Сегодня, 30 апреля, Международный день джаза. Два года назад “Одесская жизнь” решила предоставить слово одесскому маэстро джаза Николаю Голощапову. В интервью с Николаем Яковлевичем, опубликованном в газете «Зеркало недели», как говорят продвинутые блогеры, «очень много буков». Поэтому фрагменты этого интервью мы публикуем именно сегодня.
Николай Яковлевич Голощапов — один из самых авторитетных и уважаемых специалистов страны в области преподавания и исполнительства джаза. Заслуженный работник культуры Украины, основатель и бессменный руководитель эстрадно-джазового отделения Одесского училища искусств и культуры им. К. Данькевича. На базе отделения Николай Голощапов создал джаз-оркестр, принимающий участие в джазовых фестивалях Европы. Естественно, дирижирует им. Член президиума джазовой ассоциации Украины. Соорганизатор и заместитель председателя жюри Международного фестиваля-конкурса Master-Jam Fest. В его джаз-оркестре играют и поют студенты и выпускники училища искусств, а также почитают за честь играть известные музыканты. Причем, как говорят, это единственный музыкальный коллектив Одессы, а то и — берем ноту выше, выше, еще выше — Украины, где музыканты играют безо всяких гонораров, а ради удовольствия. Своего и слушателей. Потому что — «Freedom! Freedom!»
— Давайте поговорим не обо мне лично, а о джазе, — говорит Николай Голощапов. — Где кончаются слова — начинается музыка, — говорил поэт, публицист и критик Генрих Гейне. Неблагодарное дело — пытаться рассказать словами о музыке. Ее надо слушать и чувствовать. Это чувственная, иррациональная сфера. Музыка — вне круга физических категорий. На мой взгляд, самая высокая степень выражения этого чародейства — джаз.
Любая музыка выглядит следующим образом: композитор написал знаки. Эти знаки передали исполнителю. Исполнитель их прочитал и рассказал слушателю. Слушатель понял или не понял. Кто виноват, если слушатель не понял? То ли автор, то ли исполнитель, то ли сам слушатель. Когда же выходит на сцену джазовый музыкант, среднее звено убирается: автор, он же исполнитель и слушатель. Тут один критерий — степень искренности, степень профессиональной убедительности. И тут никто никого не обманет. Если человек сумел что-то сыграть так, чтобы публика ахнула, значит, цель достигнута. Как музыкант это делает — он даже сам наверняка не знает. Когда джазовый исполнитель выходит на сцену, он даже не знает, как он это будет играть. Это не тот случай, когда звук-знак, знак-звук. Джаз — это звук-эмоция. И все сразу. Сущность джаза — эмоции, размышления. Джаз сразу проверяет музыканта, исполнителя на его истинную стоимость.
Конечно, я упростил: у исполнителей академической музыки дело не только в знаках и хорошей тренировке. «Лунную сонату» играют все и по-разному. Кто-то гениально, кто-то посредственно. Но как играла ее Татьяна Николаева, как играл Рихтер, не играет никто. Вообще все правила летят к чертовой матери, когда на сцену выходит талантливый человек. Талант — это свобода. А джаз — это вообще высшая степень музыкальной свободы. Конечно, есть более высокоинтеллектуальные виды искусства, жанры музыки. Думаю, что академическая музыка сложнее, чем джаз. Но в джазовой музыке есть особое скрытое чудо, вызывающее в нашем сердце трепет, которое и создает этот загадочный резонанс, до сих пор не разгаданный. Джаз — это тайна.
— Да, Николай Яковлевич, согласна, джаз — это магия. И когда музыкант играет джаз, он постепенно решает задачи и открывает для себя и для меня, слушателя, тайны мироздания. А в импровизации вообще скрыт какой-то код. Может быть, код нашего происхождения? Нашего Божественного происхождения? Как думаете?
— Правда. В джазовой музыке есть небеса. Джаз и его высшее проявление, импровизация, — это любовь и гармония. Джаз — это гармония и любовь.
