Две новости — и обе плохие
Когда были заключены Женевские соглашения, и СССР обязался вывести свой контингент в девятимесячный срок, моджахеды заявили, что ни один советский солдат не пройдет через перевал Саланг — все будут уничтожены.
— В начале 1989 года была дана команда собраться личному составу в «ленинской комнате», — вспоминает Олег Чилакчи, служивший в составе 781-го Баграмского разведбатальона спецназначения, — Пришли офицеры, военные советники, представители органов госбезопасности. Мы не могли понять, почему так много офицеров. Слово взял наш старший лейтенант Майданюк: «Ребята, у меня две новости и обе хреновые. С какой начинать?» Мы посмеялись и попросили начать с самой плохой.
В руках он держал два списка — длинный и короткий. Начал читать короткий, с именами тех, кто остается в последнем отряде, вывод которого запланирован на февраль. Моя фамилия — Чилакчи — была последней в этом списке. Ребята же, которые попали в длинный список, 5 января будут лететь домой бортами. Учитывая угрозы моджахедов, командованием было принято решение большинство личного состава вывезти заранее самолетами, а по суше идти малыми силами.
И вот наступило 5 января, когда мы оставались, а ребята улетали. Я не могу этого передать. Все было пополам, даже глоток воды, даже сигарета до обжигания пальцев — это все делилось пополам. Такой у нас был закон. Было чувство, что мы уже не встретимся.
«Духи» наступали на пятки
— В назначенный день мы отправились механизированной колонной. На перевале Саланг попали под обстрел. Пошла лавина, которая засыпала вход в тоннель, через который шла дорога домой — мы оказались в ловушке, — рассказывает Олег. — Стоял тридцатиградусный мороз, мы машины не глушили — боялись, что потом не заведем. Впереди — заваленный тоннель, на пятки наступают «духи». К счастью, наши «вертушки» не оставили нас.
Было принято решение ползти через перевал по горному серпантину. Это означало все время находиться как на ладони. Моджахеды обстреляли последнюю машину в нашей колонне, она загорелась.
Когда прошли населенный пункт Пали-Хумри и повернули на Хайратон, что уже на границе с СССР, в так называемом Чертовом ущелье один из экипажей «вертушки», который нас охранял, был взорван. Вертолет врезался в скалу и сгорел на наших глазах вместе с экипажем.
Встречали родители и ребята из батальона
— Мы добрались до границы грязные, небритые, в копоти, — продолжает Олег. — Пришел дядя с генеральскими погонами, спросил: «Вы кто?» Услышав в ответ, что мы — баграмские разведчики, очень удивился, махнул рукой: «Ну, давайте выходите».
Родина нас не встречала. Встречали чьи-то родители, братья, сестры, жены. Все эти люди нас забрасывали цветами. Выходили и становились перед колонной чужие матери — вот они встречали. Родина — нет.
Было очень приятно, что наши ребята из Баграмского батальона, которые в январе полетели бортами, тоже встречали нас. Хотя им была дана команда не покидать часть, все нарушили этот приказ. Они пришли на мост и дежурили, ждали, когда мы вернемся.
Чемодан денег и два залога — за пленного
Тем, кто служил в Баграмском разведбатальоне, есть о чем вспомнить. Как говорят ребята, «крутились за троих». Олег Чилакчи рассказал лишь об одной операции по спасению товарища, попавшего в плен.
— Через информаторов узнали, где он находится, начали вести переговоры, — рассказывает Олег, — Нам назвали размер выкупа — два миллиона афгани, по тем ценам более ста тысяч рублей, и две сторожевые заставы на «Чарикарской зеленке», которые контролировали определенный периметр. Такими были требования.
В штабе мы получили чемодан с деньгами и пошли на задание. Все знали о рисках. Вертолеты были приведены в боевую готовность. И вот — глиняные дувалы.
Перед нашим БТРом выходит мальчик, палочкой проводит границу на дороге и жестом показывает: проедете — перережут горло.
Мы были под прицелом.
Нашего товарища держали в яме, закрытой сверху решеткой. Когда пленного выдали, он был в страшном состоянии — пацана трясло. Медику пришлось уколоть ему обезболивающее. Но на этом операция не завершилась. При возвращении нам вслед начали стрелять. А саперы ликвидировали две противотанковые мины — моджахеды успели заминировать отходной путь. Нам пришлось попросить помощи авиации, которая отбила преследователей.
В Афганистане я понял ценность жизни. И ценность дружбы. Когда ты тащишь на себе раненого товарища, потому что он твой. Когда глоток воды на двоих.
Из окопов — под хрустальную люстру
В феврале 1989 года для воинов-интернационалистов война не закончилась, она до сих пор продолжает жить в них самих.
— Война просто психологически меняет человека: ты уже смотришь на этот мир другими глазами, — говорит Олег. — Как-то мы с товарищем Ильей Греку получили путевки на лечение и попали в санаторий для партийной верхушки. Мы зашли — и обалдели: везде персидские ковры, в номерах мебель из красного дерева. В столовой официантки с тележками — и огромная хрустальная люстра под потолком. Говорю товарищу: «Вот мы на минах в Афгане подрывались, а они смотри, как здесь строились».
Глядя на все окружающее другими глазами, воины замыкались в себе.
— Появляется какая-то скованность внутри, комплексы, с которыми ты ничего не можешь поделать, — делится ощущениями Олег. — Кое-где и сейчас оно есть — спустя столько лет. Я очень хорошо понимаю ребят, которые сейчас возвращаются с войны.
Не секрет, что многие афганцы ушли в запой, многие убили себя наркотиками, кто-то оказался за решеткой. Из моей роты четыре человека попали в места заключения. Многих уже нет в живых.
— Знаю, что многие ветераны Афганистана с 2014-го взяли в руки оружие. Говорили: «Я пожил, пойду еще раз повоюю, но чтобы моего ребенка не трогали», — продолжает Олег. — Не желаю ни одной матери ждать сына с войны. Мы рожаем детей не для войны.
Послесловие
Напомним, что военное вторжение СССР в Афганистан в 1979-1989 годах осуществлялось под предлогом борьбы против повстанческих групп моджахедов. Тех, кто принимал военную присягу, отправляли в чужую страну выполнять «интернациональный долг» с оружием в руках, якобы защищая свою.
Сегодня сами участники тогдашней чужой войны, которым посчастливилось вернуться домой живыми, переосмысливают эти события совсем с по-другому.
Сейчас верхушка в РФ так же вещает об «обязанности» на этот раз сбросить «нацистский режим» в Украине. А исполнители, видимо, убеждают себя в том, что они «только выполняют приказы».
Но я убеждена: придет время, когда «исполнители приказов» поймут, что были лишь пешками в чужой игре. И увидят хрустальные люстры и тех, кто их отправлял проливать кровь в захватнической войне, — как увидел мой земляк Олег Чилакчи.
На днях я общалась с жительницей Рени Галиной Абрамовой, которая много лет работала в общественной организации ветеранов Афганистана в качестве бухгалтера. Она говорит, что с ветеранами Афганистана невозможно говорить о современной войне:
— Для них это очень болезненная тема. Я чувствую, что их раны, которые уже якобы зарубцевались, вновь открылись и кровоточат, — говорит Галина Абрамова.
Читайте также:
