Легенды Одессы: Под сенью ласкового парка

Не все, возможно, знают, что в 1863 году (то есть ровно 150 лет назад) Одессе «в порядке эксперимента» было предоставлено городское самоуправление по типу крупных городов Западной Европы. Одесской Думе реформы с чего-то надо было начинать, и первой зародилась мысль разбить на берегу парк. Это было чисто по-одесски, ибо хотелось, чтобы деревья скрыли от соседей-турок, как процветает Одесса, и те не начали очередную русско-турецкую войну. А поскольку Одесса умела отличаться от других городов, то и главный одесский парк своим одесским колоритом сильно отличался от других российских парков. Причём, всё началось уже с его основания и названия.

Императорская колонна

Повод отличиться быстро нашёлся: в Одессу пришла волнующая весть, что царю Александру ІІ охота посетить Одессу. Тут же собралась одесская Дума, чтобы рассмотреть два варианта приёма, как встречать самодержца: либо по-царски, либо по-одесски. Член Думы от партии украинских националистов Израиль Маркович Швуим внёс наиболее деловое предложение:

— Надо совместить. Разобьём парк и поставим в нём памятную колонну. Обязательно «памятную», чтобы не забыть, когда приезжает царь. И кстати, переименуем парк в честь колонны, назовём его Александровским.

— А где мы возьмём колонну, где? — спросил гетьман одесского казачества Лев Самуилович Мугинштейн.

— Тоже мне проблема! Если Швуим сказал, Швуим всё устроит. Прикиньте, сколько в городской кассе денег, подбросьте ещё сотню, и я отдам вам памятник моего дедушки с Еврейского кладбища. На нём даже ничего не написано, только слово, которое мальчишки баловались и нацарапали. Так тое слово можно и стереть. А можно и не стирать — вдруг оно царю понравится.

Александру ІІ всё очень понравилось, особенно название парка «Александровский». Он даже собственноручно посадил молодой дубок специально приготовленной серебряной лопатой, и отдал честь то ли памятнику, то ли дубку, предварительно отдав серебряную лопату адъютанту князю Барятинскому. Эта деталь так взволновала всех, и особенно князя Барятинского, что тот тоже отдал честь, но забыл отдать серебряную лопату, конечно, прежде проверив на зуб серебро ли это. Ладно уж, бог ему судья.

Раскинулось море при парке

А тут отцы города с педагогическими целями решили построить в Александровском парке малую копию Чёрного моря, возведя на её берегах макеты городов и другие достопримечательности. Средств, правда, хватило только вырыть два котлована: большой, который должен был стать морем Чёрным, и малый — прообраз соседнего моря Азовского. На этом педагогический порыв и деньги кончились. Засыпать котлованы никто не собирался, и тогда большую площадку (потом преобразованную в «Зелёный театр») облюбовала как своё поле футбольная команда, в которую входили молодые грузчики порта и рыбаки с Ланжерона. Команда, ясное дело, стала называться «Чёрное море», и это название позже было с благодарностью взято продолжателями их футбольного дела командой «Черноморец».

То был самый комфортный стадион в мире, ибо его окружали пологие склоны, так что за мячом, покинувшим поле, не надо было никуда бегать — сам скатывался назад на газон. В Одессе комфортом не разбрасываются, и хоть ордер на эту жилплощадь никто «черноморцам» не выдавал, но на самовольно занятое поле они никого не пускали, разве что для выяснения принципиальных футбольных отношений. Об этом поведал в своей повести «Зелёный фургон» А. Козачинский. Поэтому команда гимназистов, в которой играл инсайтом Володя Патрикеев, герой той повести, ютилась в соседней яме, с тоже относительно гордым именем «Азовское море».

Козачинский нам поведал и об организационных тонкостях матчей. Где-то за полчаса до начала футболисты устанавливали штанги, а поверх них натягивали толстый канат. Если в пылу футбольной баталии штангу заваливали, то с помощью болельщиков её водружали на место, но по просьбе голкипера расстояние между штангами могло быть разумно скорректировано, так что к концу поединка одни ворота могли оказаться вдвое меньше других, что, конечно же, влияло на результат матча. Поэтому его результат приходилось тоже корректировать. И не всегда кулаки болельщиков команды, в которой преобладали грузчики, становились решающим доводом против гимназистов. Романтичные гимназисты могли забросать команду противников букетами, не преминув разнообразить цветочную икебану в такой пропорции: к паре подснежников в букет добавлялась пара булыжников.

Мост-загадка

Парк легко рождал загадки. Когда в 1910 году на его просторах открылась Всероссийская промышленная выставка, одна фотография заставила задуматься многих краеведов. Вернее, надпись на фото: «Вид выставки с моста». С какого-такого моста, не со Строгановского же?!

