В наше время переплетения национальных устремлений и глобальных тенденций все чаще можно слышать публично озвучиваемый вопрос: а целесообразно ли вообще ориентироваться на национальный фактор в налаживании внутриобщественных и международных отношений? Мол, на полном ходу глобализация, размежевание культур и мировоззрений проходит уже не по границам государств, а по линии «мегаполис – провинция» и т.д. и т.п. И в то же время на парламентских выборах в Европе вперед вырываются националистические партии, японцы, при всем технологическом прогрессе, свято чтут и развивают национальные традиции, а французы, в большинстве своем неплохо знающие английский, соглашаются на нем говорить лишь в самом крайнем случае. Да и в речах о «распределении вляния по мегаполисам взамен стран» наблюдается подозрительный акцент: по крайней мере в украинском информационном пространстве подобные мнения озвучиваются преимущественно с таким или иным участием московских СМИ. О чем вообще речь в данном случае и какое это имеет отношение к нашей независимости?
Два поэта, о которых редко вспоминают
Если сейчас выйти на улицу и поспрашивать у каждого встречного что-нибудь о Велимире Хлебникове, наверное, почти любой хоть что-нибудь да скажет. А вот если спросить о Станиславе Вишенском, хорошо если что-нибудь ответит хотя бы один из десятков спрошенных. В то же время с точки зрения чисто литературной это фигуры вполне сопоставимые. Разница между ними, во-первых, в том, что один принадлежит культуре русской, а другой – украинской, во-вторых же (и это, может быть, отчасти обусловлено первым обстоятельством), – в том, что второй жил и творил более чем на полвека позже первого. Речь сейчас не об аналогиях типа Курбас – Станиславский и не о таких исторических феноменах как расстрелянное украинское возрождение первой трети ХХ века. Речь о более близких к современной ситуации и ближайшим перспективам вещах.
Вишенский, как и Хлебников, был поэтом крайне самобытным, «самодеятельным». И даже «самоиздающимся» – это уже в условиях украинской национальной государственности. Начинал он раньше, вместе с другими «семидесятниками», представителями так называемой Киевской поэтической школы, но в отличие от большинства из них ни в политику, ни вообще в общественную жизнь не лез, а упрямо писал «в стол», как будто был уверен, знал (а может, и вправду знал – кто их, поэтов, разберет), что придет время публикаций – хоть и не проспонсированных государством или культфондами, но по крайней мере не запрещаемых и не преследуемых.
Главный аргумент, который не сработал
Так о чем речь? В начале 1990-х, на волне «распадосоюзного» энтузиазма, большинство «жителей Украины» поддержали идею независимости. Но какой был самый повторяемый аргумент в той ситуации? Говорилось по сути вот что. Украина – большая экономически развитая страна, обладающая богатыми природными ресурсами, научным, промышленным, сельскохозяйственным, человеческим потенциалом и т.д. и т.п. – и зачем же нам делиться с той же Москвой или еще с кем-то, если мы сами с усами… Заживем как в раю, то есть как на Западе. Чувствуете, в чем подвох?.. Да, и тогда были люди, которые видели, что не все так просто и что реальная независимость базируется на других человеческих мотивах, но главный публичный аргумент был именно такой – демонстративно прагматичный, основанный на идеалах бытового благополучия. Звучали, конечно, и другие аргументы, но уже как эмоциональное дополнение.
Так что не удивительно, что многие из «поддержавших тогда» сейчас в лучшем случае апатичны по отношению к украинской независимости, а на Майдане стояли и добровольцами в АТО четыре года назад в большинстве своем шли относительно молодые люди, которые «тогда» еще только учились ходить, разговаривать, думать, или это была совсем молодежь, которая «тогда» еще даже не родилась. И дело тут не только в «более боеспособном» возрасте… Многие же из тех, кто постарше и «поддерживал тогда», в 1991-м, ныне равнодушны либо озлоблены, потому что главный-то аргумент – не сработал. Плюс к тому же «поддержавшие тогда» – это в значительной степени представители «единого советского народа», люди, воспитанные на КВНе с его «армянскими» и «одесско-еврейскими» шутками, имевшими к реальному менталитету армян либо евреев такое же отношение, как ГДРовские фильмы про Виннету к реальной жизни североамериканских индейцев XIX века. То есть собственно национальная аргументация, понимание национальных истоков культуры и психологии личности в этом поколении была (и остается) преимущественно неясной, смазанной, размытой. Что не опровергается, а наоборот – лишь подтверждается периодически оглашаемыми патологическими инициативами типа одеть военных в шаровары или категорически исключить «Диму» и «Аню», а допускать только «Дмитрика» и «Ганнусю»: ведь когда четкого понимания основ национального бытия нет, привлекаются в актив вот такие высосанные из пальца формализмы. 
