Шерлок Холмс по холостому делу любил заниматься дедукцией. Для этого требовались три вещи: камин, кресло и миссис Хадсон. Именно она зажигала камин, пододвигала к камину кресло вместе с великим сыщиком и тихо прикрывала дверь — видеть, как Холмс занимается дедукцией, было невыносимо для её пуританского воспитания. Так что ещё неизвестно, кого больше должен был бояться преступный мир Англии: Шерлока Холмса или камина миссис Хадсон, без которого у Холмса не наступала дедукция.
А теперь представьте, что бы стало, если бы вся эта ерунда с дедукцией происходила в такую холодрыгу, какую заботливо поддерживают у нас энергетики! Преступность бы росла — что по факту мы и имеем у нас.
Справедливости ради надо отметить, что человечество всегда мёрзло. По сути, стиль ампир из-за холода и приобрёл свои характерные черты. А что вы хотите, женское платье представляло собой полоску шёлка, которую портной прихватывал лентой чуть повыше груди (если, конечно, портной у тогдашних барышень исхитрялся найти тогдашнюю грудь). Вот когда в моду вошли слово «инфлюэнция» и носовые платки. Причём, благодаря тогдашнему отоплению на носовые платки ткани уходило в три раза больше, чем на платье.
Вот и приходилось изобретать всяческие методы обогрева барышень. Конечно, традиционный подаренный Природой способ наиболее интересен, но читатель и сам с ним знаком. Поэтому остановимся на том варианте, который как раз незнаком, причём, незнаком не нам, а нашим ЖЭКам.
Так вот, когда вокруг горящего огня человек догадался возвести четыре стены, в тот день и появился дом. А в нём однажды появилась печь. Она стала главной в русской избе. На печи издавна спали старики, дети и Илья Муромец. Именно там формировались лучшие черты его богатырского характера — беспощадность ко сну и к врагам земли русской. Но на печи не только спали, на ней сушили травы и хмель. Там же хмель и принимали. Поэтому печь любили и всячески украшали. Так появились изразцы (то есть плитка), причём, со сказочными картинками и реальными после выпитого хмеля подписями.
Касательно подписей. Известен один весьма любопытный факт. В конце ХІХ века из Одессы в Стамбул отбыл новый советник российского посольства в Турции Степан Чахотин. И на первой же аудиенции у султана намётанный глаз дипломата заметил, о, ужас, что владыка турецкого мира гундосит, изрядно шмыгая носом:
— О, великий и несравненный Осман-паша, если бы ты полежал на русской печи, то вмиг обрёл бы здоровье и силу, — дипломатично молвил опытный дипломат.
— О, Чахотин-бей, тебе легко советовать, а я, властитель половины мира, ни на одном турецком базаре ещё не видел настоящей русской печи. Всё какие-то самопалы.
— Не беда, о, прославленный, так и быть я помогу тебе добыть печь с ортопедической лежанкой. Товар сертифицированный, прямо с одесского Малиновского рынка.
И действительно Чахотиным из Одессы была выписана печь вместе с печником. Печник обладал незаурядным опытом: он не только ладно срубил во дворце владыки печь, не только покрыл её изразцами, но в качестве бонуса он ещё и покрыл те изразцы содержательными покрывающими, не взирая на лица, надписями. Говорят, именно по тем надписям султан вскоре изучил русский язык. И это не наша выдумка. Современники подтверждают: после этого очень витиевато и ненормативно выражался Осман-паша. Зато как легко ему стало управлять подданными! За это султан даже наградил искусного одесского мастера орденом Меджидии 4-й степени и 50 турецкими лирами.
Но мы как-то отклонились в сторону, то есть в Турцию, и, видимо, пора возвращаться в Одессу. Валентин Катаев в своей книге «Разбитая жизнь» описывает священный ритуал, который в их семье неизменно исполнял её глава, то есть отец. Каждый год поздней осенью он отравлялся на станцию Одесса-Товарная закупать на зиму дрова. Причём, как сыновья его не умоляли взять их с собой, отец отказывался, мотивируя это тем, что они ещё слишком малы. Короче, исходя из его опыта, их неокрепшая психика была ещё не в состоянии пережить такое неординарное испытание как торг с одесскими барышниками на Товарной.
Но как дальновиден был папа Катаева, явно предчувствовавший сегодняшние торги в Москве с Газпромом, куда тоже не берут детей. Ибо там, как мы понимаем, от переговорного процесса может «поехать» не только детская психика, но и мозги взрослых дядь от выставляемых им цен и ультиматумов.
