ко мне приехал друг. Это было, как увидеть мать после долгой разлуки.
«То утро было как из потустороннего мира»
Помню, как утром 7 марта я вышел во двор и услышал странную тишину. Обычно наш город был очень шумным, а то утро казалось как из потустороннего мира. Даже птицы не пели. На часах было около пяти: только начинало светать, никаких фонарей. Очень медленно падал снег и чувствовался запах пороха. Такая тишина держалась весь день, и ничего ее не нарушало.
Возможно, я странный, но я как-то не испытывал отчаяния из-за потери прежней жизни, только страха новых обстрелов…
«Драмтеатр имел для меня особое значение»
Драмтеатр разбомбили 16 марта, но из-за отсутствия связи я об этом узнал только в эвакуации. А мой друг видел авиаудар своими глазами – тогда он пешком шел в центр.
Для меня Драмтеатр имел особое значение: я с детства ходил туда на спектакли, потом сам начал там выступать. Еще я снимал концерты как оператор и дружил с некоторыми актёрами. Для меня Драмтеатр был местом творчества, но сейчас, если что-то от него и осталось, то только одна стена…
«Начались обстрелы блокпоста, но нас это спасло»
Мы выехали из Мариуполя 21 марта – через неделю после того, как в городе пропала связь. Мы просто увидели колонну людей возле нашего дома и присоединились к ней.
При выезде из города оккупанты сделали три блокпоста. В очереди на первый блокпост я помог ехавшей рядом машине – протащил ее на буксире. Но потом рашисты обнаружили, что в том авто находились переодетые бойцы ЗСУ. Ребят начали раздевать и искать у них татуировки, а у меня спросили, кого именно я везу. Я ответил: «Соседей». Конечно, мне не поверили, и уже хотели наставить на меня винтовку. Это было очень страшно.
В этот момент начался обстрел блокпоста, но, как ни странно, нас это спасло. Из-за взрывов нас быстро отпустили, потому что нужно было прятаться.
Пока мы ехали в Запорожье, нам пришлось пройти еще блокпостов 20. На одном из них оккупанты прочитали в моем паспорте, что меня зовут «Андрій» и заявили, что украинцы «искажают имена».
«Оккупанты матами объяснили, как нужно “Родину любить”»
Один мой знакомый эвакуировался из Мариуполя в мае 2022 года, уже в условиях полной оккупации. Пока он стоял и ждали автобус, к остановке подъехали рашисты, забрали всех, кто должен был выезжать из города, и отправили людей на принудительные работы – убирать местную милицию.
Никто никого не бил, но задержанным матом объяснили, как нужно «Родину любить». Пузатый военный – видимо, один из «главных» – рассказывал, какой он «патриот»: говорил, что работал в органах, но в 2014 году взял в руки автомат и пошел «защищать Родину». Мой знакомый не стал интересоваться, какому государству «патриот» давал присягу…
К счастью, потом людей отпустили.
«У моего отца, к сожалению, пророссийские взгляды»
В Мариуполе у меня остались родные. Большинство из них не хотят жить в оккупации, но это вынужденный шаг. Они живут и молчат.
Людей, которые имеют пророссийские взгляды, в городе, по-моему, довольно мало – среди моих знакомых всего 2-3 человека. Но мой отец, к сожалению, тоже за россию. Мы продолжаем общаться, но очень мало, и на эту тему не разговариваем. Наверное, мы оба боимся говорить об этом. Сначала он еще спрашивал: «Когда приедешь?», но сейчас уже понимает, что это невозможно.
«Из квартир похитили все, что уцелело: стулья, выключатели, лампочки»
Дом возле центра, в котором я жил, разбомбили – там нет первых четырех подъездов. Еще три – оккупанты оставили, потому что некоторые жильцы вернулись назад и отселять их некуда. Люди живут в полуразрушенном здании. Из пустующих квартир кто-то уже растащил все, что уцелело: стулья, выключатели, лампочки — всего этого уже нет.
«В Мариуполе появились насильники»
Моя сестра говорит, что в городе остались только алкоголики. В начале оккупации очень подскочила преступность, начались изнасилования. После того как одну девушку убили около кинотеатра, сестра какое-то время не выходила вечером на улицу – боялась.
Когда рашисты захватили город, они еще какое-то время раздавали гуманитарку, но довольно бістро перестали. Теперь там все, конечно, в рублях: продукты раза в полтора дороже, чем у нас, но российский бензин очень дешевый.
Некоторые пенсионеры там уже сделали российскую пенсию, но продолжают каким-то образом получать и украинскую.
«Я перестал разговаривать на русском»
После эвакуации я перестал разговаривать на русском языке. Когда-то я услышал фразу: «Там, где говорят по-русски, туда может прийти русский мир».
Мне интересно разговаривать на украинском, правда, с отцом я раньше никогда на нем не говорил. Начал случайно всего пару дней назад, и папа даже ничего мне не сказал.
«Мои довоенные фото – воспоминания всего, что было в городе»
По специальности я станочник, но еще в Мариуполе, до войны, я много занимался видео и фотографией. Сейчас мои довоенные фото – воспоминания всего, что было в городе. Хочется как-нибудь вернуть туда, но… ехать в оккупированный Мариуполь мне совсем не хочется.
Читайте также: «Сложно, страшно и даже «весело»: «русский мир» глазами херсонца Виктора Павлова.