Вы не поверите, но когда-то на одесских пляжах купались не только приезжие, но и сами одесситы. Причём, такая прогрессивная мысль, как купаться в море, пришла им в голову не сразу. Раньше на пляж одесситы ездили совсем за другим и не с пустыми руками.
На пляжах Аркадии стирали вещи
Если ранним летним утром на одесской улице прохожие встречали одессита, несущего на плече нечто, напоминающее пушку-мортиру петровских времён, то они понимали, что это человек едет в Аркадию, и никакая то не мортира, а это скатанный в трубу ковёр. И в доказательство из жерла выглядывала голова сына, а с другой стороны ноги тёщи.
Да, Аркадия считалась идеальным местом для тех, кто чтил пляжные традиции. Там, отколупнув с аркадийского откоса голубоватую глину, ею намыливали ковёр и окунали в море. И море становилось таки-да чёрным. А каким ещё оно могло быть, если всю зиму вся семья собирала пыль в тот ковёр? Именно в те далёкие годы и сложилось мнение, что одесситы истинные философы, ибо они первыми научились стирать грань между городом и пляжем, попутно стирая и ковры.
Естественно, что, пользуясь гегелевским подходом к диалектике, одесситы вслед за коврами стали перевозить в Аркадию постирать-почистить и другие вещи. И тут пришло озарение: скажите на милость, что делать в пустой городской квартире, когда семья, вещи и мебель уже в Аркадии? Так на лето всей семьёй стали переезжать в Аркадию, ибо там не было и быть не могло самой больной одесской проблемы, проблемы жилья — платяной шкаф прислоняли к скале, и это называлось куренём. Причём, в нём жили не только сами хозяева, но попутно шляпное отделение шкафа они ещё и сдавали приезжим. Стоило такое жильё недёшево. Но приезжие не возражали, потому что и дураку ясно, что жильё с вещами всегда ценится дороже.
Трамваи появились, чтобы ездить на пляж
Пляжи не только стали олицетворением Одессы, но и знамением прогресса. Существует легенда, что первый в России трамвай был пущен в Одессе, и пущен потому, что у одесситов назрела потребность цивилизованно добираться именно на пляжи. Сначала трамвай пустили на дачу Ковалевского, потом на Ланжерон, затем в Аркадию и, наконец, в Лузановку. Но особо хочется отметить чисто одесское изобретение — трамвай на паровой тяге или попросту паровик.
Сегодня, чтя высокие традиции прошлого, купив козьей брынзочки, запасшись степной помидоркой, одесситы отправляются на Большой Фонтан попляжиться, и вряд ли кто-либо задумывается, почему вагоновожатый называет остановки «станциями». А ведь это предопределено исторически. Когда-то и здесь бегал маленький паровозик с огромной трубой, нахлобученной на темечко заместо шляпы, и потому названный «Ванька-головатый». Впрочем, кое-кто корни этого названия видит в том, что изобрёл «Ваньку Головатого» не менее гордый своим именем одесский кулибин Сенька Башковитый.
Маршрут «Ваньки» пролегал от вокзала к чёрту на кулички, то есть на 16-ю станцию Большого Фонтана. Поскольку топили паровозик брикетами из угольной пыли, дымившими и коптившими всю дорогу, то ехавшие на фонтанские пляжи пассажиры по дороге быстро бронзовели. Полученный бронзовый цвет кожи был весьма устойчив, практически не отмывался и держался с весны до осени (причём, с весны 1887 года до осени 1895-го). Поэтому у одесситов сложилось твёрдое убеждение, что загореть проще и быстрее всего именно на Большом Фонтане.
Паровик стал гордостью Одессы. Его скорость была рекордной для того времени. Именно поэтому ещё одна гордость Одессы — знаменитый спортсмен Сергей Уточкин — вызвал «Ваньку Головатого» на соревнование: кто быстрее добежит до 16-й станции. Для того чтобы уравнять шансы, было решено, что и тот, и другой доставят на себе на Фонтан не менее 30 пассажиров.
И вот старт был дан.
Поначалу Уточкин поотстал, потому что на 6-й станции вынужден был прикупить на тамошнем базарчике селёдочку и мало-сольных огурчиков для друзей, что ждали его на пляже «Золотой берег». Потом поотстал «Ванька», так как на 10-й станции немного задержался поболтать со своим давним знакомым Шлагбаумом Аркадием Борисовичем. На 11-й станции болельщики «Ваньки», видя, что тот проигрывает, стали подбрасывать в него брикеты угольной пыли. Заметив это, болельщики Уточкина стали бросать брикеты и в знаменитого рекордсмена. Так, уворачиваясь и убегая от увесистых брикетов, Сергей Уточкин пришёл на финиш первым. В общем, селёдочка с огурчиками, разложенные прямо на прогретом пляжном песке рядом с другим согревающим, оказались очень к столу.
