Летом 1824 года бесстрастная рука служителя одесской канцелярии отсчитала в смуглую руку служителя муз Александра Пушкина «на прогоны по числу вёрст 1621 на трёх лошадей и поэта 389 рублей и 4 копейки» — и адью! А нас убедили (особенно 4 копейки), что с этим отъездом всё абсолютно ясно.
А что, приехал в Одессу вольнолюбивый, то есть чуточку заносчивый, поэт, поцапался со скандальным генерал-губернатором (губернаторы — они все такие), потом в довершение стал наставлять графу рога с его супругой — нежнейшей, добропорядочной Елизаветой Ксаверьевной. Как тут не разобидеться мужу! Вот и пришлось виновнику спешно покидать Одессу.
И тут вспомнилось, что у виновника 6 июня день рождения, и подумалось, почему бы не разобраться, так ли всё было, как пишут ещё с советских времён, раскройщики чужих биографий. Но предупреждаем: приготовьтесь, вас ждёт жуткая любовная драма.
Ах, всё та же драма со времён Адама
С давних времён драмы отнесены к театральному жанру, а ему предписаны жёсткие каноны. Не отступим от них и мы — разыграем маленький спектакль. Без него многого не понять. По правде, это даже не драма, а, скорее, трагедия, хотя смахивает на комедию. Итак, начнём, пожалуй! — как говаривали тогда на театре. Начнём издалека.
АКТ ПЕРВЫЙ. Они встретились в имении её матери в Белой Церкви.
Он — звать Александр, 24 лет. Сын героя, сам герой. Одним словом, кузен Раевский.
Она — Элиза, дочь великого коронного гетмана Ксаверия Браницкого. ｫДика, печальна, молчаливаｻ. Весьма существенная деталь: ｫЕй рано нравились романы. Они ей заменяли всёｻ. Тут и появился ｫкузен Раевскийｻ. О, кузены, кузены! Родство — опасное соседство, — говорят французы. И они знают, что говорят.
Элизе он казался лучшим из её романов, она страстно влюбилась в кузена. Преодолевая гордость и девичий стыд, она… Нет-нет, моралисты, без паники — просто первая объяснилась ему в любви. И тут случилось непредвиденное. Её любовь не была отвергнута, но и не получила (сами догадайтесь какого) подтверждения. Александр Раевский сомневался в самом существовании любви. Больно уж он человек был умный, а ум у него был какой-то злой. В общем, он уехал. Конец первого акта.
АКТ ВТОРОЙ. Его начала наши герои ждали семь лет. О, семь лет в жизни девушки! В такой ситуации родители, коронные гетманы, не останавливаются ни перед чем. Крестьянские души в приданном начинают исчисляться десятками тысяч, а земля соперничать по площади со средними европейскими государствами. По одесским меркам — нормальная невеста.
И тут на сцену выходит, как принято в комедии, генерал. Да-да, граф Михаил Семёнович Воронцов, сорока лет от роду, в полном расцвете сил, хотя рассвет ближе к закату. Есть у него адъютант, человек жёлчный, язвительный. Всех ругает, лишь об одной Елизавете Ксаверьевне Браницкой не говорит, негодник, — поёт. Негодника, пардон, адъютанта зовут, как нетрудно догадаться, Александр — Александр Раевский. Кузен переодевается в свата.
Ну что ж, то ли графу невеста глянулась, то ли десятины, но свадьбу сыграли в Париже с роскошью несравненной и скоростью небывалой. Тут бы и пьесе конец. Да впереди ещё целый третий акт.
ТРЕТИЙ АКТ. А действие его разворачивается в Одессе. Воронцов приезжает сюда генерал-губернатором новороссийским. Всё у него слава богу. Граф пользуется репутацией просвещенного администратора, и в самом деле приносит много пользы краю. Графиня чертовски приятна. С польским легкомыслием уже вскружила головы мужчинам, но с русской прямотой заслужила фи от одесских дам.
У каждого из супругов свои маленькие радости. У неё — салон. У него — Ольга Нарышкина (урождённая Потоцкая), дама в возрасте, когда терять уже нечего, а получать ещё приятно. Сам граф не придаёт большого значения своей измене. Нет, понимает, конечно, что виноват, но не допускает мысли, что Элиза может отплатить ему тем же. Но у графини свой специфический взгляд на оплату долгов.
А тут, как на грех, в Одессе появляется… Угадайте, кто? Ну, конечно же, кузен Раевский! Его первая после разлуки встреча с графиней повергает его в ужас. Ужель та самая Элиза?! В ней появилось что-то новое! Может быть, улыбка, которая так и зовёт к поцелуям — значит, самое время это проверить. Но Элиза стала совершенно равнодушна к своему кузену. Зато у неё новый интерес — стихи Пушкина.