Николай Голощапов чувствует и пропускает через себя до дрожи в коленках каждый звук, каждый аккорд, любую музыкальную фразу. Особо изобретательный фантастический импровизационный ход вообще может вышибить его из реальности, как вино. Любимец студентов, друзей, поклонников джаза, одесситов, многих и многих джазовых музыкантов мира, с кем удавалось играть… Обаятельный и общительный. Иногда молчаливый и задумчивый. В свободное время слушает музыку. Или академическую. Или джаз. Свинг. «Нет джаза без свинга, — повторяет он слова обожаемого им Дюка Эллингтона — А что есть свинг?» Это — то подкорковое, что ты чувствуешь на генетическом уровне, это основа джаза. Нет джаза без свинга. Когда во время исполнения происходит что-то такое, что нельзя описать словами, это, наверное, и есть свинг, это есть джаз.
— А вот скажите, как музыкант, играя хорошо темперированный клавир, вдруг понимает, что музыка его жизни — это джаз?
— Никто не знает, как это происходит. И я в том числе. Таинство, которое делает музыку музыкой. Обыкновенного человека — музыкантом. А музыканта — джазменом. У каждого есть генетическая предрасположенность, психологический контур. Для меня, как оказалось в ранней юности, джазовое состояние ближе и роднее всего. Я по образованию валторнист. Много лет играл в симфоническом оркестре, до сих пор хожу на все симфонические концерты, на все премьеры в оперном театре, я квалифицированный меломан. При этом к числу знатоков себя не причисляю. Но люблю, чувствую, слушаю в удовольствие. Может быть, чувствую больше других, потому что есть возможность сравнивать.
— Как началась музыка в вашей жизни?
— Так получилось, что я человек рабоче-крестьянского происхождения и самоучка. Но, сколько себя помню, музыка для меня была божеством. Когда я впервые в 1958 году подошел к музыкальному училищу, это было на Кавказе, в Ставрополе, там была большая высокая лестница на второй этаж, у меня, совсем юного, крепкого парня очень неробкого десятка, буквально отнялись ноги от благоговения. Это был самый настоящий религиозный экстаз. Я учился в музыкальном училище и так был поглощен музыкой, звуками, жаждой знаний, что вообще ничего не замечал вокруг. Я до сих пор сомневаюсь в своих природных психофизических музыкальных способностях. Честное слово даю вам. Но могу сказать, что я не был дураком и пахал, как лошадь. Я работал очень много. Просыпался с нотами в голове, и спать ложился с музыкой в сердце. Сейчас люди на ночь смотрят телевизор или читают социальные сети, а я на ночь читал ноты и решал задачи по гармонии. Теоретическая часть музыки содержит очень много от математики. Поскольку я нигде не учился до поступления в музыкальное училище, то многие предметы освоил сам, еще до поступления в училище. Не потому, что я способный, а потому, что трудолюбивый. Окончил училище. Потом поступил в Одесскую консерваторию. И стал заниматься джазом. Тогда я понял, что моя жизнь — джаз. Потом перерыв: армия — три года службы в военном оркестре. Вернулся в консерваторию. И опять джаз, мой любимый джаз.
— Мой одесский дед повторял мне: «Занимайся музыкой! В Одессе все занимаются музыкой. Одесса, — хвастался дед, — такой образованный город, что даже таксисты играют в оркестре. И не какие-то там марши. А джаз. Джаз!»
— Я вам больше скажу. Без лишней скромности — это я много лет руководил оркестром одесских таксистов «Зеленый огонек». Нет худа без добра. Если бы мы сидели в филармонии, нам бы платили заработную плату, и мы должны были бы играть программные произведения, утвержденные худсоветом, отделом культуры. А в статусе музыкантов оркестра одесских таксистов мы играли то, что душа требует, — джаз.
Одесса вообще всегда слыла вольным, открытым городом, и не только в отношении джаза. Одесса любит джаз. Более того, сама Одесса — это город-джаз. Потому что менталитет одессита — это качества, очень близкие эстетическому направлению джазовой музыки. Есть в этом смысле нации и города, которые более соответствуют или пригодны для исполнения и слушания джазовой музыки.
— Мне кажется, нельзя научить человека джазу. Где вы их находите, этих талантливых детей? Чем они отличаются от других музыкантов? По каким критериям вы их отбираете?
