Прогулка с Ланжероном по Ланжероновской

Никакой мистики, никакого виртуального общения. Действительно, в один из последних теплых октябрьских дней я прогуливался по Ланжероновской с господином де Ланжероном. Правда, не с тем, легендарным, другом и продолжателем дела нашего Дюка, градоначальником Одессы и губернатором Новороссийского края Луи-Александром-Андро, графом и генералом от инфантерии, а с его далеким потомком Лионелем.
Ланжерон знает о предке меньше одесситов
Лионель де Ланжерон, офицер французских вооруженных сил, моложавый, статный мужчина лет пятидесяти, довольно сносно, хоть и с акцентом, говорит по-русски. В Одессу приезжает второй год подряд, выделяя для этого часть отпуска, потому что «Одесса меня влюбила».
 Признаюсь: поначалу пришлось испытать некоторое разочарование. Я-то рассчитывал «выудить» из гостя побольше информации о его великом предке, оказалось же, что роль главного рассказчика отводилась мне. На мой весьма деликатно заданный вопрос, сохранились ли у него хоть какие-нибудь документы, связанные с жизнью этого неординарного человека, Лионель отрицательно покачал головой – нечего, мол, абсолютно ничего нет.
Более того, к моему вящему изумлению, выяснилось, что знания Лионеля о деятельности «нашего» Ланжерона весьма отрывочны, и большая часть моего рассказа о нем явилась для собеседника  откровением. Правда, к чести последнего, он проявил большую любознательность и буквально засыпал меня вопросами, особенно касающимися событий, связанных с завещанием предка, умершего в Санкт-Петербурге, но похороненного «почему-то» в Одессе, и дальнейшей судьбой захоронения. По понятным причинам, мои ответы весьма огорчили французского офицера…
Герой в Одессе, предатель — во Франции
Потом мы пили чай в полупустом кафе, а когда наша беседа подходила к логическому завершению, я все же решился задать господину Ланжерону мучащий меня на протяжении всей нашей встречи прямой вопрос.
— Как получилось, — спросил я, — что вы, прямой предок столь выдающегося человека, в конце концов, боевого генерала, принявшего участие в неимоверном количестве сражений, в которых он проявил настоящее мужество, — как получилось, что вы так мало знаете о нем?
Мой собеседник как-то очень печально улыбнулся и, после небольшой паузы, сказал:
— Тема не очень приятная, но я отвечу. Всем нам, потомкам этого великого, как вы неоднократно подчеркнули, человека, всегда приходилось, как бы помягче выразиться… приходилось не слишком афишировать родство с ним…
Прочитав на моем лице явное недоумение, он усмехнулся и продолжил:
Вы считаете его героем, и это вполне объяснимо. Но на моей родине в глазах немалого количества французов он – предатель, воевавший на стороне противника и способствовавший падению Наполеона. Наполеон же – и сегодня святая святых во Франции. Когда-то мой отец, которому сейчас за восемьдесят, пытался заняться составлением нашего генеалогического древа, но нарвался на категорический, строжайший запрет моего деда. «Если ты не хочешь навлечь на нашу  семью массу неприятностей, — сказал он отцу, – забудь о «русской истории» нашего предка. Навсегда забудь!». Так что, считайте большим чудом, что я еще хоть как-то разговариваю на русском языке. Мои дети его уже не знают…
Пережила советскую власть, погибла в годы независимости
Наступила гнетущая пауза. Чтобы как-то подсластить горькую пилюлю, я предложил гостю проехать к одной из немногих сохранившихся одесских достопримечательностей, связанных с именем его предка – знаменитой арке, ведущей к когда-то роскошной даче Ланжерона (арка — все, что от дачи осталось), и здесь меня ожидал неприятный сюрприз…
— Спасибо, — сказал он, — но я был в том месте. Это ведь теперь, кажется,  вход на городской пляж? Кстати, не у кого было спросить, может быть, вы сумеете объяснить мне, почему с арки исчезла рельефная надпись? Мне подарили в прошлом году открытку с изображением этой арки, и на ней отчетлива видна…
— Извините, — перебил я гостя, — но вы что-то путаете. Эта надпись есть и сегодня, я помню ее с детства, когда бегал купаться на пляж «Ланжерон». Одесситы считают маленьким чудом, что она сохранилась при советской власти, даже «старорежимный» твердый знак не срубили в окончании.
