В Одессе давно поняли: чтобы праздник, скажем, Новый год, запомнился надолго, надо либо долго после него отходить, либо красиво его отгулять. Наиболее интересен первый вариант, поэтому рассмотрим второй. Красиво отгулять — это чтобы душа пела или хотя бы подпевала. А вот кому подпевать — это всегда было принципиальным вопросом в старой Одессе.
Рекорды от «Сирены-Рекорд»
В доме автора этих строк долгое время хранился граммофон с хитрым названием «Экстрафонъ». С появлением в нашем доме граммофона была связана взволновавшая меня, мальчишку, легенда: со слов моей бабушки, к появлению у нас граммофона был причастен Сергей Уточкин. Это именно он привёз его из Киева. По молодости лет моя безудержная фантазия вмиг нарисовала, как Уточкин снаряжает аэроплан и летит в Киев за граммофоном. А уже через пару дней, вернувшись, он выбирается из неудобной кабины аэроплана «Фарман» и несёт на вытянутых руках тот дивный «Экстрафонъ», чтобы вручить его моей бабушке. Признаюсь, втайне хотелось (по крайней мере, думалось): «А вдруг, ну, чем чёрт не шутит, вдруг это была любовь?».
Много лет спустя, именно чёрт дёрнул меня за язык рассказать моему другу, знатоку одесской рекламы, о моих фантасмагориях, связанных с личной жизнью великого спортсмена Уточкина, и тут же был наказан — друг порылся в своей коллекции и поднёс мне под нос рекламу, из которой явствовало, что в Одессе на Екатерининской площади был магазин С. Уточкина, торговавший фонографами, за которыми действительно приходилось мотаться в Киев, и это никак не связано с рекордными полётами, а связано с такой прозой жизни как «надо же где-то зарабатывать на хлеб насущный». Да, героям спорта тоже хотелось кушать.
Видимо, желая воспользоваться, как сегодня говорят, «раскрученным» именем рекордсмена Уточкина какая-то фирма и способствовала появлению в Одессе подобного граммофонного магазина. Подозреваю, что то была фирма «Сирена-Рекорд», которая аккуратно прибирала к рукам российские рынки, но не Петербурга и Москвы, а подлинных культурных центров — Варшавы, Вильно (Вильнюса) и, конечно, Одессы. Двенадцать фирменных прессов без роздыху и выходных печатали пластинки звёзд тогдашних подмостков. Зато потом из открытых окон на Екатерининской или Колонтаевской летели рулады Давыдова, Плевицкой, Вяльцевой. Но всех перекрывал чарующий басок «королевы граммофона» М. Михайловой, выводящей «Моя любовь тебя убьёт». И действительно, с одного взгляда на фотографию мадам Михайловой было ясно: да, тут наверняка любовь с летальным исходом — такая мощь была видна в певице, и это мы ещё молчим о таланте.
Они были первыми
Первым придумал, как записывать звук, большой выдумщик Томас Эдисон. Но это были восковые валики. Интерес к новинке у публики таял, как воск валиков, пока за дело не взялся Эмиль Берлинер, придумавший пластиковую граммофонную пластинку. Это уже было интересно, и интерес к новинке стал лавинообразно расти во всём мире. Вскоре граммофон захватил лидерство и в культурной жизни Одессы. Какие только граммофоны её не наводнили: немецкие фирмы «Зонофон», швейцарские «Мон-Блана», французские «Братьев Пате». Практически в каждом доме до позднего вечера третий этаж, уважавший пластинки «Колумбии», соревновался в громкости со вторым этажом, предпочитавшим «Пишущего амура». И их бессмысленный и беспощадный спор заканчивался только тогда, когда на стол в центре двора дворничка Лизавета водружала свой «Орфеон», из трубы которого Фёдор Шаляпин выводил «Метёт, метёт», т.е., как считала Лизавета, гимн её нужной профессии. Если же все присутствующие в тот момент во дворе при исполнении гимна на первом же такте не вставали, то уж точно делали это на втором такте, вдохновлённые метлой Лизаветы.