— Первое. Джазу научить нельзя. Да. Но джазу можно научиться. Поэтому если человек хочет, если у него к этому какие-то предпосылки, у нас есть целый ряд определенных приемов, методик, упражнений, школ и так далее. Бери и учись основам джазовой техники, основам интерпретации, основам джазовой импровизации. В принципе, любой музыкально одаренный человек может этому научиться. Другое дело, как он этим распорядится. Вот тут уже зависит от Божьего дара.
Был в Одессе выдающийся музыкант — Евгений Наумович Болотинский, легендарный человек. В конце 50-х — начале 60-х годов он создал у нас симфоджаз — Одесский молодежный джазовый оркестр, внутри которого существовал театр «Парнас-2». Позднее он стал главным дирижером ленинградского «Балета на льду». И вот — гастроли. Франция. Тогда гастроли во Францию выглядели так: дирижер и ноты. Музыкантов наняли там, им положили ноты, они должны играть. Трудно объяснить, почему: то ли деньги, то ли КГБ. Учитывая жанр — джаз — и то, и другое. У Болотинского там были фрагменты, где музыканты играли импровизации. На репетиции во Франции, до этого места дойдя, он обратился к музыкантам и спросил: «Кто умеет импровизировать по буквенно-цифровой схеме?» Оркестранты на него недоуменно посмотрели и все подняли руки. Все умеют импровизировать!
Научиться технике импровизации тоже можно. Тут тоже есть определенные приемы, вспомогательные звуки, арпеджированные аккорды. Но для того, чтобы научиться этим талантливо пользоваться, нужно иметь подарок от небес — лишнюю джазовую извилину. Вот как у вас, литераторов. Писать можно научить каждого. Но не каждый человек может стать талантливым литератором. Примерно вот так.
— Расскажите о людях, которые были и есть рядом с вами в вашей профессии.
— О! Татьяна Боева. Богом поцелованная. Вот кому было дано петь джаз! Это самая талантливая певица на всей постсоветской территории. Никаких званий или медалей у нее не было, но дар Божий к пению джаза был золотой! К слову, у нее имела удачу учиться Лариса Долина, но она поняла, что джазом ни денег, ни званий не заработаешь, и ушла в попсу.
Алексей Петухов, пианист, композитор. Сейчас он преподаватель эстрадного отдела училища искусств. Он пришел к нам такой худенький, стеснительный, с двумя «левыми» руками… И взяли его, как-то интуитивно почувствовали, что в мальчике Божья искра… Слава Богу, разглядели, не пропустили. Считаю Алексея лучшим джазовым пианистом в Украине. Я отвечаю за свои слова. Есть джазовые пианисты более популярные, есть яркие «фокусники», есть «юмористы», которые умеют развлечь публику, есть отличные пианисты в Харькове, в Киеве, но Алексей Петухов — лучше всех.
Я еще не упомянул Сергея Терентьева, а он — явление в искусстве!
— Расскажите еще о Елене Шевченко. Насколько я знаю, эта женщина — ходячая и очень симпатичная энциклопедия истории музыки.
— Лена — замечательная умница. Она действительно читает у нас в училище искусств историю музыки. Она бессменная ведущая концертов академической и джазовой музыки, автор и ведущая более 3000 передач о музыке на радиоканале «Гармония мира». У Елены очень хорошая память и безупречный вкус. Лена Шевченко о джазе знает все! Не преувеличиваю.
Он дирижирует оркестром очень деликатно, корректно, на первый взгляд не очень эмоционально и экспрессивно. Хотя если присмотреться внимательнее — он работает не только руками, телом, лицом, глазами. Он весь натянут, как струна. Он держит силу звука на кончиках своих пальцев, чутко перебирая ими в воздухе, передавая вибрации своей яркой, талантливой души музыкантам и вокалистам своего оркестра. Впервые в Украине под управлением Николая Голощапова оркестр играл Духовный концерт Дюка Эллингтона, высокоинтеллектуальную музыку, где, как кто-то говорил, есть только Бог и джаз. В составе оркестра были и приглашенные солисты, и хор, и солисты-инструменталисты, и народный артист Украины Олег Школьник, который читал предусмотренные автором тексты.
