Каждый из нас, вероятно, однажды приходит к выводу, что жизнь — великий режиссер, а, прежде всего, сценарист
Несколько лет назад у меня состоялась встреча с одесситом Израилом Посталовским. Сейчас Израилу Зиновьевичу 96 лет. Он педагог, занимался теорией и практикой динамического чтения, разработкой других инновационных педагогических технологий.
Встретились мы с ним тогда вовсе не по «военной тематике», говорили о совершенно, казалось бы, противоположном — о том, что такое юмор и как он влияет на наш характер. Но именно в этой беседе прозвучала фраза участника Второй мировой Израила Посталовского, которая меня удивила: «Война — великая насмешница…».
— Насмешница? — переспросила я.
В ответ мой собеседник и рассказал историю из своей военной жизни. Историю удивительную, почти невероятную, да еще, по сути, с продолжением длиной в саму жизнь — того самого величайшего сценариста.
Военная биография паренька, в совершенстве владеющего немецким, складывалась не совсем обычно: он был и танкистом, и переводчиком. Несколько раз был серьезно ранен, «залатали» — и снова в строй. А вот тогда, под Москвой, будучи командиром «тридцатьчетверки», получил по полной. Он подбил немецкий танк, но и его «тридцатьчетверка» загорелась. Он, обожженный, сумел как-то вылезти из этого кошмара, и стал ползти. Вспоминая это, Израил Посталовский говорил, что сам он в тот момент «превратился в один сплошной комок дикой боли от полученных ожогов. Обгорели и руки, и ноги. И чудом было уже одно то, что огонь пощадил глаза».
Но он все полз — и оказался в огромной воронке. Там с ужасом смотрел он на свои черно-красные обгоревшие пальцы и стал понимать, что это — конец. Боль была дикой, терпеть ее становилось уже невозможно. И тут он услышал хрип. А потом — голос, спросивший по-немецки: «Кто это?». В той же воронке, только ниже от места, где находился Израил, лежал раненый немец.
Израил отозвался по-немецки.
— Ты говоришь по-немецки?
— Я — советский еврей. Хорошо владею немецким языком.
— Боже, не хватало мне еще подыхать в одной яме с евреем, — послышался ответ.
Израил стал вглядываться и понял, что ранение немца, тоже танкиста, — очень тяжелое. Еще понимал, что это враг и нужно стрелять. Но судьба распорядилась иначе: обожженными руками он не смог достать пистолет.
А дальше они стали разговаривать, и вскоре выяснилось: раненый немецкий танкист — как раз из того танка, который только что подбил Израил.
— Значит, именно ты стрелял в меня. Ты хорошо стреляешь, — сказал немец.
— Было очень, очень жарко, кроме того, донимали огромные мухи, слетавшиеся на наши кровавые раны. Так вот распорядилась судьба. Услышав мое имя, он сказал: «Да, без Бога тут не обошлось. Знаешь, я уверен, что один из нас должен остаться в живых, чтобы потом, после войны, рассказать о том, что произошло в этой проклятой яме». Потом немец мне рассказал о своей семье. У него было двое сыновей. Еще он рассказал о том, что в кармане у него — молитвенник, который спас от смерти его отца на Первой мировой войне, и письмо семье, которое он так и не успел отправить. Добавил: «Я не могу двигаться, подползи ко мне и я передам тебе эти вещи. Я так чувствую, что из нас двоих в живых останешься ты. Бог есть, и ты отсюда выберешься», — вспоминал Израил Посталовский.
Израил подполз к «своему немцу», как он мысленно его окрестил. Рассказывал, что когда подползал к нему, то вспомнил слова своего отца о том, что когда человек исполняет последнюю волю своего врага, то тем самым спасает себя и своих детей.
— Судьба каким-то неожиданным образом породнила в тот момент нас, двух врагов. Он был весь в крови, еще помню обручальное кольцо на его пальце, железный крест. Он протянул мне сверток с молитвенником и письмом, а я даже не смог взять их в свои обожженные руки. Тогда он сунул мне сверток за пазуху сам. И сразу после этого у него из уголков рта показались две кровавые струйки. Так «мой немец» умер у меня на глазах. Тут у меня все поплыло перед глазами и я потерял сознание, — вспоминал Израил Посталовский.
…Он пришел в себя, когда услышал русский мат и вопрос: «Куда его — в старую могилу или новую?». Это были уже свои, они отыскали Израила, решили, что мертв и тащили хоронить. Он подал голос, давая понять, что жив.