Отвечаем на каверзный вопрос. Прямо через выставку проходила дорога на пляж «Ланжерон». Был июль, разгар пляжного сезона. И не было никакой ясности, куда в июле инстинкт поведёт одесситов — на выставку или на пляж. Пришлось выставку поделить на две части, отгородив «дорогу жизни», то есть дорогу к пляжу, забором. А чтобы единство выставки не нарушалось, объединить её части должен был мост. Вот с того моста и открывался, по словам очевидцев, неповторимый вид на всю выставку и на море. Только не надейтесь, что загадка была в той фотографии. Нет, вовсе не в ней.

Просто по окончании работы выставки произошло событие, которое по сей день заставляет одесситов чесать затылок. Однажды ночью выставочный мост исчез. И что удивительно, никто распоряжений о том не давал. Но, как корова языком слизала. Будь то «самострой», по нынешнему опыту можно было бы подумать, что пришёл мэр с кувалдой — трах-бах, и с мостом разобрался. Но умные люди, короче, соседи Сени Буца с Карантинного переулка, догадались, что тут без Сени не обошлось. Потому что как раз за неделю до этого Сеня получил вызов от тёти из Сан-Франциско, к которому прилагалось рвущее душу письмо: тётя жаловалась племяннику, что ей с того берега залива ездить в Сан-Франциско за творожком (там он послаще) в её возрасте уже стало тяжело. Мог ли Сеня не уважить родную тётю, ведь он был не какой-то там шлимазл, а серьёзный специалист по замкам, сейфам, ну, и заодно по мостам. Так появился в Сан-Франциско мост «Золотые ворота». Чувствую, читатель, что ты уже поставил на уши Интернет, ищешь фотку «Мост “Золотые ворота” в Сан-Франциско» и пожимаешь плечами: «Нет, с одесским мостом ничего общего». А ты в профиль на него смотрел?! А ты посмотри, и не надо сразу на Сеню бочки катить, он не шлимазл какой-то.

В заоблачные выси

Да, чего только в Александровском парке, не наблюдалось уникального и неповторимого. И первый киносеанс в России всего через полгода как братья Люмьер показали Парижу своё изобретение — кино. А в один из дней весь город затаил дыхание, прочитав в газетах, что великий спортсмен Уточкин совершит исторический полёт над уже упомянутой выставкой. Что тут началось! Первыми взлетели цены на входные билеты — втрое за один день (знаменательно, что с тех пор наши авиаперевозчики успешно держат те же темпы). В порту, в Одесском заливе нанимались рыбачьи шаланды, чтобы посмотреть на взлёт, и особенно на посадку, непревзойдённого авиатора, ибо после того, как он съехал на велосипеде по Потёмкинской лестнице и чудом остался жив, от него можно было ждать любых приятных неожиданностей. Ажиотаж стремительно нарастал.

Правда, у Уточкина не было аэроплана, но это было поправимо. Аэроплан «Фарман» как раз приобрёл в Париже и выставил на одесской выставке в «Павильоне воздухоплавания» миллионер Анатра. Аэроплан стоял заправленный, но, увы, без дела. Делом как раз был занят Анатра — катал по городу на автомобиле жену Уточкина. А, может, не по городу, и, может, не катал, потому что город опустел, и свидетелей не было. Зато было несчётное число свидетелей, как Уточкин, посадив в «Фарман» рядом с собой жену Анатры и, не теряя времени, 3 июля 1910 года взлетел, пообещав жене Анатры «потрясти её видом облаков» (так тогда это называлось). Но чем действительно они там занимались в заоблачной выси, было плохо видно даже в бинокли, потому облака таки всё скрыли, а разлетающаяся одежда ни о чём не говорит — срывать её мог и ветер.

Сделав несколько кругов над заливом, «удовлетворив спутницу видом облаков» (так тогда это называлось), обессиленный Уточкин пошёл на посадку. Посадка аэроплана была столь же впечатляющей. Сергей Уточкин посадил свою машину на главную аллею парка. Правда, очевидцы утверждали, что до этого никакой аллеи там и в помине не было, а шумела густая кленовая роща. Но в честь знаменательной посадки образовавшийся широкий коридор между деревьями назвали «Главной аллеей», и тут же пустили по ней трамвай, дабы не заросла народная тропа.

Ну что ж, как видим, Александровский парк изумлял всех своими открытиями, потрясал своими событиями, опьянял своими распитиями и даже забавлял, сменив имя на «Парк им. Шевченко». Но автор этих строк, заинтриговав читателей, поступил бы непатриотично, если бы не взял на себя обязательство рассказать о других парках Одессы, которых в городе, родившемся в голой степи, было превеликое множество. Потерпи, читатель, этот рассказ уже рождается.

Валентин Крапива