— Э, нет, я ничего не путаю, — упорствует мой собеседник, — потому что видел все собственными глазами: арка находится в хорошем состоянии, свежеокрашенная, а вот буквы исчезли…
Мы тепло распрощались, обменявшись перед этим электронными адресами и телефонными номерами. Лионель заверил меня, что еще не раз приедет в наш замечательный город.
*     *     *
Хотели отремонтировать, а в результате испортили
Исчезнувшие, по словам Лионеля, буквы с арки не давали мне покоя. Потому на следующий день я позвонил приятелю, Геннадию Львовичу Петрову, который живет в нескольких десятках метров от знаменитой арки, с просьбой прояснить ситуацию. Минут через двадцать он мне перезвонил. До последнего момента я надеялся, что произошло какое-то недоразумение и никуда эти девять букв (включая твердый знак – «Ланжеронъ») не делись. Ответный звонок Гены окончательно развеял все мои надежды.
— Анатолий, — начал он, и я сразу уловил в интонации приятеля явное огорчение, — Анатолий, букв, действительно, нет. Удивительно: я все лето ходил под этой аркой и только сейчас обнаружил их исчезновение…
…Звоню директору парка имени Т. Г. Шевченко Игорю Челидзе с просьбой прояснить ситуацию. Игорь Георгиевич, коренной одессит, не безразличный, как я понял, к судьбе городских ценностей, внес некоторую ясность:
— Я работаю директором парка с 2008 года и уже букв на арке не застал, хотя хорошо помню их. Мне удалось выяснить, что в 2006 или 2007 году по указанию Приморской райадминистрации КП «Ланжерон» выполнило текущий («косметический») ремонт арки. Вот тогда, видимо, буквы с нее и исчезли. В этом коммунальном предприятии за последнее время поменялось несколько директоров. Добавлю только, что арка находится на балансе парка, и КП не имело права проводить ее ремонт…
Вот теперь все стало, кажется, на свои места. Очевидно, облупившаяся краска на арке привлекла внимание чиновников районной администрации, которые, не разобравшись, кто отвечает за ее состояние, дают команду КП. Последние «берут под козырек» и отправляют на свалившийся на них объект работяг, имеющих такое же представление о реставрационных работах, как жэковский сантехник – о компьютерной ирригации… А буквы на арке уже полуразрушенные, требуют вмешательства реставраторов (это хорошо видно на фотографии, сделанной в 2006 году) – что с ними делать? Конечно, сбить!
Так кто вернет на место буквы?
Предъявить претензии директору парка я не могу: это маленькое варварство произошло до его назначения, но, «если бы директором был я» (с середины 1970-х такая рубрика существовала в «Литературной газете»), — назамедлительно бы предпринял действия на восстановление замечательного памятника.
Александру Федоровичу Ланжерону арку, названную его именем, очевидно, увидеть не довелось. В труде архитектора В. И. Тимофеенко «Одесса: Архитектурно-исторический очерк» (Киев, «Будiвельник», 1984) указывается дата ее установки – 1830 год. Как известно, в это время Александр Федорович жил в Санкт-Петербурге, где скончался через год, в 1831 году. Но разве можно подсчитать, для какого количества одесситов стала арка Ланжерона истинным символом Одессы?! Известный краевед и ценитель одесской старины Ростислав Александров в «Прогулках по литературной Одессе» упоминает нескольких из когорты знаменитых наших горожан, «зафиксировавших» свое восприятие арки. Это и Юрий Карлович Олеша («Там… стояла парадно белая мраморная, а скорее, гипсовая арка, как бы часть какого-то виадука…»), и Валентин Петрович Катаев («Сначала сушь и дичь запущенного парка,/ Потом дорога вниз и каменная арка,/Совсем Италия…»)…
Все рассказанное дает мне повод обратиться к начальнику Управления охраны объектов культурного наследия Одесской облгосадминистрации Наталье Штербуль с огромной просьбой – восстановить как можно скорее один из символов Одессы в первоначальном виде (не забыв, конечно, твердый знак). А зачем тянуть? Дело-то, по большому счету, копеечное…
Анатолий ГОРБАТЮК.
 

Внештатный журналист