Яркая, сияющая, открытая, эмпатичная, надежная – так характеризуют 35-летнюю Алену все, кто с нею знаком. Она помогает нашим переселенцам адаптироваться и интегрироваться в Бухаресте и пишет проект по реабилитации тех, кто остался в Украине. Уверенная в себе женщина, которая реализует свою «мирную» идею в воюющей стране, может «заткнуть за пояс» большинство киевских таксистов, но не готова добраться до милого сердцу Чернигова.
«Возможно, я бы не приехала сюда»
Алена родом из Чернигова, но последние 17 лет проживала с мужем в Киеве. Семья имела свой бизнес: занимались кейтерингом: выездные мероприятия, небольшая столовая, обслуживали и свадьбы, и дни рождения, конференции и всё, что связано с едой на вынос.
— Возможно, если бы у меня не было ребёнка, я и не приехала б сюда. Но я выбрала спасать своего 6-летнего сына. В Бухарест мы забрали ещё одного мальчишку — знакомого приятелей наших знакомых. Он приехал в Черкассы на день рождения к дедушке с Майами. И мне позвонили, с просьбой вывезти Мирона. Его отец снял нам на первую неделю большущую квартиру, где поселились две мамы с детками, я с сыном и этот 18-летний американец. И пока ему покупали билеты, я о нём заботилась. Так здесь и осели. Я подумала, что это значительно ближе к дому, чем Германия или Бельгия, проще в Украину добираться — всё-таки какая-то была надежда, что будем видеться. Хотелось быть поближе к родителям, к мужу. А, может, скоро война закончится, ближе будет возвращаться домой.
Из-за чувства вины я долгое время не выкладывала в соцсетях фотографии и не рассказывала, как у нас здесь жизнь проходит. Был какой-то псевдостыд: муж там в армии, друзья многие тоже воюют, подруги и знакомые в подвалах с детьми сидят… а мы здесь гуляем в парке, ездим, страну изучаем. А потом, когда начала проходить психотерапию, осознала, что у них тоже был выбор уехать. Это их выбор – оставаться там с детьми. Мужья — понятное дело, они мужчины, пошли защищать родину. Но у каждого свой выбор, и он правильный, и не подразумевает осуждения. О’кей, хотят — пусть осуждают, но я не буду стесняться жить.
Как-то после этого «открытия» я перестала стесняться говорить на камеру, Stories выкладывать, развивать в Инстаграме свою страничку и страничку фонда Hope for Ukraine. Моя мечта — сделать фонд по-настоящему международным, чтоб с одним названием он работал и в Румынии, и на территории Украины. Поэтому есть стремление, чтобы мой проект увидели те организации, с которыми я сотрудничала и сотрудничаю. Они видят, как я работаю, как я душу отдаю, и я почему-то верю, что они поймут: если дадут денег, это будет действительно результативная, честная и прозрачная деятельность. У меня там очень много прописано вариантов, чем может заниматься фонд. Но, в основном, мне очень хочется помогать семьям, которые потеряли одного кормильца, и бойцам с ампутациями, которым тоже нужно начинать жить с нуля. Я прописываю и спортивное направление, и психологическое, и вариант переобучения для их дальнейшей трудовой занятости. Я верю, что все получится. Посмотрим.
Алена утверждает, что войну предчувствовала — за 3-4 недели всем предлагала собирать тревожные чемоданы, ехать во Львов: «что-то будет». Подготовила небольшой чемоданчик с термобельем, спортивными костюмами по рюкзакам себе и ребёнку, документы и какие-то небольшие сбережения. Близкие крутили у виска. Единственное — муж согласился с просьбой держать машину всегда заправленой.
