Любимцы публики

Каждый солидный город имеет свое лицо, а если повезёт, то и свою изюминку, скажем, музыкальную. Для Милана — это опера, для Нового Орлеана — это джаз, для Москвы — это попутная песня мэру Лужкову, а вот для Одессы — это куплеты. В Одессе был даже своеобразный конкурс, посерьёзней, чем сегодня в престижный вуз, на место у микрофона, чтобы выплеснуть на зрителя парочку куплетов. И то были не какие-то там куплеты Герцога, извините, что из «Риголетто», а самое наболевшее, или как тогда говорили: «Утром в  -газете, вечером — в куплете».

Очередь на бессмертие
Помните Бубу Касторского из «Неуловимых мстителей»: «Я Буба Касторский, одесский оригинальный куплетист»? Исполнявший эту роль Борис Сичкин ничего не придумал, просто повторил то, что ему показали или рассказали старые одесские куплетисты. Мы бы с радостью их всех здесь перечислили, а одесситы с гордостью перечитали эти имена, но в том бесконечном списке одесских любимцев, видимо, никогда не будет поставлена точка — всё время всплывают новые и новые имена. Поэтому как бы не тянуло обнародовать список, нас останавливает одно: вдруг мы забудем кого-то — это не по-одесски, это всё равно что за именинным столом кому-то из гостей не поставить тарелку. Так пусть одесские куплетисты остаются собирательным образом.
Зато в этом качестве они украшают наши фильмы и спектакли. То в лице Владимира Высоцкого (фильм «Опасные гастроли»), то Андрея Миронова (спектакль театра Сатиры «Интервенция») или он же спевший «Белеет мой парус, такой одинокий» («12 стульев»).

Но если почётный список одесских куплетистов кто-нибудь всё же отважится писать, то места в первой пятёрке должны занять Алексей Лившиц (позднее взявший псевдоним «Алексей Алексеев»), Велвл Кемпер (ставший Владимиром Коралли, а заодно и мужем Клавдии Шульженко) и, конечно, Леонид Утёсов и Владимир Хенкин. Но под номером один уже навсегда останется Лейб Зингер (по сцене Лев Зингерталь), кстати, автор знаменитых «Лимончиков».
Ох, эти «Лимончики»! С ними вообще связано много интересного. И хотя умный Зингерталь сменил имя «Лейб» на более литуемое «Лев», всё равно факт его авторства вы нигде не встретите. Хотя бы потому, что авторство «Лимончиков» приписал себе русский советский поэт, лауреат Сталинской премии Василий Лебедев-Кумач. Эх, жаль, что наш кумачовый поэт забыл упомянуть, как его папа-сапожник регулярно захаживал в московскую синагогу. А проговорись он об этом в своей орденоносной биографии, фиг бы Вася видел Сталинскую премию.

Зингерталь, мой цыпочка
Свой звёздный путь, извините за громкое слово, на большую сцену претенденты на амплуа куплетистов обычно начинали либо, выступая перед сеансами в одесских синематографах, либо на концертных площадках каких-нибудь театриков или варьете типа «Золотой рыбки» на Преображенской или «Шантеклера» на Большой Арнаутской. Но даже там, чтобы показаться перед публикой стояла сумасшедшая очередь из желающих похохмить.
Так начинали и Утёсов, и Алексеев. Коралли днём пел в Бродской синагоге на Пушкинской, а вечером бил чечётку в иллюзионе «Фурор» на Водопроводной. Лев Зингерталь начинал в теперь уже всеми забытом саду «Венеция» на Куликовом поле. Куплетисты, как тогда говорили в Одессе, были двух фасонов: «салонные» или «фрачные» (фрак, цилиндр, белоснежные перчатки) и «рванные» или «босяки» (рванный пиджак, изжёванная кепка, стоптанные башмаки). Зингерталь тяготел к фрачному формату, только вместо цилиндра у него был котелок (наверное, цилиндр не удалось достать). Его никто никогда не учил эстрадным премудростям, он наблюдал за другими, а делал по-своему. Например, он аккомпанировал себе на миниатюрной скрипке, размер которой по контрасту с его долговязой худой фигурой вызывал смех. Ему была свойственна не только сатира, но и самоирония, публика на бис неизменно требовала исполнить серию куплетов «Зингерталь мой, цыпочка, сыграй ты мне на скрипочка». Обвал зала был гарантирован.
Популярность росла так стремительно, что даже появилась масса лже-зингерталей. Они разъезжали по окрестным маленьким городам и выдавали себя за знаменитость. Поэтому Лев Маркович вынужден был в гастрольных афишах писать: «Едет Лев Зингерталь — настоящий».

