1 апреля — это серьёзный повод веселиться. Но в Одессе есть категория людей, для которых это ещё и повод гордиться. Это журналисты. Ведь 1 апреля 1820 года вышел первый номер первой одесской газеты. Мы не владеем информацией, как сотрудники того издания отметили это событие и сколько дней после этого отходили. Но если сегодня кто-то из коллег-журналистов захочет помянуть ту историческую дату, то можно обращаться к нам — мы подскажем, какие медикаментозные средства помогут вам побыстрее вернуться в профессиональную журналистику. Мы же, присоединяясь к здравицам, со своей стороны попытаемся развеять туман над газетным прошлым Одессы.
Первое издание
Многие удивятся, когда мы скажем, что у истоков одесской периодики стоял премьер-министр Франции. Нет-нет, это не шутка. Тут всё дело в том, какой это премьер-министр. А если мы намекнём, что именно тот, который ещё недавно был градоправителем Одессы, то есть герцог или дюк де Ришелье? В 1818 году он как знаток одесской специфики писал из Парижа императору Александру І: «Без большой коммерческой газеты нельзя завершить цивилизацию одесского края». Значит, за Одессу он душой болел не меньше, чем за Францию. Так и одесситы на самом видном месте не поставили бы памятник абы кому — добро не забывают.
Одесса мигом откликнулась на призыв своего любимого губернатора (да, тогда были и любимые губернаторы) начать выпускать коммерческое издание, и по приказу Ланжерона, перенявшего власть в Одессе, 1 апреля 1820 года начала выходить газета «Messager de la Russie meridionale ou benille commerciol publiec Pautorisation de gourerumen». Чёрт возьми, красиво, хоть и непонятно. Но это понятно — редактором газеты был, как и Ланжерон, тоже француз, Ж. Б. Даваллон. Первые номера «Messager» выходили на французском языке. Очень хочется пошутить, что, исходя из языка, подписчиков у газеты было двое — Ланжерон и Даваллон. Но во имя исторической правды придётся открыть: подписчиков было значительно больше — пять. То были преподаватели французского языка из Ришельевского лицея, некоторые из которых французский язык всё же знали. А вот одесское купечество, которому как раз и адресовалось то коммерческое издание, скорее предпочитало французскую кухню и французские напитки, чем французскую газету. Пришлось издавать газету на двух языках. Так она стала «Вестником Южной России».
Сменилось не только название газеты, но и, как сказали бы сегодня, поменялся менеджер по подписке. Им стал сам господин одесский полицмейстер. Число подписчиков сразу резко возросло. Говорят, рекламную кампанию полицмейстер провёл очень тактично и тонко: он не называл сумму, которая грозит тому, кто подпишется, а сообщал срок, который грозит тому, кто не подпишется. Ох, и повалил народ на такое горячее предложение!
Интересный статус был у первой одесской газеты: в ней не разрешалось печатать политические новости, кроме тех, что будут доставлены из столицы. Но в начале ХІХ века Интернет в режиме on-line работал крайне плохо, сдирать новости было негде, вот редактор Давалон однажды и тиснул свою статейку о конфликте между турками и греками. Тут же у него возник конфликт со столичной цензурой, какая грекам и туркам даже не снилась. В общем, газету прикрыли, а когда в ноябре 1823 года снова открыли, то, как сказали бы нынешние маркетологи, произошёл ре-брэндинг: у газеты появились и новое название «Журналь д’Одесса», и новый проверенный где надо редактор Карл Сейц (как это нам знакомо!).
Очаровательно смелое издание
Но думать, что у одесситов и до этого не чесались руки что-нибудь издавать, было бы смешно. И тут сразу на ум приходит Ришельевский лицей. Со дня основания его стали называть «лучшим украшением Одессы, сразу после жены губернатора». Директором лицея стал прибывший из Франции аббат-иезуит отец Николь. Он находился в постоянных размышлениях о том, что важнее для нравственного очищения молодёжи: чистые воротнички или чистые ногти, поэтому не обратил внимание на то, что строительные подрядчики экономят на камне. Так что стены лицея получились настолько тонкими, что сквозь них в лицей стала легко проникать зараза свободомыслия. Результат не заставил себя ждать — здесь появился рукописный журнал лицеистов «Ареопаг». Уже в первом номере его редакция выступила в защиту женщины, максимально обнажив (особенно в иллюстративном материале) эту проблему, и продолжала обнажать женский вопрос с каждым номером всё больше. Журнал пошёл в народ, его пытались взять почитать на ночь даже самые почтенные отцы города.
