Память Голодомора: человечность в бесчеловечные времена

Хлеб для вооружения

В конце 20-х годов сталинский режим отказался от элементов рыночной экономики. В сельском хозяйстве начались принудительная коллективизация, раскулачивание, установка обязательных планов хлебозаготовок.

Хлеб продавали за границу. Платили за него валютой, необходимой для создания в СССР военно-промышленного комплекса. Поэтому зерна требовалось все больше.

Власть увеличивала нормы и темпы плана хлебозаготовки, взвалив на украинцев непосильное бремя. Выполнить его означало – обречь людей на голодную смерть.

Тех, кто план «саботировал», поначалу штрафовали: отбирали мясо и картофель. А 18 ноября 1932 года ЦККП(б) У принял постановление «О мерах по усилению хлебозаготовок». В селах начались массовые обыски и изъятия последних запасов сельхозпродуктов.

Узаконенный грабеж

Для конфискации зерна и прочего продовольствия создавались специальные отряды активистов – «буксирные бригады». Вот как описывает их «заготовительную кампанию» в Одесской области сельский корреспондент: «Эта бригада ходит по хатам и забирает, что хочет. Если не даешь, то арестовывают и забирают все имущество. Если не даешь, то еще и побьют, не пустишь в хату – они двери бьют».

За определенный процент изъятого зерна и продуктов активисты ходили по домам, не стесняясь отбирать все, что было съедобным. Вооружены «заготовители» были ружьями и палками. Нередко прибегали к насилию и грабежам. Люди, пережившие Голодомор, с ужасом вспоминали, как «активисты» вытаскивали из хат женщин за волосы, тащили их по земле и требовали признаться, где находится тайник с продуктами. Дома, где семьи тайно готовили еду, вычисляли по дыму из печной трубы. Врывались и отбирали не только зерно, но даже пищу, стоявшую на огне.

Особенно свирепствовали «заготовители» в хозяйствах крестьян, которых было принято называть «кулаками». Отбирали сундуки, одежду, посуду, инвентарь. Награбленное добро продавали. За такой разбой власти не только не наказывали – напротив, грабежи зажиточных крестьян всячески приветствовались.

Цена милосердия: смерть, высылка, концлагерь

Но все же в те страшные годы оставались люди, не утратившие человеческого достоинства.

Сельский священник Никита Морозовский из села Борсуки Балтского района все, что подавали на церковь, раздавал голодающим людям. Он, его жена и дочь умерли от голода в 1933 году.

Александр Мартынович в 1932 году был заместителем главы райисполкома Знаменского района в селе Макариха. Стремясь спасти крестьян от голодной смерти, он отчислил фонды для усиленного питания колхозников. Конфликтовал с правлением местного артели «Правда», критикуя «большевистские» темпы хлебосдачи. Был арестован и обвинен в срыве плана хлебозаготовки.

Александр Задорожнюк из села Мариновка Ананьевского района в 1932 году был головой сельсовета. Во время обсуждения плана хлебозаготовок распределил зерно между крестьянами. За это был арестован по обвинению в антисоветской агитации и «разбазаривании» зерна, осужден к выселению в Северный край. Дальнейшая судьба неизвестна.

Об обысках, необходимости прятать зерно, подслушав разговоры в правлении, предупреждал односельчан колхозный счетовод Прокоп Житный. Его проговорили к заключению в концлагере.

Но и в «буксирных бригадах» находились люди, жалевшие односельчан.

– Бригады активистов организовывались из самой бедноты – в основном из непорядочных людей, лентяев, которые не хотели работать, выметали у людей все до зернышка. Но все же надо сказать, что были среди них такие, что не очень старались выслужиться перед властью, – рассказывает уроженец села Великоплоское Великомихайловсого района Федор Завязкин. – Мой дед был священником. Семья большая – восемь детей. Надо было как-то спасать их. Спрятал дед в сарае под соломой шесть мешков кукурузы. А спустя время явились активисты. Один из них, Ивлей Тиханский, подошел и тихонько спросил: «Скажи, где спрятал. Я не укажу, а отведу». Дед рассказал. В то время другие члены бригды обыскивали хату, сарай, чердак, погреб, огород. А Тиханский пошел в сарай, и, «проверив», заявил, что там ничего нет. Так этот человек спас нашу семью от голодной смерти.