— И 24 февраля мы собрались буквально за полчаса, ребёнка спящего спустили в машину и поехали на Черновцы — туда, где не было обстрелов, но было реально выехать. Там у нас друзья, которые обещали приютить. Ехали мы сутки практически, потому что была паника, бензина не было, и нам очень пригодилось, что мы были с полным баком, и всего лишь раз пришлось заправляться в дороге. У друзей мы прожили три дня, и за это время к ним поселились 27 человек отовсюду. И нашим парням стало неудобно сидеть нахлебниками, они мужчины, сильные, здоровые, и они отправили нас с детками за границу, а сами пошли добровольцами.
Мы выезжали одной машиной на три семьи. В ней еще была газовая установка и запасное колесо, так что у нас был лимит по вещам – по одной сумке на человека. И у меня была сумка детских игрушек и книжек, потому что я решила, что у моего малыша, где б мы ни оказались, должен остаться свой привычный мир. Я проходила таможню пешком, сын и наш багаж ехали. И тут тоже нам повезло, потому что черновицкие друзья сопроводили нас на пропускной пункт, о котором мало кто знал.
Очередь через ту таможню заняла всего-то 3-4 часа, когда большинство украинцев стояли под открытым небом сутками. «Повезло» этой компании мам с малышами еще и в том, что в Молдове их «подобрал» тамошний друг семьи Лазаревых.
— И наш самый большой шок после 24 февраля был от того, сколько волонтеров встречали украинцев – кормили, одевали, давали одеяла и пледы.
Я понятия не имела, куда мы едем. И в этот же день узнала, что Чернигов оккупировали, а в нем остались бабушка, папа, мама и сестра. Они, как и многие, думали, что это всё за 2-3 дня закончится, и ошиблись. Дальше мы с ними созванивались раз в несколько дней, потому что связь была не всегда. И, слава Богу, они не были в плену, как очень многие мои знакомые, которые пытались выехать из Чернигова и застряли в ближайших сёлах.
Было страшно. Бабушка старенькая, папа с онкологией – три месяца назад его не стало. Сестра моя жила со своим парнем на выезде из Чернигова и в телефон постоянно плакала, когда рассказывала, как над головой летали самолёты и как она хочет родить ещё ребёнка и пожить. И это было ужасно.
Первые три дня я рыдала, не переставая. Мужья записались в ТрО, а еще через три дня оказались уже в ЗСУ, родственники в оккупации, мы в чужой стране. А потом папа меня отрезвил: «Алёна, ты спасалась не для того, чтобы плакать, тебе нужно что-то делать». И меня перещелкнуло, что надо искать работу и жильё.
«Тебе нужно что-то делать»
Жилье нашли через Фейсбук. Трех женщин и четверых мальчиков бесплатно поселили в трёхкомнатную квартиру на зажиточной окраине Бухареста. Хозяин со своими друзьями навез украинкам вещей, продуктов, собрали тысячу евро на первое время. А наши женщины еще немного поволонтерили, дособрали денег, и купили своим мужчинам обмундирование, потому что «ничего там не выдавали толкового».
И одновременно с этим румынская художница – замечательная, чудесная — отдала Алене ключи со словами: «Ты мне очень нравишься. Ты добрая, я чувствую. Помогай своим знакомым, если кому-то негде будет жить».
— И до сих пор в той квартире живёт подруга, которую я перетащила из Польши. Она с детьми убегала четырьмя днями позже на эвакуационном поезде. А наши мужья вдвоём пошли в армию в один день, и я ей позвонила и предложила – давай, они будут вместе там, а мы тут.
Практически сразу я договорилась об учебе детей в частной школе, где обучение стоило 1800 евро/мес. за ребенка. Это уму непостижимо — даже в самые хорошие наши времена столько платить не было возможности. Но нам разрешили за 100 евро в месяц посещать эту школу.
И в тот же период хозяин квартиры спросил, какая ещё нужна помощь. Я попросила помочь с трудоустройством, и первая моя работа – благодаря хорошему английскому и предыдущему опыту — ивент-менеджер в кейтеринговой компании. Я продержалась там четыре месяца. Потом не с кем было ребёнка оставлять, потому что школа на почти бесплатной основе закончилась. Плюс сорвала там спину, потому что приходилось не только исполнять свои обязанности, но и таскать столы-стулья. Зарплата была хорошая, но я решила, что мне пока рано начинать все деньги тратить на лекарства.