Правда, не только дрова согревали одесситов. Вскоре на смену дубовым дровам в Одессе пришли «брикеты», которые прессовали из каменноугольной пыли на заводе Камбье на Балковской улице в виде аккуратных шестигранников. За окнами вальсировала вьюга, а в каминах одесситов или в металлических, похожих на изящную колонну печках, плясало весёлое пламя. Но была ещё занимающая в доме почётный угол печь кафельная, облицованная плиткой с гончарно-изразцового заводика Гуревича и Тамаркина с той же Балковской. О ней неизменно говорили с теплотой, как о близком друге. Ну, это и понятно, в отличие от наших радиаторов, зимой печь была неизменно горячей, потому что топил её не дядя-ЖЭК, а дядя-истопник. А в чём их отличие мы, слава богу, понимаем, не дети: истопник — это профессия, а ЖЭК — это отмазка.
Да, некогда отоплением занимались в Одессе достойные люди. Даже непонятно, зачем они акцентировали в рекламе такой момент: «подряд берётся на добросовестное выполнение работ по устройству систем отопления». Какие наивные были подрядчики — не понимали, как можно работать недобросовестно. Почётом и уважением пользовалась транспортно-экспедиционная контора родного брата гоф-маклера одесской биржи, купца 2-й гильдии Антона Иосифовича Павани. А фирма «Братья Кертинг» с улицы Гоголя выполняла монтаж систем отопления, которые, извините за намёк, ещё по сей день работают в старых одесских домах.
И конечно, мало кто накануне зимы обминул топливный склад мадам Игнатовой с отменно высушенными дровами, заблаговременно перебранными, без единой пылинки. В этой связи вспоминается К. Паустовский, описавший завоевания победившей революции в Одессе и главное завоевание, которым революция особо гордилась: победу над любыми источниками добывания тепла. Цитируем: «Акациевые дрова (кстати, со спиленных в Пале-Рояле деревьев), похожие по цвету на серу, продавались в Одессе по немыслимым ценами только щепками и только на вес».
А были времена, когда в Одессе из тепла не делали фетиш — ну, разве что это делал В.Б. Фетиш (улица Тираспольская, 12), специализировавшийся на центральном отоплении, чьи бронзовые радиаторы знала вся Одесса.
К слову, благодаря американским изобретателям знакомые одесситам радиаторы недавно отпраздновали 150-летие. А 300-летие водяного отопление можно будет отмечать уже довольно скоро, потому что в 1716 году швед Мартин Требвальд именно таким образом впервые стал обогревать свои оранжереи, и так там было тепло и уютно, что даже сам он туда переселился.
Не скучал без изобретений и ХХ век. Например, архитектор Вольфганг Хайпл из Вены предложил мебель, которая была бы не просто мебелью, но и служила бы отопительной системой в доме. Специальное несгораемое покрытие наносилось на стенки шкафа, а внутри стенки размещались нагревающие спирали. Страшно подумать, сколько драматизма это новшество могло внести в жизнь окружающих? Ещё героиня А.П. Чехова любила общаться со шкафом, называя его «Многоуважаемый шкап!». А если бы прижилось изобретение Хайпла, вы представляете эти душераздирающие сцены?! Какие пару тёплых слов услышал бы «многоуважаемый шкап» от стучащей зубами девушки: «Ну почему ты ко мне охладел?! Кончай дымить и искрить! Если разлюбил, то извини — завтра же вылетишь из дома!». Сердце обрывается, когда представляешь шествие по улицам понурых, лишившихся взаимности шкафов.
А какую уникальную коллекцию собрал англичанин Реджинальд Дэвис, коллекцию просто в нашу тему. В его саду установлено около 400 печных труб. Стоит ли удивляться, что в этом оригинальном музее всегда людно — здесь постоянно толпятся хозяева домов, с которых Дэвис ненароком снял трубы.
Да уж, хитрое это дело отопление, и об этом чуть не ежедневно нас оповещают с телевизионных экранов. Так мы и без этого знаем, что тепло надо беречь. Причём, готовы начать это делать буквально сегодня, но для этого нужна самая малость — чтобы оно, то есть тепло, появилось в домах. Слава тебе, господи, наконец, и наше правительство поняло, что самое дорогое для человека — это тепло, и тут же плату за тепло сделало дороже и на простых с потолка взятых цифрах это обосновало. Так что не будем бередить душу читателей — как в доме повешенного не говорят о верёвке, в домах наших сограждан больше ни слова о тепле.