Уроки доброты и баланда за работу

В эти страшные годы люди выживали, как могли. Ели мясо дохлых лошадей. Варили лебеду, терли желуди и крапиву. В пищу шли цветы акации, щавель, камыш. Собирали оставшуюся в поле мерзлую гнилую картошку. Ее сушили и ели. А зерно, сохранившееся на полях, пока никто не видел, жевали на ходу. «Что успели кинуть в рот,то было наше», вспоминают люди, пережившие в детстве ужасы Голодомора.

– Помню, как в школе наша учительница спрашивала в классе о том, у кого что есть поесть, – рассказывает София Литвинова из Березовки Балтского района. – А мы сидели и молчали. Думали, что учительница хочет забрать у нас еду. Потом она говорила: «Доставайте еду, у кого какая есть, делитесь друг с другом, ешьте, а потом начнем урок».

Чтобы прожить, девочки постарше ходили на работу – заработать хоть какой-нибудь баланды. В эти тяжелые времена они не только выживали сами, но и спасали от голодной смерти других – в первую очередь, детей.

– Помню, что молодые девчата Мотря Пиндюр и Франя Папуша зашли в соседскую хату. Там, ожидая смерти, лежали опухшие от голода родители, а маленький мальчик сидел на печи, плакал и грыз дымовую трубу, потому что очень хотел есть, – делится уроженка села Плоское Балтского района Анна Колесник. – С этого времени они каждый день, сами все не съев, пряча, чтобы никто не знал, тайком его подкармливали. А немного позже в селе организовали ясли. Девчата мальчика туда отвели, и он остался в живых.

Цифра
От голода в 1932 году в Одесской области умерло 40,3 тысячи человек, а в 1933 – 120,6 тысячи человек.

«Думала, что того молока никогда вволю не напьюсь»

– Год 1933 был очень тяжелым, – вспоминает односельчанка Анны Колесник Мария Кыкивская. – Люди в селе умирали целыми семьями. Мы выжили потому, что у нас была корова. Прятали ее в хате. Около нее все спали. Кормить корову нам помогали и соседи, которые еще могли немного ходить. Носили нам бурьян – ничего другого больше не было. Корова тоже была тощая, но молока немного давала. Я была маленькая, но очень запомнила, как под тыном выстраивались группки людей, протягивали жалобно худющие руки с кружками и просили: «Тетя Параска, дайте чуть-чуть молока, хоть губы помочить». И моя мама оделяла их всех, как могла. Я сколько живу на свете, не могу забыть, как они дрожащими руками хватали те кружки почти пустые, прикладывали ко рту и потом расходились низко опустив головы и пошатываясь от недоедания и бессилия. А нам мама говорила: «Я вам вечером дам молока вволю. А сейчас – потерпите». А вечером опять повторялось то же самое. Я думала, что того молока никогда вволю не напьюсь. А еще помню, как моя мама наливала нам юшки, где варился буряк, клала туда несколько кусочков буряка и просила отнести тете Степаниде, что жила через дорогу. Подкорить там маленьких детей. И надергать снопиков – хату им натопить. Родители уже лежали опухшие с голода и не могли ходить. А те дети так и выжили.

Голодная Одесса
Голод был не только в селах, но и в самой Одессе. К концу 1931 года двухкилограммовая буханка черного хлеба стоила на «Привозе» 40-50 рублей. Самым мрачным местом тогда была площадь Красной Армии («Соборка»). Туда сходились беглые колхозники в надежде выпросить хлеб. Многие так обессилили, что умирали, едва откусив кусочек. Но чаще горожане проходили мимо, потому что сами ничего не ели.

«Не ели уже два дня»

Спустя 90 лет после страшных времен Голодомора кремлевский режим вновь вывозит запасы украинского зерна. А в Украине опять умирают от голода люди.

«Не ели уже два дня. Слабость. Выйти из города пешком – нет сил. Хорошо, что воды чуть-чуть есть». Эти жуткие слова – когда на минуту-другую пробивалась хоть какая-то связь – слышали близкие мариупольцев, не сумевших вырваться из оккупированного города.

К монументам украинцам, погибшим в годы Голодомора, люди приносят колосья пшеницы. Шестилетний мальчик из Бучи, на могилу своей мамы, умершей в укрытии во время оккупации города рашистами, приносит консервы…