Как-то раз зачитанный до дыр экземпляр журнала попал в руки заглянувшего в Одессу министра просвещения графа Несельроде. Не найдя в журнале нескольких очаровательно смелых страниц, вырванных бдительной рукой аббата, член правительства рассвирепел, и немедленно был издан указ об изгнании иезуитов из России. Аббату Николю пришлось вспомнить опыт Наполеона, как делать ноги из России с любовью. Лицо лицея сразу изменилось — в нём появились русские педагоги и исчезли чистые воротнички. Но самое трагичное: издание «Ареопага» прекратилось.
Признанные издания
Именно с этого момента число желающих издавать в Одессе газеты начало расти с той же скоростью, с какой росла сама Одесса. И поскольку с желающими уже поделать было ничего нельзя, то надо было хоть что-то делать с самими газетами. Сначала их распространяли по подписке. Потом пришлось открывать в Одессе разные клубы, где можно было бы культурно подремать, прикрывшись газетой. Вскоре реализацией прессы занялись мальчишки-разносчики. Валентин Катаев в своей повести «Хуторок в степи» очень живописно рисует, как в специальном пункте на железнодорожном вокзале некий Иван Антонович, ежесекундно прикладывая к носу золотое пенсне, чтобы свериться с накладной, выдавал газетчикам стопки газет. И те пулей летели на улицы, потому что Одесса уже ждала новости.
Но вскоре наступила эра газетных киосков. На старой фотографии, на которой запечатлён дом Вагнера (Дерибасовская /угол Екатерининской), на первом плане виден газетный киоск. Владела тем киоском некая мадам Свистунова, которую называли «газетной королевой», ибо она контролировала сеть подобных киосков по всей Одессе.
О, эта мадам Свистунова была не только практичной, но и осторожной дамой, что сказалось на конструкции её киосков. Все они были удивительно похожи на резные красавцы-шкафы морёного дуба. Имея ревнивого мужа, в случае тревоги, мадам прятала в точно такой же имеющийся в её доме шкаф очередного заглянувшего к ней реализатора, причём, не столько реализатора газет, сколько её пикантных запросов, и вывозила очередной шкаф из квартиры как очередную торговую точку. В Одессе такая газетная практика мадам Свистуновой приветствовалась. Во-первых, улицы делались красивее, а во-вторых, одесситы, прежде всего те, кто прошёл через её киоски (а это полгорода), становились начитаннее. Они пользовались уважением в обществе, ибо подумайте, в компании каких изданий им довелось побывать!
Раз уж мы об этом заговорили, перечислим некоторые названия. В киосках можно было встретить рядом «Голос Одессы», «Одесское слово», «Одесские новости», «Одесская почта», «Одесский листок». А из-за их спин выглядывали экзотические «Вестник винокурения», «Вестник общества для надзора за паровыми котлами» и заодно — «Еврейский медицинский голос».
Что было удобно — расшифровка названий почти никогда не требовалась. Если на юмористическом издании значилось «Крокодил», то никто не сомневался, что речь там идёт не о каком-то нильском крокодиле, а о конкретном крокодиле, который подписчику издания подавал по утрам кофе в халате и папильотках и звался тёщей. А захватывающий двухнедельник «Декольте» (в кавычках) не оставлял равнодушными одесских мужчин — в декольте (без кавычек) всегда тянуло заглянуть, и ждать следующий номер томительных две недели было всегда так мучительно.
Ну что ж, одесситы как люди мыслящие всегда считали, что «пресса» и «Одесса» не только рифмуются, но созданы друг для друга. Но как люди, мыслящие ещё и критически, чувствовали, что «там, где газеты не свободны печатать всякую чушь, всякую чушь свободны делать люди власти». Ну, так в этом-то и кроется главный секрет масс-медиа — не всё зависит от медиа, кое-что зависит и от масс. Запомним это.
