Известный одесский писатель и блогер Александр Бирштейн напомнил об одной очень важной дате в истории города, которую мы пропустили. 5 августа 1970 года в Одессе объявили холеру.
«Одесская жизнь» решила, хоть и с запозданием, поздравить своих читателей с этой, хоть и не круглой, но все-таки датой. А в качестве подарка предложить вашему вниманию воспоминания и рассказ Александра об этом событии.
КРАСНЫЕ НЕПОБЕДИМЫ
События, о которых хочу поведать, произошли в августе 1970 года. Эпидемия холеры, робко зародившись в Батуми, стилем баттерфляй переплыла Черное море и вышла на наш берег. Известие о том, что город будет закрыт, просочилось, и начался невиданный свал. Поезда, больше напоминавшие в фас бочки, самолеты, забитые пассажирами и зайцами, такси строго по маршруту Одесса-Тирасполь за цену, превышающую стоимость проезда до Владивостока…
Одессу закрыли. Конечно, уехать смогли далеко не все. Но иногородних надежно закрыли в санаториях и домах отдыха, названых единым словом: резервация.
Впервые в истории Одесса осталась в полном распоряжении одесситов. И те в полной мере этим воспользовались.
Цены на Привозе и Новом упали до неприличия. Поэтому хорошо пообедать могли уже практически все.
Зато цены на сухое вино, рекомендованное Миндздравом, немного возросли.
Резко опустевший город, невиданная чистота, обилие продуктов, солнце, почти пустые пляжи… Рай. Эдем. Одесса.
Население сперва немного напуганное, воспряло на всю голову.
В ресторанах особой популярностью пользовалась песня на стихи Лени Заславского и музыку Булата Окуджавы.
Ваше благородие, госпожа холера,
Судя по фамилии, вы жена Насера.
Двадцать граммов хлорки
В арабский коньяк –
Не нужна касторка –
Пронесет и так!
Вот, на таком фоне происходили события, о которых и хочу вам поведать. В нашем дворе известие о холере приняли довольно спокойно.
Пиво в будке напротив уже не продавали, зато продавали сухое вино, что радовало. Да и дядя Ваня свои труды по алкоголизации населения (термин Олега Губаря!) не прекратил.
В общем, наступило время, которое многие политически неграмотные жильцы стали именовать коммунизмом. Но…
Никак не обойтись без этого пресловутого «но», расколовшего наш двор на два непримиримых лагеря. Я бы даже назвал это войной алых и белых вин. Всем известно, что сухое вино повышает кислотность, а холера боится этой самой кислотности больше, чем тетя Аня тетю Марусю. И лишь одно вызывало горячие споры – какое вино пить: белое или красное?
Началось все невинно. Сидели во дворе, разговаривали за жизнь, приняв лекарственную дозу, конечно.
— Красное вино – это кровь! – проявил осведомленность в алкомедицине Герцен. И эта фраза положила начало всему.
— Кровопийца! – с чувством произнесла тетя Аня, у которой возникали постоянные разногласия с Герценом по поводу уборки лестничной площадки.
И все! Те, кто лечился красным вином, стали кровопийцами.
Любители красного вина срочно оторвались от коллектива, дабы разработать ответные меры.
— Белое вино – вовсе не вино! – ораторствовал Герцен.
— А что? – спросила тетя Маруся.
— Это пышерц! – провозгласил Герцен.
Так что, направление поиска было задано. Окончательный и всеми утвержденный вариант звучал так:
— Мочеглоты!
С тем и пошли в народ. И народ проникся. Но не весь. А примерно половина.
— Кровопийцы! – слышалось то и дело с одной стороны.
— Мочеглоты! – не оставались в долгу оппоненты.
Вопрос был настолько принципиален, что обсуждался с применением теплых слов. Назревала война. Я не представляю, чем бы это закончилось, если бы умный Герцен не рассказал, что раньше, в старинные времена, сражались предводители армий. И победа оставалась за той армией, предводитель которой победил. Это обещало и выход, и зрелище. Осталось выбрать предводителя и вид дуэли.
Вид боя выбрали легко. «Белый» будет пить белое, а «красный», соответственно, красное. Кто перепьет противника, тот и выиграл.
