Ангел ада с Молдаванки

При жизни его называли «ангелом ада», ибо везде, где он появлялся, проливалась кровь и гибли люди. Его расположения и дружбы искали Луначарский и Есенин, Рерих и Маяковский, Троцкий и Дзержинский, Гумилев и Мариенгоф. Валентин Катаев в образе Наума Бесстрашного вывел его в своем рассказе «Уже написан Вертер». Он мечтал погибнуть на боевом посту за интересы революционного Востока, но погиб как настоящий чекист — от руки сослуживцев*. Накануне своей казни он спрашивал у следователей: «О том, что меня расстреляли, будет в «Известиях» или в «Правде»?».

Вот это карьера!

То, что в Одессе рождались и продолжают рождаться не только замечательные писатели, но и великие авантюристы, — исторический факт. Но только одесситы точно знают место, где это беспокойное племя появлялось на свет. Итак, одесская Молдаванка. Здесь, в многодетной еврейской семье мелкого приказчика, в 1898 году родился Симка — Янкель Гершев, который войдет в историю как Яков Блюмкин.

После успешного окончания первой одесской Талмуд-Торы Яша работал учеником электрика в Одесском русском драмтеатре. В это же время начались его революционные университеты. 8 августа 1904 года на собрании Одесского комитета Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) был арестован старший брат Якова. В ту же ночь жандармы пожаловали с обыском на квартиру Блюмкиных и обнаружили целый склад нелегальных изданий. После этого эпизода Яков решил идти другим путем, выбрав себе в друзья «короля» Молдаванки Мишу Япончика. Вместе они грабили магазины Одессы, а заодно «трясли» местных толстосумов «на нужды революции».

Сразу же после октябрьских событий Блюмкин оказался в эпицентре событий, происходивших в Одессе, а в июне 1918 года судьба забросила его в Москву. ЦК партии левых эсеров рекомендовал его на работу в ВЧК, где 20-летний юноша мгновенно получил престижное назначение на должность заведующего секретным отделением по борьбе с контрреволюцией.

Блюмкин переигрывает Ильича

Убийство в июле 1918 года германского посла графа Мирбаха (деяние, из-за которого Блюмкин и вошел в историю) описано во всех учебниках. Поэтому остановимся только на том, что до сих пор было малоизвестно.

Накануне покушения на дипломата 20-летний Блюмкин, предложивший себя партии левых эсеров в качестве исполнителя, написал письмо неизвестному адресату с объяснением мотивов своего поступка. В письме назвал Брест-Литовский мир «предательством большевиков», а будущий теракт «протестом» против этого предательства. Теракт прошел на удивление легко и гладко. Блюмкин без труда подделал мандат ВЧК на ведение переговоров с германским послом и даже откровенно заявил председателю ВЧК Александровичу, поставившему печать на липовый документ, что по постановлению ЦК левых эсеров «убьет графа Мирбаха».

Пикантная подробность: разговор Блюмкина и Александровича проходил в кабинете Дзержинского. Только по его окончании заговорщики обратили внимание, что за ширмой спит Железный Феликс. Носну Дзержинского любой должен был позавидовать, — он ничего не слышал. Или не захотел услышать…

Осложнения для Блюмкина начались в конце операции, уже при отходе, когда, выпрыгнув из окна и сломав лодыжку, он получил еще и ранение в ногу.

За убийство Мирбаха, которое могло изменить судьбу Советской России, приговором ревтрибунала республики Блюмкину и его напарнику Андрееву заочно было определено наказание: «заключить в тюрьму с применением принудительных работ сроком на три года».

Странно, но для Блюмкина этот приговор никаких серьезных последствий не имел. Более того, спустя какое-то время от Блюмкина последовали весьма смелые заявления. Он стал возмущаться Лениным, который назвал его и Андреева «двумя негодяями». Блюмкин буквально бушевал от слов Ильича. Была создана особая следственная комиссия, которая решила: Ленин был не прав (случай неслыханный для того времени), и «ввиду добровольной явки Блюмкина и данного им подробного объяснения обстоятельств убийства германского посла Мирбаха амнистировать его».

Образно говоря, Блюмкин взял высокие должностные лица на испуг и добился своего: его официально признали героем революции и по личной рекомендации Дзержинского приняли в Ленинскую партию. Такое признание открыло неугомонному одесситу широкую дорогу.

Иранский коммунист №2

Высокие должности, пожалованные затем Блюмкину, явно не соответствовали авантюристическому складу его характера. Он жаждал быть там, где плетутся заговоры и льется кровь.

В мае 1920 года он принимает активнейшее участие в Энзелийской операции Волжско-Каспийской флотилии. Тогда российский десант (под предлогом возвращения захваченных белогвардейцами кораблей) высадился на Каспийском побережье Ирана. Действительно, России были возвращены 23 корабля, 4 гидросамолета, 50 орудий, 20 радиостанций. Но вся эта операция была лишь удобной ширмой для оправдания российского присутствия в Иране, где «кремлевские мечтатели» хотели совершить социалистическую революцию. Десант, принимавший участие в операции, превратился в персидскую Красную армию Гилянской республики во главе с мурзой Кучукханом. Политкомиссаром при хане был, конечно же, Яков Блюмкин. Его главной задачей было создание Иранской коммунистической партии, что он и исполнил. Как человек скромный, он выписал себе партбилет Иранской компартии под номером 2. Кто же был под номером один, история умалчивает. Может быть, и вообще никого не было — с Блюмкина станется…

Революция, привнесенная извне и державшаяся исключительно на штыках иностранной державы, провалилась. Зато имя Блюмкина осталось вписано в историю Иранской компартии…

Персидская командировка сделала Якова Блюмкина в глазах советской власти одним из крупнейших специалистов по зарубежным странам. Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) отправляет его сначала в Монгольскую Народную Республику, а потом — на Ближний Восток. Получив к тому времени псевдоним Живой, под видом торговца старинными еврейскими книгами Блюмкин энергично плел шпионские сети, подбирал и вербовал агентов в Палестине, Сирии, Египте и Турции.

