«Деколонизация» по-одесски, или что нам делать с Пушкиным?

Мощная дискуссия вокруг фигуры Михаила Булгакова и музея, названного в его честь в Киеве, должна была научить одному: нет никакого смысла апеллировать к фигуре того или иного деятеля культуры/науки, анализировать его произведения, многочисленные переписки, высказывания, подбрасывать гипотезы относительно его отношения к Украине, украинской государственности или украинского языка. Анализ тех или иных фигур вообще штука очень неблагодарная и очень неоднозначная: как трактуешь, так и будет. К примеру, после «советизации» фигуры и творчества Тараса Шевченко мы до сих пор не можем отвергнуть навеянные образы старого, отверженного деда, боровшегося против царизма во имя объединения всех славянских народов.

Во время подобных обсуждений следует обращать внимание только на одно: мы говорим об исторической фигуре или об идеологеме? Обычно в дискуссиях об очищении нашего пространства от всего, связанного с государством-агрессором, мы рассматриваем, прежде всего, маркеры и нарративы: то, чем в культурном, историческом, информационном и даже визуальном пространстве российская империя и его последователи ментально объединяли жителей порабощенных территорий, представлявших и представляющих интерес для нее. Рассматриваем маркеры, а дискутируем почему-то о фигуре.

В 2019 году в Одессу приезжал очередной «хороший россиянин» Дмитрий Быков, который в ответ на вопросы одесситов «Какой вы видите роль Одессы в украинском культурном потоке после того, как она оторвалась от российского контекста?», сказал: «Если Одесса будет существовать вне российского контекста, роль ее будет достаточно плачевной». По-моему, сказанное достаточно показательно, ведь вокруг Одессы настолько долго строили ауру причастности ее к «русскому миру» и общие с российской культурой контексты, что и рядовые одесситы, и сами россияне стали воспринимать наш город как один из элементов великой империи. И, конечно же, с присущим для колониальной ментальности провинциальным пиететом в сторону каждого представителя метрополии, когда-то гостившего или упоминавшего в своем творчестве об Одессе.

Одесситы часто вспоминают русского советского писателя Юрия Олешу, который жил в Одессе и писал об Одессе, но почти не знают об украинском писателе Юрии Яновском, который так же жил здесь и писал о нашем городе. Одесситы помнят о русском советском писателе Валентине Катаеве и его детстве в Одессе, но единицы знают о детстве в Одессе украинского писателя Виктора Домонтовича. Одесситы без проблем покажут дорогу к памятнику Александру Пушкину, но мало кто сможет указать на дом, где гостила Леся Украинка во время своих многочисленных поездок в Одессу. Одесситы имеют музей, названный именем русского советского писателя Константина Паустовского, но у них нет даже мемориальной таблички в честь украинского писателя Ивана Нечуя-Левицкого, который часто был в Одессе и писал о ней.

Все это ярко демонстрирует, что речь идет вовсе не об исторических фигурах в одесском контексте, а больше о маркерах: о том, о чем громко говорилось и чем восхищались во времена империи. И дело не в том, что одесситы так плохи и не уважают украинских культурных деятелей. Дело в долголетней имперской политике, название которой «культурный колониализм». Так сложилось исторически, что в империях язык и культура страны-монополии воспринималась как стоящая выше языков и культур колоний. Но самая большая проблема в том, что после трех десятилетий независимости вопрос должного чествования украинских деятелей и очищение пространства от российских маркеров вызывают такие оживленные дискуссии.

Я ничего не имею против исторической фигуры Александра Пушкина в одесском контексте «охоты на саранчу», но искренне не понимаю, почему внимания и уважения ему отдано больше, чем исторической фигуре Адама Мицкевича в том же одесском контексте. Я не понимаю, откуда в Одессе есть площадь и улица имени Льва Толстого, который в городе был только проездом, но Одесский городской совет не поддержал назвать топоним именем еврейского писателя, общественного деятеля, основателя современной литературы на идише Менделе Мойхер-Сфорима, который жил и работал в Одессе. Я не понимаю, почему центральные улицы города названы именами Бунина, Жуковского и Пушкина, а улица Леси Украинки находится на задворках географии.

Достаточно лишь поверхностно проанализировать весь этот «одесский» культурный контекст, хотя с точки зрения топонимов и наименований, как становится понятно только одно: наш город до сих пор находится под культурной экспансией москвы. Музей Пушкина, который до сих пор существует в Одессе и находится на содержании областного совета, муниципальный конкурс Паустовского с номинацией «Популяризация творчества русского писателя» – только верхушка айсберга. Если копнуть глубже – мы до сих пор находимся в ментальной оккупации, до сих пор благодаря всем этим маркерам чувствуем свою принадлежность к великому и могучему русскому миру. И «деколонизация» сегодня это прежде всего об изменениях мировоззренческих, самоосознания и самовосприятия, а уже потом об изменениях табличек.