Тем временем уже действовала программа 50/20, и мы с сыном переехали в очень маленькую, скромную квартирку в центре. Школу тоже пришлось сменить. Во-первых, потому что закончился грант. А во-вторых, обучение там велось на английском и румынском языках, а дома он до войны только начал учить испанский. В результате к концу года техника чтения у него скатилась до семи слов в минуту. Я обалдела и решила, что всё-таки год нужно посвятить обучению на украинском, чтобы у него в голове отложился хотя бы один язык. А румынский и английский учить потихоньку факультативно. Поэтому он стал ходить в хаб для работающих мам в ассоциацию ANAIS от UNICEF. Они в бизнес-центре арендовали огромный этаж, где у детей даже был мини-кинотеатр, и с утра до вечера с ними занимались на родном языке, играли, гуляли, развивали их. Это была колоссальная поддержка целый год.
Сегодня Ванечка ходит в румынскую школу, но пока как слушатель. А Алена удивляется: казалось бы, в Бухаресте 9-летний мальчик уже успел сменить три школы, дома до войны проучился всего лишь полгода, а тоскует по украинской школе до сих пор.
— Говорит, не хочу учить румынский язык, хочу в Украину, вернуться к своим одноклассникам. Поэтому с языком ему тяжело, но очень хорошо с математикой, шахматами и программированием.
С 11.00 до 14.00 он ходит в румынскую школу, уже самостоятельно, потому что мне нужно работать, и школа рядом. Я показала ему, как закрывать дверь, как сделать себе завтрак, дойти до школы и обязательно отзвониться мне.
А с 15.00 до 18.00 у него занятия в украинском хабе. Потому что румынская школа – это одно, а украинская не менее важна, дабы не забывать родной язык, развиваться, быть среди своих. Там логистика сложнее, его или старшая дочь моей подруги забирает и везет вместе со своим братиком, или у меня получается подскочить на машине, или кто-то из мам подхватывает. Украинское комьюнити просто шикарное здесь, люди всегда готовы помочь. Нет нерешаемых ситуаций.
Машину Алене из Киева пригнал все тот же молдовский друг семьи. Когда муж оказался в армии и не понимал, в каком регионе он будет, куда переместится фронт, он попросил доставить автомобиль в Бухарест. И тут начинается история про вождение с легким гендерно-курьезным уклоном.
— У меня права были, а опыта вождения – не особо. Папа с мужем всегда дразнили меня, что я блондинка за рулём, что мне нужно либо с водителем ездить, либо на такси, либо пассажиром. Все это основывалось на паре неудачных опытов в первые разы за рулем. И эти шутки бесконечно лились в уши друзьям, и все всегда напоминали – ты красивая и просто блондинка, а руль — не твоё.
В Бухаресте наша машина неделю стояла «на приколе». Я подходила, её заводила, глушила и ехала по делам на автобусе. Но понимала, что без машины в этом огромном мегаполисе никак не справлюсь – тут всё разбросано. Нашла инструктора-одессита, два раза с ним позанималась, решила, что мне не по карману, и стала потихоньку выезжать. Конечно, колени дрожали, поначалу включала образ этой самой блондинки, просила дядечек меня запарковать-перепарковать, но своего результата добилась. Научилась парковаться, как богиня, орумынилась за рулем, потому что поведение на дорогах здесь не такое вежливое, как у нас в Киеве: жестче подрезают, сигналят, перестраиваются. И позже, когда я дважды приезжала в Киев, я прямо уже кайфовала после Бухареста.
Я обожаю машину, чувствую ее, могу уже под капот долить, что нужно, если неполадка какая-то, знаю, где подшатнуть, чтобы заработало. Теперь хочу научиться всё-таки менять колёса, потому что папа всегда говорил, что женщина должна уметь всё, должна рассчитывать только на себя. Если есть мужчина рядом — супер, но, если ты на дороге встала в поле, то поменять колесо самостоятельно и быстрей, и безопасней.