.jpg)
Да, граммофон чаровал даже своим внешним видом, особенно трубой, подобострастно изогнутой, как спина официанта в кафе Фанкони. Кстати, с появлением граммофона в одесситах пробудился ранее дремавший героизм. До этого ворота одесских домов на ночь запирались от воров, но теперь, если в доме имелся граммофон, на ворота просто вешали объявление: «В 7-й квартире имеется граммофон. Господа грабители, двенадцать человек уде познакомились с его тяжёлой трубой, а один ещё и с хозяином граммофона. Пострадавшие доставлены в Еврейскую больницу».
Граммофоны были новинкой, даже сенсацией. Вместо оркестров их заводили в одесских ресторанах. Обходились они тогда, правда, ещё дороже, чем оркестр, но выпивали значительно меньше. В рестораны стали ходить не для того, чтобы взглянуть на котлету, а чтобы посмотреть на звучащее чудо. Хозяева ресторанов гордились, что с помощью граммофона им удаётся создать у себя подлинно домашнюю атмосферу. И действительно ещё технически несовершенный граммофон шипел не хуже любимой тёщи. И, главное, он заводился ручкой и под настроение, а тёща заводилась с пол-оборота и по любому поводу.
По той же причине, выезжая за город на природу, одесситы долго колебались, что лучше взять с собой на пленэр: граммофон или бабушку, которую после того, что она лечилась у известного психиатра Желобковского, тоже было небезынтересно послушать, правда, в отличие от граммофона не более четырех минут.
Да здравствует граммофон!
А каким милым и загадочным в магазинах был «список пиес для граммофона». Среди записанных на пластинки хитов были «Ой-ра, ой-ра, тётя Двойра», «Арончик, закрой свой граммофончик». Не теряли времени и пропагандисты украинской культуры. Некая А. Гаврильцева-Хмара на фирме «Эмиль Берлинерс» записала для украино-ориентированных слушателей целый цикл глубоко народных песен. Нет, сил сдерживать себя и не привести здесь хоть малую толику её большого ассортимента, в смысле, репертуара: «Нащо мені чорні брови», «Нащо мені карі очі», «Нащо мені білі груди», и так по нисходящей вплоть до «Нащо мені справні ноги». Удивляло лишь одно: зачем, получив такой развёрнутый словесный портрет, данный самой певицей, некоторые меломаны всё же покупают у продавцов, торгующих из-под полы порнографическими открытками, ещё и фото Гаврильцевой-Хмары? Наверное, чтобы убедиться, что скрывать она ничего не собирается, и «справні ноги» даны без купюр.
К слову, тогда конверты для пластинок ещё не имели дизайна, зато портреты исполнителей нередко помещались прямо на этикетках пластинок. Было очень трогательно видеть, как на одних этикетках изображена собака, слушающая граммофон, а на других в том же ракурсе изображена певица Вяльцева, слушающая тот же граммофон. И думалось, как удачно, что имеются ещё и подписи, т.е. никак не спутать, где есть кто.
А вот фирма «Якоб Рекорд» в рекламных целях придумала на записи, как тогда говорили, «привилегированных» певцов клеить красные этикетки, а для всех прочих этикетки делались белыми — видимо, по цвету вина, которое предпочитали те и другие мастера вокала и бокала.
Поражало, насколько богата была фантазия тех, кто формировал репертуар, записываемый на пластинки. Что только не увековечивалось! Например, товарищество «Сирена-Рекорд» подарило слушателям пластинку «Гибель Титаника», на которой некий дядя-баритон художественно исполнил, как значилось в рекламе, «песню-гимн, петую пассажирами на корабле в последний момент его гибели». Осведомлённость инициаторов издания пластинки просто изумляет. Жаль мало деталей, а именно: хор выстроился на палубе, уходящей под воду, или то было концертное исполнение в салоне, кто дирижировал и была ли подтанцовка?
Что можно сказать в заключение. В Одессе народ сразу полюбил граммофон, и поскольку он был практически в каждом доме, то подозреваем, одесситы просто были солидарны с Оскаром Уайльдом, патетически воскликнувшим: «Пусть музыка будет в каждом доме!». Какой Уайльд всё-таки умница, как тонко чувствовал душу человека! Да, кстати, чуть не забыли — это только часть цитаты. Вообще-то, Уайльд сказал так: «Пусть музыка будет в каждом доме. Кроме дома напротив». И снова оказался прав.
Валентин КРАПИВА