Ай, да Пушкин, ай, да с. с.!
И тогда Раевского озаряет: а что если на мужа, т.е. Воронцова, примерить мундир другого генерала, т.е. Отелло? Значит, себе придётся взять костюм Яго. Для этого драму придётся продолжить, может быть, даже превратив в трагедию. Главное, убедить Воронцова, что нынешние Дездемоны теряют не платки, а нечто более огорчительное для мужей.
Но просчитался кузен Раевский. Графские частные детективы не зря проедали деньги — всё разложили по полочкам:
— Пушкин с женским полом неумерен, но неразборчив. Потому на любовь щедр, даже лют. Чистый Дон Жуан! Ему что графиня, что горничная разницы нет — важен процесс. Касательно же до жены Вашего Сиятельства, то Елизавете Ксаверьевне просто лестно иметь у ног своих первого поэта России. А Раевский, вот кто нацелился на её редуты, и те могут, ох, могут пасть.
Что сие значит, Воронцов понимал — сам не раз брал редуты, всё же герой Бородина. Потому Раевского из Одессы срочно удалил. Но, разрубив один узел, сильно запутался в другом. Раевский-то отбыл, но граф-то остался в щекотливом положении, вернее, между двух огней: между женой своей и женой чужой — Ольгой Нарышкиной. Выход был один: порвать либо с приличиями, либо с любовницей. Граф был мужествен — он порвал с обоими.
Воспитанный в Англии Воронцов по примеру английских домов завёл в Одессе правило: если у хозяина долго держалось дурное настроение, то в доме меняли повара. В те дни в доме у Воронцовых сменилось три повара.
Что ж, наша драма подходит к концу. Но по законам российских театров после драмы на театре непременно давали водевиль. Не отступим от канонов и мы.
Итак, кузен Раевский — отбыл. Графиня — грустна. Граф — доволен. Очередной повар — безупречен. Пищеварение и мир — восстановлены. Но!!! Нарышкина, будучи женщиной светской, с приличиями тоже не считалась, особенно, когда её бросали. А потому готовила графу сюрприз.
В те дни в Одессе в Городском театре блистали итальянцы. Давали Россини. Граф приехал в свою ложу со своей женой. Нарышкину не пригласили, а поэтому театр скучал, граф зевал, оркестр томился в своей яме. И вдруг!..
Вдруг граф обомлел, онемел, оторопел и одеревенел одновременно. Все лорнеты вмиг устремились в одну точку, а оркестр от неожиданности даже перестал настраивать инструменты. В ложе, напротив графской, появилась Нарышкина. Но, вы уже догадались — не одна. С кем? Конечно, с Пушкиным! Ай, да Пушкин, ай, да сукин сын! (простите, цитата!).
А через несколько дней граф получил от своих осведомителей донесение: Господин Пушкин в политических разговорах сдержан. Но не сдержан с женой отставного генерал-майора Нарышкина. Вот и документик! Вот и повод-с!
Слухи, разлетевшиеся, как мухи
Теперь Воронцов мог действовать. Оскорблять генерал-майоров, даже отставных, в отечестве нашем — нельзя! (Ишь, как повернул!). Пушкину не место в Одессе.
Водевиль кончился. Никто больше уже ничего не играл. В Петербург полетели курьеры, курьеры, десять тысяч одних курьеров. Клевета на человека сосланного есть высшая степень подлости. Воронцов это знал. Будучи выучеником английских дипломатов, от них усвоил он основы коварного искусства Макиавелли. Поэтому, хоть и разобиженный, он не клеветал. В своих депешах в столицу Пушкина он… хвалил. Журил и снова хвалил. Он сомневался в пользе его пребывания на юге, он радел о его нравственности. Имение родителей в Михайловском — вот где можно было бы укрепить облико морале поэта.
Петербург тонко просеивал слухи и гадал, что же произошло там на юге. Политических причин для удаления Пушкина из Одессы нет. Значит, есть причины личные, которые графу желательно скрыть. Значит, резюмировали (для того французские романы и почитывали) — это связано с женой, за что наместника осуждать никак нельзяｻ. Логическая цепочка выстроилась. Так распространился слух, что у Пушкина роман с Воронцовой.
Так ли, иначе ли, но мы по сей день не знаем подлинной причины высылки Пушкина из нашего города. Интриганы поработали на славу.
Вот вам ещё одна версия. Их много этих догадок, почему Пушкину летним днём 1824 г. пришлось покинуть Одессу. Сам он истинных причин того спешного своего отъезда до конца своих дней так и не объяснил. Или не знал? Увы, точно не знаем этого и мы. Вот поэтому рождаются и будут рождаться догадки, предположения, слухи и версии, версии, версии. Недаром поэзия с давних времён звалась версификаторством.