Подобное мышление метко высмеяно в анекдоте: якобы в некоем райцентре решили сэкономить на благоустроительных работах и не стали сносить памятник Ленину, а просто соскоблили истукану бородку, нарастили побольше усов, заменили надпись на постаменте – и теперь это Шевченко.
Матрицы, которые действуют незаметно
Так все-таки, о чем речь? В свое время советский культуролог, болгарин по происхождению, Георгий Гачев писал о национальных образах мира. Сам Гачев в какой-то мере (может быть, и вынужденно) лил воду на мельницу тогдашней официальной пропаганды, пафосно утверждая этническую многосоставность советской культуры (в то время как она была просто космополитической, безнациональной – и с легким московским акцентом), но главная его идея существенно помогает понять суть проблемы. Идея эта состоит в том, что каждый народ видит мир по-своему – сквозь призму присущих только ему, этому народу, основополагающих моделей, матриц мышления. Дело не в примитивных схемах типа «русские – коллективисты, а украинцы – индивидуалисты», «русские не отождествляют себя с госвластью, а украинцы традиционно лояльны к ней» и т.п. Опыт последних нескольких лет показал, насколько эти схемы условны, даже ущербны по сути: уж большее самоотождествление с властью, чем в нынешней РФ, и представить себе трудно; и разве не было проявлением коллективизма вспыхнувшее в 2014 году волонтерское движение в Украине. В каждом народе в те или иные исторические моменты проявляются те или иные качества. Дело в менее очевидных, более тонких, но одновременно более прочных вещах, таких как разница между «тоской зеленой» и «чорною тугою», между сюжетами, ритмикой, мелодикой песен «Светит месяц, светит ясный…» и «Ніч яка місячна, зоряна, ясная…», между мотивами и способами деятельности Степана Разина и Богдана Хмельницкого, Александра Керенского и Павла Скоропадского.
Вопросы, которых не избежать
Конечно, Вишенский и Хлебников – всего лишь примеры. Не поэтами созданы координаты национального мышления, но они зачастую отражаются в творчестве таких, как эти двое, поэтов – на вербальном, словесно определяемом уровне, в то время как обычно эти координаты бывают скрыты от людей, которые в них живут, чувствуют, мыслят, действуют. И в таком смысле симптоматично сравнение Хлебникова, у которого хотя бы имя на слуху, и Вишенского, которого едва ли брали в печать в уже независимой Украине.
Разумеется, сила государства определяется прежде всего налаженной экономикой, хорошей логистикой. Но его существование как формы национальной жизни мотивируется пониманием таких вопросов как «Почему?», «Зачем?», «Ради чего?».
Представьте себе, что вам предложили: вас будут кормить, одевать и обеспечивать всеми остальными базовыми благами существования, но взамен вы откажетесь от своих желаний, имени, представлений об окружающем мире, а будете жить в режиме, который вам организует податель благ. Вряд ли найдется хоть один вменяемый человек, который согласился бы.
Народ, нация – это тоже личность, только коллективная. И эта личность будет недовольна до тех пор, пока ее жизнь не станет протекать в рамках, соответствующих тем самым представлениям, которые не всегда всеми четко сознаваемы, но неумолимо действенны. Народы стремятся жить в своих национальных государствах, как семьи – в отдельных квартирах, прежде всего потому, что хотят реализовать свою жизнь согласно интуитивно чувствуемому плану, пусть даже и не всегда поддающемуся внятному объяснению самому же себе, не то что другим.
Так что независимость в условиях нынешней цивилизации – это не политический бонус, а естественный ход вещей. Ее отсутствие же – нарушение законов космоса. Другое дело, что процесс достижения независимости не оканчивается созданием государства, а только начинается с него. И в этом смысле еще многое предстоит сделать не одному поколению – уже не «жителей Украины», а украинцев.
Эпилог, которого могло бы и не быть
Станислав Вишенский умер в апреле этого года. Самый полный сборник его произведений был издан в 2007 году тиражом в 1000 экземпляров, в порядке зарплаты за преподавательскую работу.