Правда, уже на следующий день результаты соревнований были пересмотрены, и победу Уточкину не засчитали, поскольку, как оказалось, в пути он не всегда успевал отрывать и выдавать проездные билеты, а за это трамвайно-троллейбусное управление строго карало тогда, как и сейчас. Но даже это не смогло утешить паровичок. Не перенеся поражения, он в то же лето сломался, и до конца августа на фонтанской линии остался курсировать один Уточкин, совершая, как и «Ванька», по 30 рейсов в день.
Но как бы там ни было, одесситы всегда любили свой паровичок. И вскоре, на радость паровичку «Ваньке», пустили электричку «Маньку».
Одесский Клондайк
Конечно, одесские пляжи отличались от любых других диких пляжей своей разумной цивилизованностью. Здесь имелось всё, чего жаждала душа: прокат зонтов, сдача топчанов, доставка семечек и, конечно, открытые для посетителей, и в особенности для взоров всего пляжа кабинки для переодевания плавок. Кабинки были сконструированы очень разумно: закрытые сверху они не давали возможности переодевающемуся индивидууму видеть пляж, но открытые снизу они давали возможность пляжу контролировать, что делает в кабинке индивидуум. Против такой конструкции никто не возражал, ибо у одесситов никогда не было тайн от своих земляков.
Надо сказать, что американский золотоносный Клондайк почувствовал бы себя банальной песочницей, вздумай кто-нибудь сравнить его с одесскими пляжами. Что это, прости Господи, за объёмы добычи золота, стоило ли ради них тащиться на Аляску! Ведь есть места, где золота полным-полно, причём, прямо под ногами?! Для этого ближе к ночи на ланжероновском или лузановском клондайке появлялись старатели, а больше старательницы, женского вида, но с тяжёлой мужской рукой. Что вы хотите, ведь чтобы отогнать от застолблённого участка чужаков, как и на Клондайке, всегда требовался крутой нрав и крепкий слог. Они метр за метром просеивали специальными ситами пляжный песок и, не удивляйтесь, находили в нём часы, кольца, а самые искушённые — и брошенных одичавших мужей, которые в их опытных руках быстро становились ручными.
Вы думаете, Дерибас бился с турками за крепость Хаджибей?! Нужна была ему та покосившаяся развалюха. Но турки были большие хитрецы: крепость построили для отвода глаз, а сами пользовались главной достопримечательностью этих мест — золотым песком, на котором тёплая волна чертила почти мусульманские узоры.
И с тех пор посетить Одессу стало считаться не просто священным долгом, но и где-то наслаждением. Между прочим, так оно и есть: пройтись по одесскому пляжу, по его песку — таки-да наслаждение. Его бархатный песок так щекочет голые пятки, что не хочешь, а улыбаешься. Может быть, поэтому в Одессе такой улыбчивый народ. Это идёт от глубины, от песка, от ажурной морской пены.
К сожалению, многого из той бесхитростной жизни уже нет. На импортном коммерческом топчане уже не хочется шутить, особенно содрогаясь от его стоимости. Не радует душу и война, которая нынче идёт между Алой и Белой розами (владельцами новорусских вилл на склонах и хозяевами порнодансингов внизу на берегу) — кому орать после полуночи в сто тысяч мартовских котов и во столько же децибел. И хотя то противостояние мы сгоряча назвали войной роз, запашок от неё далеко не оранжерейный. Но не будем о грустном, потому что хочется о приятном.
Так вот, прочитав всё вышеизложенное, надеемся вы, наконец, поняли, как у Ильфа и Петрова родился образ — «блюдечка с голубой каёмочкой». Ведь это наша Одесса: тоже, как то блюдечко упакованная деньгами и окаймлённая кромкой Чёрного моря, которое на зло всем клеветникам не чёрной, а голубой волной всегда ласкало и манило. Вот потому, если перейти с образного языка на живой одесский, ту голубую каёмочку всюду, от Чукотки до Находки, и называют одесскими пляжами, и народ тянется к ним. И как приятно, когда среди месива приезжих нет-нет, а встречаются редкие жемчужины — это сами одесситы. Не потому «жемчужины», что по цене дорогие, а такие же матово-белые.