Раненого Израила отправили самолетом в ожоговое отделение Института Склифосовского в Москву, потом — в Ногинский госпиталь. Там он вскоре понял, что все его вещи, как и положено, лежат в вещмешке. А потом этот вещмешок в обязательном порядке будет проверяться сотрудниками СМЕРШа, у которых, кстати, имеется свой план по количеству разоблаченных разведчиков. Хорошо понял, чем это грозит: лежащий в мешке немецкий молитвенник и письмо немецкого танкиста могли привести Израила к неминуемому расстрелу. Вряд ли кто из смершевцев стал бы прислушиваться к малообъяснимой встрече двух врагов в воронке и исполнении последней воли умирающего врага.
И тут Израил вспоминает, что в Электростали, совсем недалеко от Ногинска, живет его дядя Иосиф. Он попросил медсестру связаться с родственником по телефону. Это сработало, и дядя вскоре примчался в ожоговое отделение встретиться с чудом выжившим племянником, на которого, кстати, матерью Израила уже была получена похоронка.
Дяде Иосифу Израил и передал щедро политый кровью сверток, полученный от немца. И уже после войны приехал за ним к дяде. Только тогда он признался, какой опасный сверток он передал ему тогда в больнице. Дядя умолял: «Выбрось все это, выбрось! Это же так опасно! Ты же все равно не сможешь отправить все это в Германию. Тут и адреса из-за крови уже не видно. Все страницы слиплись!».
И все же Израил Посталовский сохранил и письмо, и молитвенник. Они так и хранились многие годы в его одесской квартире, он не рассказал о содержимом свертка даже родным.
А жизнь шла. Израил окончил юридический факультет, многие годы преподавал немецкий на курсах иностранных языков — тех самых, знаменитых одесских «чкаловских».
В конце восьмидесятых в Одессу приехала немецкая делегация. Посталовского пригласили в качестве переводчика. Это уже были годы перестройки, и он передал главе делегации тот самый сверток. Вскоре он получил письмо от экс-канцлера ФРГ Вилли Брандта с выражением благодарности. Вилли Бранд писал, что история со свертком необычайно тронула его.
Израила Посталовского пригласили в Германию. Там Израил узнает, что, несмотря на размытый кровью адрес, сыновей подбитого Посталовским немецкого танкиста все же отыскали.
— Я рассказал его детям все подробности того, что происходило тогда в воронке под знойным солнцем во время войны. И знаете, что стало основным в нашей беседе? Слова одного из его сыновей: «Я тебе все прощаю. Понимаю, что это была война… Но ты убил моего отца». С тех пор каждый год его сын звонил мне на домашний телефон и повторял эти слова. Так продолжалось много лет. И вот только в этом году он не вышел на связь, — так несколько лет назад закончил свой рассказ Израил Посталовский.
…Совсем недавно я связалась с Израилем Зиновьевичем по телефону. напомнила о нашей беседе с ним, о его почти необыкновенной военной истории. Оказалось, что она имеет продолжение: после перерыва в несколько лет Израилу Посталовскому позвонил уже внук (или правнук) того умершего в воронке немца.
— Он слово в слово повторил те самые слова, которые по телефону говорил мне сын «моего немца», — поведал Израил Посталовский…
При выборе нового размера колес используется шинный калькулятор, инструмент, который упрощает процесс подбора. Read More
В субботу, 23 ноября 2024 года, в Одессе и Одесской области ожидается прохладная и ветреная… Read More
В Одессе установят 11 мобильных укрытий в местах с большим скоплением людей. Решение принял исполнительный… Read More
Италия заявила о готовности поддержать восстановление Одесской области через реализацию ряда совместных проектов. Этот вопрос… Read More
Эта история об учениках херсонской школы и их учительнице Елене, которые поддерживают украинских защитников на… Read More
Вблизи села Камышевка Сафьяновской громады Измаильского района зарегистрирована вспышка африканской чумы свиней (АЧС). Это уже… Read More
View Comments
Израиль Зиновьевич совершил благородный поступок, выполнив последнюю волю того немца и передав письмо и книгу его потомкам. А вот эти потомки ведут себя низко и вместо благодарности организовали обыкновенный телефонный террор, за который законом предусмотрено наказание. За что они его простили? За то, что защищал свою родину от захватчиков и умудрился выжить? Это они должны просить прощения.