Дроны от одесских инженеров: что производят и помогает ли государство (видео)

От хобби «на коленях» до проектов государственного уровня

— С чего началось ваше производство и каких масштабов удалось достичь?

— Сначала мы изготавливали дроны «на коленках» на балконе, паяли в перерывах между преподаванием на полигонах, делали технику для практики. Основной задачей для нас было научить личный состав обращаться с беспилотной авиацией. А дроны делали для себя. Потом немного масштабировались, начали производить большее количество. Сейчас мы говорим об общих потребностях — это 50 тысяч в месяц. В случае необходимости за неделю можем масштабироваться до 100 тысяч дронов. Мы постоянно обучаем людей и разрабатываем что-то новое.

— Объясните, чем обычные дроны вроде Mavic отличаются от FPV, которые вы изготавливаете?

— Mavic — это устройство общего использования. Это как простой автомобиль. Допустим, вы купили себе автомобиль «лачетти» или БМВ, обычный, коробка «автомат», сели и поехали. А FPV-дрон — это болид Формулы-1. Без специальных навыков в использовании не получится даже просто взлететь. У него больший радиус действия, больше задач, которые может выполнять, но и сложнее использование. Каждый день мы видим изменения у врага и вносим что-то новое со своей стороны, но концепция не меняется. Это беспилотный объект, техника, которая наносит удары боевой частью или ведет разведку. Меняются частоты, методы управления, различные комплексы, автонаведение, внедряется искусственный интеллект.

Идея из советского проекта

— Как именно изменение частот влияет на работу с врагом?

— Обычный частотный диапазон для работы FPV-дрона был 915 МГц. Чтобы помешать работе РЭБ противника — начали перемещаться по диапазону вверх и вниз. Мы поняли, что у врага есть РЭБы и устройства подавления на все диапазоны, но одновременно использовать их в одном промежутке фронта очень сложно. Радиочастоты — штука специфическая. На них работают не только дроны и РЭБы, но и авиационная связь, радиосвязь, телефония. Во-первых, они требуют очень значительных затрат энергии. А во-вторых, потерять внутреннюю коммуникацию военных они также не хотят. И поэтому мы решили, что будем использовать одновременно разные диапазоны.

— Расскажите о дирижабле. Я думала, что это устаревшая разработка, но вы ввели новые функции. Как они могут пригодиться для военных?

— Это была интересная технология. Я читал советскую литературу и наткнулся на проект «Копье Бога». Замысел в том, чтобы со спутников запускать твердосплавные штыри без взрывчатки. Они летят с орбиты на большой скорости и, контактируя с землей, создают термоядерный взрыв, потому что там слишком большая высота. Я подумал, а если мы запустим наш дирижабль километров так на 70 и что-то с него сбросим? Может, вы помните, у RedBull был такой парашютист, который прыгал с воздушного шара из стратосферы. Так что это реально, и у нас исчезает много проблем. Во-первых, ракеты ПВО обычно не взлетают выше 10-15 километров. Во-вторых, другие системы, которые могут помешать навигации работают до двух километров высотой. К тому же шар хорошо ловит связь, легко управляется и почти незаметен.

Сотрудничество с государством

— Насколько сейчас удобно вести такой бизнес и есть ли поддержка государства?

— Сейчас очень оживленные изменения в потребностях. Сегодня надо камеры обычные, завтра ночные, послезавтра надо цифровые, потом тепловизионные. Сегодня на таких частотах, через два дня на других, а потом уже надо не квадрокоптер, а самолет. Это очень плохая бизнес-модель, непрактичная, требует большого количества специфических инженерных навыков. Специалистов сейчас очень мало, потому что это хобби было популярным в 2000-2006 годах. Это уже взрослые ребята, которым не хочется сидеть с паяльником. Кто был очень патриотичный, уже давно воюет, кто был менее патриотичный — уехал. Но я понимаю, для чего мы это делаем. Мы не можем отказать людям. Нам говорят — надо другое, значит, будем делать другое.

— Удается ли вам зарабатывать на вашем деле?

— У нас есть какой-то доход. Однако вся прибыль, плюс еще сверху, если кто-то поможет, идет на разработку. Потому что каждая разработка — это сотни или тысячи потерянных дронов и самолетов, разбитых и утопленных. Никто это не компенсирует. Я ходил в органы власти, предлагал совместные проекты, но пока положительных ответов еще не было. Может, мы еще не на том уровне, не знаю, может их это не очень интересует.

— Кто ваш основной покупатель?

— В основном, это военные. Происходят и прямые закупки, и тендерные. Когда мы пытаемся работать масштабнее с государством, появляются какие-то ограничения. Для нас тендерные отношения — это что-то новое. И документооборот, который, по сути, военный, это тоже для нас необычное явление. Конечно, для нас самое интересное — это сотрудничество с Минобороны непосредственно. Ведь сейчас мы можем производить значительно больше, однако эти расходы не перекрыть только за счет частей, с которыми сотрудничаем.

О запрете Китая на вывоз комплектующих

— Что касается комплектующих для дронов, для РЭБ-систем, всего ли вам достаточно? Есть ли уже варианты того, что ваше производство станет автономным?

— На данный момент мы изготавливаем самостоятельно рамы, композитные лопасти, пропеллеры и прочее. Но вопрос актуальный — это запрет вывоза комплектующих из Китая с 1 сентября. И как мы с этим будем работать. Производство электроники очень специфическая вещь. Мы пока не можем это сделать. Я очень надеюсь, что мы дождемся государственной программы и объединим усилия, чтобы вместе с украинскими компаниями сделать большое производство комплектующих. И это не только дроны. Это многие виды техники, которые будут требовать электроники, которую раньше мы тоже заказывали в Китае.

— Есть ли вероятность, что такие производства, как ваше, могут полностью прекратить деятельность?

— Я думаю, что производство у нас не остановится. Мы всегда находим выход из всех ситуаций. Идеи есть.

Читайте также: Старый украинский самолет с винтом сбивает российские дроны над Одессой (фото, видео)