Новый, 1854-й, год светское общество Южной Пальмиры, как в старые,добрые времена, встретило маскарадным балом в Биржевой зале, обыватели простых званий – в кругу домочадцев у семейного очага, но все весело и со светлыми надеждами на будущее.
В новогоднюю ночь вновь ударил мороз, завьюжило, и хоть на городских улицах и не успел установиться по-зимнему крепкий санный путь, облегчились сообщения с портом, да и езда в окрестностях Одессы видимо улучшилась. Поэтому те дворянские семейства, кои еще не утратили в городе уз близости со своими провинциальными родичами, ждали к праздничному веселью гостей из помещичьих имений.
Ведь упоительный сезон балов был короток, от Рождества до воскресенья на Масляной, а далее наступал Великий Пост, со всеми его аскетическими строгостями.
Одесские гавани оставались по-прежнему открытыми всем флагам, кроме турецкого, – с Османской империей в уходящем году началась война. Рейд был оживлен прибытием множества купеческих судов из-за границы, чему не мешали даже зимние штормы. В порту продолжалась погрузка зерна «на отпуск».
Новогодний бал в Биржевой зале
Традиционный Новогодний бал в Биржевой зале и на сей раз оказался шумным, многолюдным и представительным, отличался особой роскошью и блеском. Из начальствующих особ, кроме командующего войсками Одесского гарнизона барона Остен-Сакена, на бал пожаловали градоначальник Казначеев, полицмейстер Аркудинский, бургомистр Милованов, городской голова Кортацци, директор Ришельевского лицея Мурзакевич, предводитель уездного дворянства Дмитриев, а с ними и прочие военные и гражданские чины.
Были представлены именитые купцы и иностранные консулы. Один только управляющий Новороссийским краем генерал-майор Федоров по расстройству здоровья оказался в отсутствии.
К 9 вечера экипаж за экипажем, карета за каретой, нередко щеголяя четверками цугом, с голосистыми форейторами и лакеями с факелами на запятках, стали подкатывать к роскошно иллюминированному сальными плошками и масляными лампами колонному фасаду биржевого здания. То было удивительное, словно сошедшее с нарядной рождественской картинки, отпечатанной в литографии Францова и Нитче, праздничное зрелище.
Подобного богатства выездов Бульварная площадь давненько не видывала. По случаю праздника поражало великолепием внутреннее убранство биржевой залы, ярко освещённой превосходными стеариновыми свечами фабрики Питансье. Их свет отражался в зеркалах, дробился в вычурном хрустале, играл и переливался бликами в драгоценностях дам.
По обычаю бал был открыт мазуркой. Парадные мундиры господ штаб- и обер-офицеров при орденах заметно выигрывали в сравнении со строгими черными фраками особ гражданских. Но и мундиры, и фраки меркли средь изящных бальных платьев дам, иные из которых сокровенно лелеяли надежду сделаться, по примеру петербургского общества, «львицами» наступающего сезона, а потому были столь осыпаны бриллиантами, что ценность их, бывало, превышала стоимость доброго имения. Не было недостатка и в прекрасных женских лицах – одессанок отличала врожденная красота.
Бал в биржевой зале разыгрался на славу. Поскольку всегда был он маскарадным, то публика вырядилась в наряды пиратов, шейхов, капуцинов, а под гусарским мундиром нередко угадывались очаровательные дамские формы.
Забывая тревоги военного времени, общество, наряду с танцами, сразу оживилось разговорами, пересыпанными остротами на доброй дюжине языков. Выше всех похвал оказался итальянский оркестр городского театра под управлением капельмейстера сеньора Джервази.
В полночь по знаку распорядителя маскарад был прерван, на какую-то минуту воцарилась тишина, все обратились в слух. Когда над Одессой поплыли звоны колоколов, часы пробили полночь, возвестив о рождении нового, 1854 года. Вслед за этим, всем обществом было поднято немало тостов, помянули за здравицами дела и заветы и благодетеля края – князя Воронцова.