Сестра моя младшая умеет это делать, потому что папа перед тем, как дал ей старенькую Renault, чтобы она моталась по городу, учил ее на механике на очень древнем микроавтобусе. А мне от него досталось лишь звание красивой блондинки.
«Связующее звено»
Оставив кейтеринг и прежнюю квартиру, Алена с ребёнком попала на «спортивные развивашки» для украинцев, которые организовывали румынские психологи-реабилитологи. Все мужчины. И решила действовать.
— Я увидела, что очень много мам остаются в глубокой печали, в подвешенном состоянии, со своей болью — не знают, как себя найти, чем заняться. Я познакомилась с организаторами и предложила им найти связующее звено — женщину, которая тоже ощутила боль переезда и потери страны. Хоть и временно, и по своему решению, но вынужденно. И они предложили эту работу мне. Так с августа 22-го началась наша дружба с компанией Olimpic Snagov, которой CARE France și FONPC выделили деньги на интеграцию украинских детей и женщин через спорт и психологию. Мы полтора года занимались с детьми футболом, волейболом, боксом, возили на разнообразные экскурсии полного дня. Для женщин мы организовали «Мамский клуб», где была разносторонняя психологическая поддержка, English Speaking Club, различные йоги, стрейчинги, мини-походы, творческие активности. Иногда спонсоры оплачивали нашим бенефициарам даже бассейн. В нашем клубе состояли сотни женщин, которым мы помогли.
Сейчас финансирование этого проекта закончилось, но мы продолжаем дружить с Olimpic Snagov, если ребята находят где-то по своим каналам какую-то помощь, я прихожу и помогаю ее собрать, мы ищем и надеемся на какие-то общие направления в будущем, потому что тот период получился таким очень теплым и полезным взаимообогащением.
Благодаря работе в Olimpic Snagov, в Бухаресте Алену знают во многих неправительственных организациях. Она участвовала во многих форумах, много выступала, говорила, что именно нужно Украине и украинцам, как было бы эффективнее оказывать помощь, анализировала результаты проведенной работы. Оценив все это, с нового года ассоциация Word Vision пригласила киевлянку работать с ними в очередном проекте по интеграции украинцев.
— Румыния уже наигралась с нами и поняла, что нас нужно интегрировать серьёзно, с помощью изучения языка, трудоустройства. Хватит стоять по гуманитаркам, надо уже работать и понять: да, ситуация такая, но жизнь идёт, и бессмысленно бесконечно плакаться. Когда мне говорят: «у меня маленький ребёнок, я не могу работать», я вижу просто нежелание работать. Потому что можно найти работу и делиться, например, с теми же бабушками-беженками, которые еще бодры, но работать целый день физически уже сложно. Они помогут с ребёнком — ты больше заработаешь. И им хорошо, и тебе, и ребёнок у тебя не пропускает уроки, всё идёт своим чередом.
Пока Румыния даёт бесплатные курсы и тренинги — ходите и занимаетесь. Даже если мы вернёмся в Украину прямо завтра, мы вернёмся с багажом знаний. Это же не тяжело, не чемодан за собой таскать! Но мы вернёмся и сможем помогать нашим соотечественникам отстраивать свою родную страну.
За это время в Украине моя визави открыла благотворительный фонд Hope for Ukraine, нашла там специалистов, заканчивает оформление проекта и надеется найти меценатов под свою идею.
— Украинцы там сейчас гораздо больше требуют заботы и помощи, нежели мы здесь. У нас было уже два года, чтобы адаптироваться, найти для себя что-то ресурсное, и у нас тут не стреляют. А дома людям действительно нужна поддержка. У меня есть видение, профессионалы, осталось только найти достойного партнера, который бы поддержал мою идею.
