Серию материалов о жизни наших соотечественников в Румынии открывает история психолога Людмилы Волковой. В 2014 году она осуществила мечту своей жизни – открыла детский центр в Лузановке, где до этого никто не решался открыть «что-то стоящее» для дошколят и старше. К моменту нашего знакомства клиентура Людмилы существенно «подросла», а Одессу сменил Бухарест. А до него была Британия. Почему не наоборот? Где теперь ее Одесса? Насколько тяжела «шкура» вынужденного мигранта? Я слушаю ответы, сверяю наши камертоны и проверяю «навигатор». Здесь так делают многие.
Дело жизни
На первый взнос за аренду помещения для своей мечты деньги Людмиле одолжила подруга. Это была комнатенка в бывшем Доме быта.
– Пока там шел ремонт, я стала клеить объявления, раздавать визитки, с каждым лично знакомиться и рассказывать, что я здесь могу сделать для их детей. Меня, по-моему, там знала каждая собака. В итоге через несколько там месяцев рядом со стиркой ковров и ремонтом обуви появился полноценный детский центр «Ладошки». Я прямо выносила и это название, и логотип, словно мое дитя. Художница стала там работать с детьми, студии всякие открылись, мы пробовали и актерское мастерство, и английский язык, и подготовку к школе, и для малышей – от годовасиков до трехлеток. Хотя помещение было маленькое, особо развернуться негде, но и логопед работал, и актер приезжал, и мягкую игрушку шили, и вязали. Даже школьники приходили ко мне по выходным учиться вязать. У меня столько энергии на это было, что я чуть ли не в минус работала. На стороне зарабатывала деньги, чтобы вкладывать в этот проект. Бывало, куплю макароны или крупу и стою перед выбором – домой отнести и съесть, или раскрасить и высыпать в контейнеры малышам. Сейчас, честно, я бы уже не повторила это все. К тому времени в Одессе уже были дети-переселенцы, из Донецкой области приехали. И я работала с ними бесплатно. А многие родители противились и говорили, «мы можем, давайте хоть половину оплатим». Теперь я понимаю, о чем это было. Прямо до слез. А тогда хотела помочь, как могла, и не чувствовала их до конца.
Людмила Волкова
Позже центр переехал на Марсельскую. Там же, на «личной половине» жила и «владелица бизнеса». Но счастье было не долгим.
– «Мои» лузановские родители «переехали» со мной, возили к нам своих младших детей. Получился какой-то очень семейный центр, дружный. Женские арт-встречи ввели в расписание, чаепития с выпечкой. А потом начался карантин. А потом и война…
Накануне у нас было занятие. Дети ушли, я перешла в свою часть, а там все осталось, как было – открытые букварики на каждом столике, их тетрадочки, медведь лежит, с которым накануне кто-то обнимался, чтоб не было грустно… А под утро позвонила дочь: «мама, война». Так я и уехала, потому что нужно было отвести в деревню мою маму после операции. А навстречу уже ехали танки. И когда через несколько месяцев я вернулась от родителей, меня встретили те же самые букварики. Это так жутко было – ощущать одновременно эти обе реальности, – что у меня остановилось дыхание. Тогда я еще не знала, что «Ладошки» больше не встретят детей.
Где родился – пригодился?
Людмила рассказывает, что с первых дней полномасштабного вторжения решила, что за границу не поедет, будет максимально полезна там, где родилась. Да и родители боялись, просили не уезжать. Через их дом на юге Одесской области много кто тогда прошел. Люди останавливались, набирались сил и ехали дальше.
– А я, как в детстве, жила с мамой с папой в комнате, топила печь ночью, потому что спать все равно не могла, смотрела на огонь. И снимала для наших детей какие-то познавательные видеоролики – как курица или гусыня яйцо снесла, что означают кольца на спиле дерева, как разжечь огонь – все, что видела в деревне. И давала им задания всякие, поддерживала связь. Но хотелось быть полезной не только малышам, а и своей Бородинской громаде. В мае должен был открыться дом для матерей и детей, пострадавших от семейного насилия. Председатель хотел, чтоб я стала там директором, а до того времени меня определили психологом в соцсслужбу. Но к месту работы и добираться было сложно, потому что заправка папиной машины превышала мою зарплату. И практики никакой – сиди, перебирай бумаги. Для меня – невыносимо. Я долго мыкалась, пытаясь «пустить корни». Пока в один день не осознала, что обслуживаю чужие страхи. Родители уезжать не хотят, но требуют моего присутствия. Но у меня-то своя жизнь! И устроить ее там ну никак не получается. Вернулась в Одессу. Но тут тоже наши дети поразъехались, работы нет, денег нет. Словно меня самой нет. Получилось, где родился – не пригодился. А меня еще с весны приглашали в Англию. И я решила, полечу и буду там помогать украинцам. Я не пряталась и не бежала от войны. Но в ожидании визы осела в Молдове. Даже нашла там онлайн-работу на горячей линии помощи украинцам.