Даже когда часы пробили три часа поутру, у колонн залы, где дамы грациозно составили за столиками своими нарядами живые цветники, без устали сменялись блестящие кавалеры из круга местной «золотой молодежи». Со всем блеском французской галантности, первые щеголи Южной Пальмиры ангажировали записных красавиц на очередной тур танцев. Звучал смех, рассыпались отовсюду изощрённые комплименты, умащивая запах стеариновых свечей, плавал тонкий аромат изысканных духов.
При всей аристократичности бала, привлекшего всю коммерческо-великосветскую Одессу, на нем, как отзывался современник, не соблюдался излишне строгий этикет: “изношенный фрак журналиста или профессора лицея нисколько не чувствовал себя неловко наряду с фрачной парой только что вышедшей из под ножниц модного портного Вереля или Лантье”.
Новогодняя благотворительность
И на сей раз светское совпало с богоугодным. Приглашения на этот новогодний маскарад можно было приобрести за плату у первой гильдии купца, маститого одесского филантропа Вильяма Вагнера в его английском магазине. Сбор был, как всегда, велик и назначался в пользу сирот Александровского детского приюта.
Новогодняя благотворительность нашла себя и в том, что благодетели «сирых и убогих», в обычаях христианского милосердия часто желавшие оставаться без огласки имени, жертвовали также и на выкуп из заключения несостоятельных горемык, угодивших в околоток только по крайней бедности и семейной обремененности.
На Новый год, как сообщал «Одесский вестник», были освобождены из долговой ямы и вернулись к семьям Фекла Попова и Аксинья Бондарева, Иван Фестич и Яни Козьмидиани.
Не отстранился в первые новогодние дни от дел милосердных и Одесский театр. Афиши объявили, что артисты русской, итальянской и балетной трупп сыграют праздничные представления в пользу странноприимных (богадельня для престарелых бедняков) и других богоугодных заведений.
Одно из лучших времен морской торговли
С началом года удача не изменила Южной Пальмире, и в январе она продолжала переживать одно из лучших времен для своей морской торговли. И дабы отбросить прочь сомнения, достаточно было обронить с бульвара даже беглый взгляд на Одесскую бухту.
На 1 января в Карантинной гавани и на рейде стояло до четырех сотен(!) иностранных судов. Все они спешили грузиться хлебом. Даже после беспримерного вывоза 1853 года в пшенице недостатка в городских запасах не было. В хлебных магазинах Одессы еще с осени осело более 1 миллиона 200 тысяч четвертей отборного экспортного зерна, что на меры современные составляло около 400 000 тонн.
По обстоятельствам военного времени вовсе отстранились от конкуренции с Одессою порты Нижнего Дуная. Когда в кои годы Дунай не думал замерзать, а свободно катил свои воды в Черное море, житницы Браилова, Галаца и Измаила, сетовали бессарабские хлеботорговцы, были напрочь закрыты для международной торговли.
Спрос на зерно постоянно рос
Шла русско-турецкая война, и Дунай стал ее европейским театром боевых действий. В силу этих причин, цены на хлеб в Одессе держались высокие. Спрос на зерно, особенно на Лондонском рынке, возрастал с каждым днем. Да и многие страны континентальной Европы, по скудности своего урожая, принялись, подстегивая тем самым азарт одесских хлебных спекуляторов, отменять, вслед за Францией, ограничительные пошлины на ввоз пшеницы, кукурузы и даже овса из Степной Украины.
И вот теперь оказалось, что в 1853 году из портов Новороссии было отправлено за море уже 6,2 млн четвертей полновесного зерна. Остается только гадать, каких высот могла достигнуть одесская торговля, останься год 1854-й мирным. Ведь в светлые пасхальные дни апреля 1854 года тишину морских окрестностей Одессы разорвут оглушительные залпы канонады сотен дальнобойных бомбических пушек, нацеленных на Практическую гавань порта с борта кораблей под флагами первых морских держав тогдашнего мира.
На долю Южной Пальмиры выпадет жребий: первой в той далекой войне достойно выдержать морскую осаду со стороны сил целой англо-французской армады. Одессе предстояло пройти сквозь тернии военных невзгод, дабы, преодолев все ниспосланные судьбою испытания, вновь обрести себя городом мира и торговли…
Интересно также почитать: Новый год в Одессе 210 лет назад: о первой одесской елке и старейшем здании, где она была установлена (фото)