Зеркальный ответ
Полтора года назад, в рамках терапии и интеграции, Алена, как обычная переселенка, пришла на занятие по импровизации. Сейчас это переросло в весомую часть ее жизни и обязательные трехчасовые репетиции два раза в неделю.
— В свое время я хотела поступать на актерский в Карпенко-Карого, но папа считал, что это несерьёзно, поэтому я изучала филологию и получила диплом переводчика. Отец с детства говорил, что языки – это поле широких возможностей. Оказалось, был прав. Но сегодня сбылась и моя робкая детская мечта. Мы уже ездим со своими шуточными концертами по всей Румынии, нас поддерживает ассоциация IOM, у нас замечательная команда «ИмпроДзыга». Представляете, нас учит румынский актер на английском языке, чтоб на украинском мы выступали для украинцев!
Я не знаю, либо у меня ангел-хранитель какой-то, либо я всё-таки какую-то сверхсилу здесь приобрела, но на моём жизненном пути попадалось очень мало плохих людей. В Бухаресте так сложилось, что и с жильем помогли, и с первой работой – смогла заработать. И вторая работа была просто чудесная, и сейчас. И подработка моя постоянная с ассоциацией ANAIS — я обожаю проводить мероприятия на их территории. Конечно, английский очень помогает. Если бы не он, я бы не смогла работать в этих всех гуманитарных организациях. Я загрузила себя интересными проектами, восторгалась, когда видела результаты помощи, и даже стала думать, что, может, моя миссия — это помогать людям?
Однако никакая бухарестская занятость не может отвлечь мысли от Украины. Там осталась небольшая квартира, очень уютная, не лакшери сегмента, но с душой. Цветет всеми травами любимая дача, которую выбрали и купили с мужем, и всё обустроили своими руками.
— Мне всего этого очень не хватает. Мне бы очень хотелось, чтобы было всё, как раньше. Я никогда не планировала переезжать за границу. Но как раньше уже не будет. У меня умер отец, и я, к сожалению, пока не могу приехать в Чернигов, потому что для меня это будет большим стрессом, когда я буду понимать, что он меня там не встретит.
Мама с сестрой сейчас там достраивают маленький домик папиной мечты. Он очень хотел жить в доме, увлеченно начал строительство, которое, в принципе, помогло ему протянуть ещё какое-то время. Чернигов — это пограничный город с Беларусью и Россией. Но мои девочки сейчас доводят эту его идею до финала, вопреки тому, что завтра может быть всякое. Мы мечтаем, что после окончания строительства, они обязательно приедут сюда в гости. Но домой я пока возвращаюсь лишь наездами. И так будет до тех пор, пока я не пойму, что там полностью безопасно.
Старший сын мужа, которому 22 года, ранен, сейчас на реабилитации. У него лёгкое ранение, но в столь юном возрасте он уже видел своими глазами гибель побратимов, хоронил друзей. Смерть детей, молодого поколения — это самое больное, это геноцид. После Перемоги не только раненным, всем выжившим, всем украинцам нужна будет психологическая реабилитация. Но я верю, что мы потихонечку восстановим наши опоры и нашу прекрасную страну. Я верю, что мы победим, и конечно хочу, чтобы восстановилась территориальная целостность Украины. И хотелось бы, чтобы украинцы действительно сумели отстроить государство для людей. Сколько мы натерпелись за эту войну, сколько положили жизней.
Что бы в жизни ни случилось, если мы живы, а еще и здоровы, нужно жить дальше, идти вперёд, не оглядываясь. Нет ничего невозможного, нужно собраться с мыслями, найти свои слабые стороны, проработать их, укрепить скилы, поверить, и обязательно всё получится. Для меня вера невозможна без действий. Если я что-то делаю и не верю в это, оно не особо и получается. А если я всё же верю и делаю, то это обязательно выходит замечательно.
Натали ШЕСТАКОВА
Фото из архива Алены Лазаревой
Материал создан при участии CFI, Agence française de developpement medias, как часть Hub Bucharest Project при поддержке Министерства иностранных дел Франции.