Визу не присылали 1,5 месяца. Той ночью Людмила решила, раз так – пора возвращаться в Одессу. А утром прислали визу.
– В Англии за пять месяцев я прожила не самый легкий ежедневный квест. И в самые сложные дни я смотрела на флажок, привезенный из дома, и говорила себе, что я все равно туда вернусь. И сейчас, работая со своими клиентами-переселенцами, я понимаю, что они пережили, через что прошли. Там я тоже старалась помочь согражданам. Но в какой-то момент снова почувствовала, что с меня хватит, и взяла билет на Бухарест. Туда же согласилась приехать дочь с внуком, квартиру мы сняли онлайн, не видя ее, заселились и через несколько дней меня «нашла» румынская работа.
Читайте также: Какую помощь смогут получить беженцы и переселенцы?
На своем месте
Людмила, как и все вновь прибывшие в Румынию украинцы, регистрировалась во всех организациях, где могли помочь продуктами, советами, оформлением или языковыми курсами. Параллельно вела несколько международных волонтерских онлайн-проектов помощи переселенцам. В бухарестском Каритасе неожиданно для самой себя спросила, не нужны ли им волонтеры-психологи. А через два дня ее столь же неожиданно пригласили на ставку.
– Это было удивительно. За то, что я так люблю и готова была делать бесплатно, мне в чужой стране еще и платят деньги. Значит я, наверное, на своем месте. Ну, и тогда же я решила, что работать буду только со взрослыми. Так намного больше коэффициент полезного действия. Если стабилен взрослый, который отвечает за безопасность ребенка, ребенку гораздо легче обрести равновесие. Если работать хотя бы с одним из взрослых, можно привести всю семью в ресурсное состояние. А работать только с ребенком очень энергозатратно, и ощущение, что льешь воду в бочку без дна. Я и в Одессе «Ладошки» закрыла в один миг. Просто почувствовала, что этот этап закрыт в моей жизни, что я иду по другому пути. Для меня сегодня психологическое здоровье соотечественников – важная опора. Я делаю то, что могу. Это мой вклад в Победу и в то, чтоб в будущем украинское общество было здоровым.
При этом я ежедневно думаю о своем возвращении домой: когда, при каких обстоятельствах, с какой целью? Если бы не работа, я уже была бы там. Мало того, я там бываю. Новый год решила встретить дома и больше нигде. Хоть салюты совсем были не праздничные. Но для меня важно бывать там, среди своих. Это подпитка. Место силы.
А здесь я работаю именно с украинцами, для них эти встречи бесплатны, а без травм сегодня нет никого. Поэтому домой я вернусь, как только почувствую надобность, если даже это будет еще небезопасно.
Со стороны может показаться, что это не осознанно выстроенная жизнь, а броуновский хаос, где нет логики, а ведет только внутренний импульс. Но насколько необходимо остальным идти за интуицией?
– Я однозначно живу по наитию, по чутью. И когда я этому верна, получаю потом доказательства, что реально я там максимально нужна и реализована. Но очень многие, слушая себя, кроме страха что-то поменять, ничего не слышат. И, порой бывает, одной встречи с психологом достаточно, чтобы начать себе доверять и двигаться по внутреннему навигатору. Ведь ми же не ругаем GPS трекер, если он нас не туда завел. Останавливаемся, прокладываем новый маршрут и идем дальше. Так и с собой: можно размеренно подышать и подумать, почему я здесь, в этих обстоятельствах, послушать себя, если сложно разобраться самому, снова обратиться к психологу, и опять двигаться дальше.
Я и сама, работая с острыми ситуациями у клиентов, очень долго терпела, добирала ресурс, где могла. Но в какой-то момент поняла – все, мне срочно нужно на супервизию (восстановительная психотерапия в среде коллег, – ред.). И мне Каритас нашел специалиста в Армении. Она с 2014 года в Николаеве была и беженцев поддерживала. То есть и специфику знает, и сама через войну прошла, и переводчик нам для общения не нужен. И дважды в месяц я прохожу «восстановление» с ее помощью.
Ожидание минус факт
– Нет, я ни в коем случае не чувствую себя предателем. Я делаю то, что могу и стараюсь, как могу. И клиентам, которым пеняют, что они беглецы, всегда говорю, что они молодцы, что они выжили, как смогли, что они с детьми и родителями в безопасном месте, что это выбор каждого – оставаться под обстрелами и сиренами или эвакуироваться. Здесь нет вины. И мы вместе выстраиваем барьеры осуждению, ищем плюсы, потому что психика у каждого настроена по-разному, и адаптивность у людей не одинаковая. Мы же начали с того, что нужно уметь слышать себя. Уехав, люди сами себя не предали, они это сделали не потому, что так кто-то сказал, а потому что так почувствовали. Спасли себя, психическое здоровье своей семьи и своих детей. И теперь у этих людей есть время восстановиться в безопасности и вернуться домой в ресурсе. А кто-то не мыслит себя вне страны. И такие клиенты у меня тоже есть. У каждого свой выбор и свои сложности, с ним связанные. Есть чувство вины – работаем с ним, есть те, которые вас обвиняют – работаем со своим отношением к этому и пытаемся понять, что ими движет.
