В ноябре исполнилось 45 лет со дня смерти поэтессы Веры Инбер. Она не только писала стихи, но и прозу, была профессиональным журналистом, лучшим корреспондентом журнала «Огонек».
Вера Инбер появилась на свет в купеческой семье — ее отец, купец второй гильдии Моисей (Михаил) Шпенцер, был владельцем крупнейшей одесской типографии и научного издательства «Матезис». Жила семья в Стурдзиловском переулке, который сейчас носит имя поэтессы.
После гимназии Вера Михайловна поступила на историко-филологическое отделение женских курсов. Правда, она их так и не окончила — родители, посчитав, что у дочери хрупкое здоровье, отправили ее набираться сил в Швейцарию и Францию. Там она познакомилась со многими известными литераторами и художниками, и когда вернулась домой, стала печататься в одесских газетах. Многие из ранних ее стихотворений так нравились Вертинскому, что он подбирал к ним музыку и пел с эстрады. Например, «Девушку из Нагасаки» благодаря знаменитому шансонье поют до сих пор, не догадываясь даже, что автором текста была вполне серьезная, можно сказать классическая, поэтесса.
После того, как Инбер вышла замуж за журналиста Натана Инбера, семья уехала в Париж, где у них родилась дочь Жанна. Однако перед началом Первой мировой войны семья вернулась в Одессу. Вера Михайловна, прожив несколько лет в Париже, считала себя знатоком моды и устраивала лекции, на которых учила одеваться одесских дам. У поэтессы действительно был отменный вкус, и эти «мастер-классы» пользовались огромной популярностью.
Вскоре Натан Инбер в очередной раз отправился в зарубежную поездку — в Константинополь, и Вера Михайловна поехала с ним. В Одессу она вернулась уже одна. Ее муж решил остаться за границей, вероятно, почувствовал, что скоро жизнь на родине превратится в сплошной кошмар. Впрочем, некоторые считают, что Инбер просто разлюбила мужа и поэтому не захотела оставаться с ним в эмиграции.
Однако как бы там ни было, на родине поэтессе пришлось устраивать свою жизнь заново. В биографии Инбер был пункт, который служил как предметом зависти для других, так и источником страха для самой поэтессы — она была племянницей Льва Троцкого. Хотя Троцкий не испытывал восторга по отношению к одесской родне, Инбер удалось добиться у него «аудиенции». Вероятно, он помог ей, так как Вера Михайловна стала корреспондентом одного из печатных изданий, часто бывала за границей, печаталась в самых известных отечественных журналах. После того как Троцкий попал в опалу, ей чудом удалось сохранить не только жизнь, но и свободу. При этом она очень боялась репрессий и старалась выглядеть как можно благонадежнее, писать то, чего от нее ждут.
Евгений Евтушенко, лично знавший Веру Инбер, называл ее «литературной комиссаршей», однако, судя по всему, у поэтессы не было выбора. Несмотря на миниатюрный рост, мелодичный голос и ангельскую внешность, Вера Михайловна обладала просто-таки железным характером и способностью приспосабливаться. Это составляло такой разительный контраст с ее внешностью, что поэт-пародист Александр Архангельский написал на нее эпиграмму: «У Инбер — детское сопрано, уютный жест. Но эта хрупкая Диана и тигра съест».
Перед войной Вера Михайловна вышла замуж за профессора медицины Илью Страшуна. Во время войны они оказались в блокадном Ленинграде, а дочь поэтессы отправилась в эвакуацию. Там у нее умер годовалый ребенок, и Инбер всю жизнь считала себя виновной в его смерти. Если бы она была рядом с дочерью, возможно, этого бы не произошло.
После войны Вера Михайловна приобрела еще большую известность, за «Пулковский меридиан» получила Сталинскую премию. Инбер переводила на русский язык французских поэтов, а также Шевченко и Рыльского. Хорошие стихи она писала все реже, особенно после того, как ее муж в связи с «делом врачей» попал в психиатрическую клинику. Вера Михайловна пережила и мужа и дочь и умерла в 82 года совершенно одиноким человеком.
«Хороший мужик Верынбер»
В последние годы характер у поэтессы очень испортился. Вероятно, сказывались долгие годы напряженного ожидания, что ее могут объявить «врагом народа». Несмотря на то, что ее муж сам был известным человеком, окружающие все равно связывали его с именем Веры Инбер. Дворник, который работал у нее на даче, как-то сказал Корнею Чуковскому: «Сам Верынбер — хороший мужик. Душевный. Но жена у него не дай Боже!». Детский писатель потом долго вспоминал об этом курьезном случае.