В апреле 1929 года Блюмкин добрался до Константинополя и не удержался, чтобы не встретиться со своим кумиром и херсонским земляком Львом Троцким. Эта четырехчасовая беседа вышла потом Блюмкину боком. С нее, собственно, и начала закатываться его звезда.

В поисках «паранормального»

Но перед тем агент Живой занялся главным — как он считал — делом своей жизни разведчика: поиском загадочной страны Шамбалы. Задание разыскать этот якобы уцелевший при Всемирном потопе очаг древней цивилизации Блюмкин получил от начальника спецотдела ВЧК Глеба Бокия. Чекистам Шамбала была нужна по сугубо практической причине: с помощью древних знаний они планировали допрашивать врагов трудового народа и проникать в их сокровенные мысли.

Новая операция была настолько секретной, что в СССР о ней знали всего восемь человек. Что, впрочем, не помешало спецслужбам Англии, Франции и Китая развернуть за Блюмкиным наблюдение. Для того, чтобы ввести их в заблуждение, срочно был найден двойник, который фланировал по Москве, посещал рестораны. Настоящий Блюмкин в это время на даче в Верее зубрил восточные языки, готовясь в экспедицию, на которую денег не жалели: из спецфонда по прямому указанию Дзержинского было выделено 100 тысяч рублей золотом (по тогдашнему курсу — 600 тысяч американских долларов).

17 сентября 1925 года в обличье монгольского ламы Живой оказался в Лехе, столице княжества Ладакх, где уже находилась экспедиция Николая Рериха. С экспедицией Рериха «лама» Блюмкин прошагал тропами Гималаев несколько месяцев.

Позже, уже в Москве, Рерих был представлен наркому просвещения Луначарскому. Церемонию знакомства проводил ответственный работник ОГПУ Яков Блюмкин. Увидев «ламу» в военном френче комкора с тремя рубиновыми ромбами в петлицах (современный генерал-лейтенант), Николай Рерих потерял дар речи…

Судя по всему, Блюмкин так и не нашел загадочную Шамбалу. Но что-то интересное, безусловно, обнаружил. Из-за условий небывалой секретности экспедиции Блюмкин не написал о ней письменного отчета, был только устный доклад Бокию. Но содержание его стало почему-то до мельчайших подробностей известно Гитлеру, Гиммлеру и Розенбергу. Позднее нацистские спецслужбы организовали туда три экспедиции. Гитлер и его окружение искали в Тибете источники сверхмогущества.

Спрут по имени ОГПУ

По жестокой иронии судьбы Блюмкин, который так умело выскальзывал из любой западни, будет арестован и казнен именно из-за Троцкого.

После встречи в 1929 году с Троцким в Константинополе Блюмкин вышел от своего кумира с посланиями, которые тот просил передать в Москве. Послания предназначались Карлу Радеку, известному советскому государственному деятелю, и жене сына — Анне Седовой. Вернувшись в Москву, Блюмкин долго не мог принять решение, что делать с посланиями. В конце концов Блюмкин решил поступить так: устно рассказать Радеку о своей встрече с Троцким и только потом принять окончательное решение. Радек поступил вполне предсказуемо: сразу после разговора побежал в Центральную контрольную комиссию (ЦКК), где все рассказал ее председателю. Блюмкин, узнав о том, что Радек его банально «заложил», пришел в ЦКК с повинной. Там ему порекомендовали изложить в письменном виде подробности константинопольской встречи. И тут впервые в жизни Блюмкин запаниковал. Он метался по Москве, спрашивал у знакомых совета, как ему поступить, просил помощи, искал варианты — и не находил. Щупальца спрута ОГПУ оказались настолько мощными, что в итоге Блюмкин так и не смог освободиться.

3 ноября 1929 года судебная коллегия ОГПУ решала его судьбу. В «тройке» возник раскол. Ягода предлагал немедленно расстрелять, Менжинский колебался, Трилиссер был категорически против расстрела, заявляя, что органы потеряют отличного мастера разведки. Судьбу Блюмкина решил звонок из секретариата Сталина. Через несколько минут «тройка» утвердила смертный приговор с уникальной формулировкой — «За повторную измену делу пролетарской революции и Советской власти и за измену чекистской армии». В этот же день приговор был приведен в исполнение.

О расстреле Блюмкина не было ни строчки, хотя, по сути, это дело стало первым в череде «троечных процессов» по разоблачению «врагов народа» — даже здесь он снова оказался первым.

* Мрачная чекистская мудрость гласит, что «настоящий чекист погибает либо от руки врага, либо от руки сослуживца».

Вячеслав Воронков