Жизнь в оккупации: больница под обстрелами

Главный врач: Я вел дневник с первых дней войны, но, когда нас дерзко выставили за дверь больницы, мы и тапки свои не забрали

Он возглавлял районную больницу почти 10 лет. Несмотря на все сложности в медицине, за последние несколько лет удалось несколько осовременить заведение, также приобрели новое медицинское оборудование, провели ремонты в отделениях, обучали врачей смежным специальностям, трудоустраивали молодых врачей, внедрили новые методы обследования, существенно повысилась заработная плата. Казалось бы, жизнь с расчетом на лучшее будущее была на подъеме. Плотно следить за политическими событиями в стране главному врачу часто не хватало времени. В полномасштабную войну врач не верил, как и большинство украинцев. Поэтому утро 24 февраля было действительно шоковым для него.

– Звонок из Харькова от сына-студента в 6 утра привел в шок. Сын спрашивал совета, потому что не знал, как действовать, в небе над городом самолеты сбрасывали бомбы, которые сразу взрывались огнем. Немного придя в себя от шокирующей новости, после разговора с сыном я позвонил коллеге, дочь которого училась в вузе Харькова. Он сообщил, что уже почти на полпути туда. Я понимал, что на работе должен быть не простой день. Мы успели увезти детей из первых горячих точек страны. Но уже через неделю и сами оказались в полной реальности войны. Конечно, в то время никто из нас и представить не мог, что нас ждало впереди. С этого времени местом моего постоянного пребывания стала больница. Там прошла вся оккупационная жизнь, которая сейчас иногда снится.

Главный врач Пологовской МБИЛ в оккупированном городе Роман Кравченко

Медсестра: воду носили из колодца, разбитые окна закрывали картоном

Татьяна Донец, медицинская операционная сестра хирургического отделения, 24 февраля с утра ушла на работу. Уже по дороге увидела необычно большое количество автомобилей, которые один за другим направлялись на выезд из города. Татьяна, как и большинство украинцев, проснувшись в тот день все еще не верила в серьезность угроз полномасштабной войны, надеялась, что все не так серьезно. Но страшные факты из новостей заставляли принять реальность.

Первый рабочий день военной жизни, как и все последующие, были на грани бессознательного стресса и блокбастерного безумия.

Операционная медсестра хирургического отделения Татьяна Донец

Главный врач: Первых раненых военных мы приняли еще до оккупации города, а затем хитростью спасали от оккупантов

– Как только город захватила российская армия, стало известно о первых погибших и перестали работать почти все учреждения и предприятия, город стал пустым. Тогда было ощущение, что работала только наша больница. Исчез свет, отопление, связь.

Если утро было тихим, многие приходили в больницу – тогда это было единственное место получения любой информации. Тогда люди так же как мы ошибочно считали, что территория больницы – это безопасное место. Хирургия и реанимация должны работать круглосуточно. Врачам и большинству медперсонала пришлось жить в больнице неделями, некоторые вообще все время оставались в больнице. Ведь из-за непредвиденных обстрелов и комендантского часа проблемой стало добраться до работы. Некоторым в стенах больницы было не так страшно, как дома. Конечно перестал работать общественный транспорт, внезапно начинались такие обстрелы, что приходилось ползком добираться до какого-нибудь укрытия, если это случилось где-то по дороге.

Помню, что первых наших военных раненых мы приняли еще до оккупации города. Их привезли с токмацкого направления, там уже шли бои, но наша оборона не удержала позиции и многие ребята пострадали. А уже будучи под оккупацией, чтобы спасли раненых солдат, нам удавалось их маскировать (переодеть в гражданскую одежду и прятать форму, загипсовать где надо) пытались переправить их на подконтрольную Украине территорию. Тогда еще некоторое время машины скорой помощи могли курсировать. Под обстрелами, но работали. Благодаря скорым у нас была возможность привезти медикаменты, перевязочные материалы из Запорожья. Поэтому дефицита для возможности предоставления медицинских услуг мы не имели. Были и запасы продуктов питания: лук, картофель, растительное масло. Большой проблемой стало отсутствие электроснабжения и тепла. После первого масштабного обстрела города помещение стационарного корпуса больницы осталось без окон. Чтобы согреться мы на буржуйках и при работе дизельного генератора грели воду, разливали ее в пластиковые бутылки, и клали их в постели пациентов, лежавших в тяжелом состоянии, так грелись и сами. Температура в коридорах, где лежали нездоровые, была +3-5.

Медсестра: «Развернули полевую кухню»

– В первые дни марта оккупанты были у нас. С тех пор жизнь изменилась для всех. Без света. Без тепла. Без воды. Без связи. Операции и другие манипуляции приходилось проводить под фонарями, а впоследствии и при свечах. Генератор использовали по графику, потому что не представляли на сколько хватит топлива.

После масштабных обстрелов, когда больница осталась без окон, мы чем могли, тем и пытались закрыть их картоном, пленкой. Доставали старые деревянные рамы и закрывали ими голые окна. В то время в больницу приходили неравнодушные люди, которые предлагали свою помощь, помогали убирать стекло, забивали окна пленкой. Но весна оказалась морозной, температура ночью снижалась до -12. Пять этажей здания моментально стали не приспособлены к пребыванию там. Кровати с пациентами придумали переместить в коридор, там все же было комфортнее. Больных, которые могли ходить, просили приходить только на перевязки.

В городе шли обстрелы и бомбардировки. В то время медицинские работники, конечно, работали не по графику, некоторым приходилось работать по шесть-семь суток подряд, ведь не все медицинские работники имели возможность добираться на работу из-за опасности и страха. Основные перекрестки улиц контролировались русскими солдатами. Они проверяли каждого, кто попадал в поле зрения. Когда иссякли все запасы воды, ходили с баклажками к старому колодцу, через дорогу от больницы. Несколько раз воду смогли привезти сотрудники МЧС. Представьте себе больница без воды! У нас были генераторы, но они обслуживали исключительно медицинское оборудование, как дыхательные аппараты, стерилизаторы инструментов и прочее.