— Это была моя давняя мечта. Дюка Эллингтона я слушал «живьем» в Киеве, 1 октября 1971 года. 14 октября у меня родился сын. За две недели до рождения сына я уехал в Киев. Я тогда часто ездил (как правило, на один день) в те города, где проходили особенные концерты или фестивали, куда приезжали известные музыканты и исполнители. Ездил или играть, или слушать. И вот в Киев приезжает Дюк Эллингтон. А сын вот-вот должен родиться. Но я думал: если не поеду на этот концерт, я себе этого никогда не прощу.
«А если ты уедешь, не прощу я!» — вскричала тогда моя юная жена.
Я подготовил все и всех. Жене, если что, надо было только снять трубку. И я поехал. Послушал Эллингтона — и в ту же ночь, переполненный музыкой, вернулся домой. И только спустя две недели родился сын.
— Жена простила?
— Конечно. Она понимала, что у меня две любви — она и джаз. Я потом с ужасом думал, что могло бы случиться…
— …если бы сын родился в эту ночь без вас?
— …если бы я не попал на концерт Дюка Эллингтона! Он дал мне дыхание на всю жизнь. Я вспоминал об этом, когда на юбилее училища вышел дирижировать его Духовный концерт.
— Для вас важна личность человека, к которому вы приходите слушать или играете вместе джаз? Насколько он хороший человек, насколько он добрый… Как вообще личность человека выражается в музыке? Мне кажется, в работе литератора видно, что он за человек. Даже если он пишет самую добрую сказку в мире, все равно вдруг проскакивает что-то сущностное, тщательно скрываемое, что может больше сказать о человеке, чем интервью с ним, долгое общение или рассказы других.
— Всякий человек в какой-то мере дуалистичен. Это когда он, чувствуя одно, выражается по-другому… У музыкантов так бывает довольно часто. Музыканты как люди часто являют собой полную противоположность своей музыке. Ведь человек иногда сам не знает, что у него кроется в душе. А вот композиторское искусство — это тот ключик, который открывает ящик Пандоры, когда суть композитора выбирается наружу даже помимо его воли.
— …его тайные желания, зависть… злоба… агрессия… Или наоборот, — слабость от нежности и любви. Да?
— Да, абсолютно верно. Самое страшное — когда композитор характером своей музыки выражает свою политическую позицию, что абсолютно не свойственно джазовым музыкантам.
Главный признак джаза — это духовное ненасилие. Некая внутренняя душевная свобода. Личная свобода человека заканчивается там, где начинается свобода других людей. Не всем это комфортно. А вот джаз — для тех людей, которых эта «клетка» устраивает. Человек комфортно себя чувствует. Кто-то что-то не то говорит, не так выражается, ну и черт с тобой, у меня в душе джаз — некое спокойствие, некое душевное равновесие. Сущность джаза — ощущение внутренней свободы. В этом вся штука.
— «Freedom! Freedom!»
— Среди джазовых музыкантов за всю историю не было ни одного фашиста. Мы не знаем таких примеров о джазовых музыкантах, потому что джазу чужд экстремизм. Истоки джаза — в музыке рабов, которые работали на плантациях, пели свои рабочие песни о своей невыносимой трудной жизни, о том, как нелегко работать под палящим солнцем на плантациях, как тяжела жизнь раба. Потом приходили в церковь, пели свои спиричуэл, духовные песнопения о Боге. Но ни в одной песне нет призыва на баррикады. Джаз никогда не звал убивать!
Джаз — высокая музыка. В нем и высота интеллекта, и высота души. Джазовые музыканты говорят на своем, только им понятном языке и, как правило, часто понимают друг друга без слов, по взгляду, по взмаху головы. Они — одной крови, эти загадочные, чувствующие тонкие вибрации люди. Они безошибочно узнают своих в толпе, как рыцари тайного ордена. А еще джаз — музыка печали и разлук. И музыка счастья. Сумасшедшего, абсолютного счастья. Джаз подарен людям небесами. В джазе зашифрованы послания других миров. Так мне кажется. Джаз — это гармония и любовь.
А еще джаз — это «Freedom!». То есть — свобода…
Записала Марианна Гончарова