Оборотная сторона славы
Но слава, как медаль, имеет две стороны. В 1918 году, когда Центральна Рада, Добровольческая армия, французы и большевики, не краснея, воровали  друг у друга власть в Одессе, с Зингерталем случилось то же, что с Одессой, даже хуже. Стоило ему после выступления на минутку отлучиться из гримуборной, и какая-то сволочь своровала его концертный фрак. И самое обидное — котелок не тронула. А фрак, увы, был единственный. А на календаре, увы, был 1918 год, когда фраки в витринах не пылились. Геволт! Завтра концерт, а на вешалке только котелок. Можно, конечно, и с котелком выйти на сцену — только кто подскажет, что им в первую очередь прикрывать.
Это был бы конец карьеры, если бы опытные люди не посоветовали:
— Лёва, не будь идиётом! Тебе остаётся только уповать или на бога, или на Мишу, что, в принципе, в Одессе одно и то же. Дуй на Молдаванку — бог, понятно, там жить без охраны не рискнёт, а вот Миша квартирует.
В 1918 году кто такой «Миша» одесситу объяснять было глупо — Миша Винницкий, он же Япончик, наместник бога в Одессе.
Утром Зингерталь, прикрыв котелком то, что ему подсказал здравый смысл, поплёлся на Молдаванку. Миша был занят — разговаривал с попугаем. После вчерашнего пати в подвальчике у тёти Бети у главаря налётчиков было тяжёлое утро. Увы, в то утро другие собеседники ему были просто не по силам. Поэтому Зингерталю пришлось трижды обрисовать ситуацию, чтобы Япончик его понял. А когда картина достойными кисти Репина мазками прорисовалась, он содрогнулся, а мозг его встал дыбом от возмущения:
— Жлобы! — вскричал он. — Грабить артиста, которого они должны носить на руках за то, что он для них сделал!
И это была чистейшая, как водка у тёти Бети, правда. Это Зингерталь написал песню, нет, не песню, а гимн всех одесских налётчиков «Стой! Ни с места! Руки вверх», которую только вчера хор лучших стволов Одессы распевал у тёти Бети.
— Лев Маркович, не будем размазывать сантиментов! Миша даёт вам слово, шо тот, кто такого сделал, ещё раз об такого даже подумать забудет, потому что я лично ему руки повырываю! Лев Маркович, Миша не попугай, чтобы повторять, — просто сидите дома, куда вас пулей довезёт мой автомобиль, и ждите.
Автомобиль действительно стоял тут же во дворе, но от него Зингерталю, как опытному одесситу, пришлось отказаться, потому что на заднем сиденье авто стоял полуразобранный пулемёт, который только что начал смазывать один из Мишиных подручных. Зингерталь только отмахнулся — кто же в 1918 году ездил по Одессе с несмазанным пулемётом?!
За час до концерта в доме Зингерталя появился молодой человек со свёртком, завёрнутым в газету. Он тактично поинтересовался: «Или вы тот, кому следует фрак?», и развернул газету. Это был фрак. Зингерталь хотел расцеловать спасителя, но тут в дверь снова кто-то тактично постучал. Вошёл другой молодой человек и тоже со свёртком, и тоже с фраком. Только-только эти двое собрались уходить, как в дверях столкнулись с третьим молодым человеком, не сомневайтесь, тоже со свёртком.
Что вам сказать, Евгений Онегин не имел такого выбора фраков как Зингерталь в тот вечер. И это не печальная гипербола, а печальная правда, потому что в тот вечер и Онегин в бессмертном шедевре Чайковского вышел на сцену Оперного театра без фрака, прикрываясь одним цилиндром. И швейцар у входа в ресторан «Лондонской» стоял без фрака, прикрываясь одним меню. Да и многие зрители, пришедшие в театр «Водевиль», где в тот вечер выступал Зингерталь, сидели, прикрываясь веером жены.
Грустно было одному Зингерталю. Не потому что он был втянут в такую грустную историю —фраки-то он вернёт, объяснив хозяевам, что они были взяты напрокат. Но среди поднесённых ему фраков так и не оказалось его собственного.

Свой звёздный путь на большую сцену претенденты на амплуа куплетистов обычно начинали либо, выступая перед сеансами в одесских синематографах, либо на концертных площадках каких-нибудь театриков или варьете типа «Золотой рыбки» на Преображенской или «Шантеклера» на Большой Арнаутской.

Куплетисты, как тогда говорили в Одессе, были двух фасонов: «салонные» или «фрачные» (фрак, цилиндр, белоснежные перчатки) и «рванные» или «босяки» (рванный пиджак, изжёванная кепка, стоптанные башмаки).

Валентин КРАПИВА