Читайте также: Миллионы вне дома: вернутся ли на родину украинские беженцы?
Когда Людмила надумала переезжать в Бухарест, ее отговаривали и крутили у виска все, кто слышал, что она меняет Англию на Румынию. И, хотя у нее до сих пор есть британский паспорт, она туда не хочет категорически.
– Мне здесь нравится. Я своим клиентам даю формулу: Эмоция равна ожиданию минус факт. У меня не было повышенных ожиданий, но здесь схожий с нашим менталитет, ближе к дому географически, одинаковые традиции. Это формирует положительные эмоции. Да, дома осталась уютная кровать, близкие, любимое море, но все это все равно со мной внутри. А здесь есть комьюнити украинское, и есть, чем заниматься и взрослым, и детям. Когда клиентки ко мне записываются, они вываливают исписанные ежедневники, в которых все расписано. И я стала после работы присоединяться к каким-то активностям, которые предлагают наши соотечественники. Хотя профессиональная этика гласит, что психологи не должны заводить какие-то отношения с клиентами за пределами кабинета. Но сегодняшние реалии убеждают в том, что, в пределах разумного, это даже полезно для клиентов. Мафия, актерская импровизация, симфоническая музыка, физическая активность – я там не психолог, а они не у меня на приеме. Если бы я, как раньше, придерживалась классической точки зрения, лишилась бы многих ресурсных мест, где могу восполнять свою энергию. И я сказала себе «можно». Например, я не знала, что вне аукционов все лоты доступны для посетителей. Клиентка рассказала и предложила сходить вместе. Я б сама не решилась, и она тоже в одиночку не пошла б. А теперь мы обе «напитаемся» искусством. А когда люди видят, что у меня тоже есть такие же потребности, предпочтения, погрешности, им легче, наверное, принять свою неидеальность. Психология – это же своего рода искусство. Нужно настраиваться и подключаться к каждому клиенту.
А работать за эти два года, рассказывает Людмила, приходилось в разных обстоятельствах: и из туалета, потому что другого уединенного места не было, и однажды женщина вышла на связь под мостом, где пряталась, с кем-то вели сеанс на бегу. Нет уже журналов и папок на каждого посетителя, потому что сегодня человек пришел, а дойдет ли завтра – неизвестно. И ему сегодня нужно постараться облегчить состояние по-максимуму. И если под рукой нет красок для арт-терапии, то хоть пальцем на стене нацарапай – лишь бы стало легче. Все это научило быстро реагировать и стать более гибкой и пластичной в методиках, делает вывод моя собеседница.
– Люди несут порой цветы, шоколадки, конфеты, мы их вместе потом едим на групповых встречах. Это совсем по-другому все, не по протоколу, как-то более адаптивно. Я не вхожу в какие-то дружеские, глубокие отношения, которые потом не позволят помогать человеку. Но людям, для которых эти консультации бесплатны, важно что-то отдавать. И теперь, когда я тоже прошла тернистый путь переселенца, я очень хорошо понимаю тех людей с Донбасса, которым было сложно согласиться на бесплатные занятия с их детьми.
То есть, я убрала какие-то рамки и, возможно, возможно, это даже станет новыми правилами в психологии на основе опыта в условиях, в которых мы сейчас работаем. И с супервизором мы тоже сейчас работаем не по протоколу. Какой-то во всем разрыв шаблонов происходит, и это очень расширяет.
Еще совсем недавно у нас не было даже навыка такого – общаться с психологом. А сегодня многие поняли, что наши чувства и эмоции тоже требуют внимания. Людмила уверена, что прямо сейчас в Бухаресте у нее больше ресурсов и возможности не только помогать украинцам, а еще расти профессионально. Чтобы, вернувшись в Украину, более качественно помогать расширять мировоззрение соотечественникам.
– И для меня конечная комната этого «квеста» – дома, в Одессе, и вокруг меня здоровое общество и счастливые люди.
Важно слушать себя, идти за этим голосом и, где бы вы не оказались, важно, как наивысшую драгоценность, сохранить свою способность радоваться жизни, простому факту, что мы есть. Нас много, и мы классные, и нам есть, чем поделиться с друг другом и с миром. Несмотря на то, что нас бьют, мы летаем. Кто еще так сможет?
Натали ШЕСТАКОВА
Материал создан при участии CFI, Agence française de développement médias, как часть Hub Bucharest Project при поддержке Министерства иностранных дел Франции
Да , то что делает Людмила это осень важно . Спасибо большое