После интриг и совещаний «белым» выбрали Камасутренко, а «красным» — Накойхера.
Честно говоря, у Накойхера было мало шансов. Его здоровье изрядно подточил «Портвейн крымский», который он пользовал ежедневно без отрыва от производства. Так что, несмотря на габариты, Накойхер, честно говоря, не канал*. Но… Видите: опять «но»! Руководителем команды «красных» стала тетя Маруся. А уж она-то сумела привлечь на свою сторону нужного человека.
Вино приобрели вскладчину. По 5 литров… За покупкой отряжали по представителю с каждой стороны. «Оружие» хранили у дяди Вани, чья квартира настолько пропахла алкоголем, что лишние запахи ничего уже испортить не могли. Посторонних в квартиру не допускали.
В ближайший вечер посреди двора был установлен стол, долженствующий служить ристалищем. Канистры с вином стояли на столе. Нейтральный алкоголик Жора был назначен наливающим. Зрители, числом не менее сорока человек, разместились поодаль. Под аплодисменты и напутствия «спортсмены» вышли на старт. Жора налил по первой.
Накойхер выпил свой стакан легко.
— Тарчь! – сообщил он публике.
Камасутренко отпил полстакана, чему-то обрадовался и вторые полстакана пил уже с наслаждением.
Каждый из бойцов закусил конфетой-подушечкой и принял из рук Жоры по второму стакану. И все повторилось. Накойхер махнул свой стакан не глядя, а Камасутренко пил медленно, наслаждаясь.
Третий и четвертый стаканы не склонили чашу весов ни в чью сторону. Пятый показал некоторое преимущество Накойхера, ибо Камасутренко, ни с того, ни с сего, стал слегка пошатываться. Дело исправил шестой стакан, ибо Камасутренко от него почти остекленел. Седьмой стакан… Накойхеру было плохо. А Камасутренко… О, ему уже было хорошо! Он лежал под столом без всяческих чувств.
— Победа! – возопили любители красного. Накойхера на руках, проделав круг почета по двору, отнесли на заслуженную койку. Мадам Накойхер раздавала автографы. Жора, прижав к груди остатки красного заныкался в свою берлогу. Побежденные «беляки» незаметно разошлись, захватив тело павшего Камасутренко.
— Маруся! – возник ниоткуда дядя Ваня, — с тебя должок!
— Знаю! – шикнула на него Маруся. – Завтра отдам!
— Сегодня! – потребовал дядя Ваня. – Все шесть рубчиков. Два литра самогона да по три рубля за литр…
— А белое вино ты вылил, да? Все два литра? – ядовито вопросила Маруся.
— Нет… — сознался дядя Ваня.
— Ну, тогда вычти из долга рубль восемьдесят!
— Идет, — скрепя сердце согласился дядя Ваня. – Хотя… мне ж еще и за работу положено…
— Тоже мне работа: смешать белое вино с самогоном… Небось еще и схалтурил? А, кстати, где остатки «боеприпасов»? Куда «беленькое» со стола дел?
И дядя Ваня срочно свернул разговор, сообщив, что спешит, даже очень, выпить за Марусино здоровье.
А Межбижер наутро вывесил идеологически выдержанный плакат: «КРАСНЫЕ НЕПОБЕДИМЫ!»
Мне та холера многими вещами запомнилась. И многое есть, что рассказать. К тому же моя мать-бактериолог работала в железнодорожной эпидемстанции и принимала непосредственное участие в противоэпидемических мероприятиях. Ведь множество приезжих проходило обсервацию именно в стоящих на путях поездах. Лето, жара, стоящий поезд… Этим не повезло больше всех. А больше всех повезло тем, кто проходил обсервацию на стоящих у причалов пассажирских судах. Комфорт, отдых, питание в судовых ресторанах — и всё бесплатно!
Все театры работали. Хоть и приходило на спектакли очень мало людей, на всех хватало первых двух рядов… Я тогда по 30-копеечным билетам на галёрку чуть не ежедневно сидел в первом ряду партера разных театров. Особенно любил музкомедию, ту, старую, с Водяным…Чудесное было времечко!