Главный врач: «Именно от того, что эти тяжелые травмы были от умышленного повреждения, становилось по-настоящему жутко »

– Большой проблемой было держать в соответствующих температурных условиях донорскую кровь, которая в то время была в больнице. Тогда у каждого остававшегося в больнице появились некоторые новые обязанности. Экономист следила за температурным режимом холодильников с препаратами крови, энергетик стал ответственным за приготовление пищи, завхоз контролировал генераторы.

По-настоящему жутко становилось от длительных обстрелов, в результате которых во двор больницы залетали автомобили с ранеными и умирающими еще по дороге к нам. В памяти до сих пор стоят ужасные воспоминания от происходящего: тяжело раненые гражданские люди с оторванными конечностями или открытыми черепно-мозговыми травмами, мороз по коже шел. Персонал тогда держался мужественно, все понимали, что кроме нас этого не может сделать никто. Люди исполняли обязанность достойно с молитвой о том, чтобы весь этот ужас закончился как можно быстрее. А еще помню, как пытались сразу же выяснить, откуда привезли раненых, чтобы понимать в каком районе произошли обстрелы, потому что постоянно волновались за свои семьи.

Я вел краткие записи в своем дневнике о происходящем, делал много фото, старался все фиксировать. Где-то с середины марта подвальные помещения больницы заняли оккупанты, а хозяйственный двор и гаражи стали складами для их техники и боеприпасов. Некоторым из них приходилось оказывать медицинские услуги. Среди них были дагестанцы, которые рассказывали, что пришли воевать по контракту, чтобы заработать денег, и они никого не хотят убивать, что эта военная ситуация чисто политическая и они ни в чем не виноваты. Был среди раненых один бурят 19 лет, говорил, что был призван на срочную службу три месяца назад, он едва мог разговаривать по-русски.

Тот контингент, который мы успели увидеть, думаю, поразил всех. Это были молодые и скорее малограмотные ребята, грязная одежда, оружие. В то время мы не понимали, как нам вообще себя вести и какие это будет иметь последствия. Страха вокруг было очень много. Сейчас всем стало понятно и никто не удивлен их поведением, которым эти воины так прославили российскую армию – воровством и насилием. Видимо, это и есть их сущность.

Медсестра: Прошло семь месяцев как мы выбрались из оккупации, но до сих пор приходим в себя

Свое морально-эмоциональное состояние во время оккупации красивая, хрупкая и нежная Татьяна Донец вспоминает как абсолютно боевое. Они работали, как роботы. Но признается: когда в больницу начали прибывать гражданские люди с ранениями, маленькие дети с оторванными конечностями, умершая от ран молодежь, нервы сдавали.
– Мы продолжали работать даже тогда, когда оккупанты заняли больницу. Сначала они оккупировали подвальное помещение, в котором мы прятались во время обстрелов. А в последние дни марта забрали всю больницу. На следующий же день мы с мужем, сложив вещи в рюкзаки, едва выбрались из оккупированного района. Этот день трудно вспоминать, потому что путь был слишком рискованным и непростым. Я благодарна тем незнакомым людям, которые взяли меня к себе в машину. Муж ехал другим транспортом. Путь в сто километров вынужденного путешествия казался самым длинным испытанием. Встретились с мужем уже на подконтрольной территории Украины. До сих пор приходим в себя.

Главный врач: Оккупанты забирают не только стиральные машины украинцев, но и тапки врачей

– Мы думали, что будем работать все время войны в своей больнице. Но через месяц у нас появились новые «хозяева». Прибыл медицинский батальон с молоденькими врачами и медсестрами-бурятками. Они отправили всех нас домой и пообещали, что не будут мешать. А к утру мы вернулись, однако территория больницы была уже недоступна для нас. Они успели оградить входы, установили камеры видеонаблюдения, поставили охрану и повесили таблички с сообщением, что объект заминирован. К нам не сразу, но вышли главные персоны, чтобы сообщить, что здесь будут работать только они. Один из них вышел в тапках нашего анестезиолога. На что наш врач не расстроился и сказал «Вы в моих тапках», а тот нагло ответил «Я их аккуратно поношу».

Мы надеялись развернуть свою деятельность в других помещениях больницы, ведь наших пациентов вывезли на каталках из больницы и оставили под открытым небом. Орки и во всех других отдельно стоящих отделениях наводили свой «порядок». Нам там уже места не было.

После этого мы приняли решение уезжать из оккупации и на следующий же день нас там не было. Перед блокпостами пришлось удалять все фотографии со смартфонов. Не осталось ни одного снимка для истории. В больнице остался и мой военный дневник.

Сейчас большинство из нас трудоустроились в разных городах страны, а некоторые врачи ушли на фронт. Обидно, что часть бывших коллег осталась в оккупации и сотрудничает с врагом.

Я работаю в Запорожье и, к сожалению, на каждом дежурстве мы принимаем раненых военных разной тяжести. Не смотря на трудности, эти ребята поражают отвагой и смелостью. Как опытные, так и молодые двадцатилетние военные – уверены в нашей победе. Они заряжают оптимизмом. Продолжаем приближать нашу Победу!

Общалась Людмила СОВА

Публикация осуществлена ​​при поддержке Ассоциации «Независимые региональные издатели Украины» в рамках реализации грантового проекта The Women in News из WAN-IFRA. Мнения авторов не обязательно совпадают с официальной позицией партнеров.