Все они таланты, все они поэты

21 марта отмечается Всемирный день поэзии. Вот и пришлось вспомнить слова одного мудреца о том, что в каждом человеке живёт поэт, или, по крайней мере, любитель поэзии (чтобы вам тот любитель не врал). Уверяем вас, даже суровый генерал Воронцов любил поэзию, это он не любил поэта Пушкина, хотя тот любил его жену. Короче, поэзия и любовь находятся в очень запутанных отношениях. А чтобы не быть голословными, по случаю Дня поэзии мы вам расскажем историю, где будет много поэзии, любви, но, главное, в избытке будет Одессы. Итак…

Футуристы-приколисты

В начале прошлого века жил в Одессе (пока не уехал в эмиграцию) Пётр Моисеевич Пильский, которого одесситы называли не иначе как «старая газетная собака», и это был знак особого уважения, потому что в Одессе это значило: «журналист старой закваски». Как и журналисты новой закваски, Пётр Моисеевич всегда нуждался в деньгах, и в изобретении способов их добычи равных ему не было. И вот, прослышав, что у одесского антрепренёра Арнольдова пошатнулись дела, Пильский пришёл к нему и сказал:

— Арнольдов, сам на мели, но знаю, что делать. Вот столичная газетёнка. Тут в одной статейке портреты двух людей. Я прочту, и вам тоже сразу станет ясно, что делать. Первый портрет: «Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая», а второй вообще: «Верзила, нечёсаный, немытый, с эффектным лицом апаша». Это же куча денег, если пригласить их на гастроли!

— Пильский, у меня не Третьяковская галерея, чтобы за входной билет в 5 копеек выставлять чьи-то нечёсаные портреты, у меня солидная антреприза. Что вы темните, как фотограф над проявителем, — переходите уже на личности.

— Не подначивайте меня вашими сравнениями. Я говорю дело: это Бурлюк, Маяковский и ещё Каменский — тот ещё букетик. Это футуристы, а по правде, приколисты. Как по мне их стихи — так себе. Но на их вечерах публика кидает на сцену стулья, а поэты кидают их обратно в публику и ещё ни разу не промахнулись — это залог успеха.Арнольдов был опытным антрепренёром и суть ухватил сразу:

— Не спорю, в этом что-то есть. Только идём на паритет — поломанные стулья оплачиваем пополам. Пишите расписку!

Пильский прикинул, что у него дома есть восемь стульев, может, хватит рассчитаться с хозяином театра на Греческой.

И они ударили по рукам. Переговоры с поэтами шли сложно, но всё решилось благодаря Василию Каменскому. Тот вдруг вспомнил:

— Давид (это про Бурлюка) закончил в Одессе Художественное училище, он наверняка знает в Одессе злачные места. Володя (это Маяковскому), неужели мы упустим шанс попробовать одесские напитки?! Надо ехать.

Так в январе 1914 года в гостинице «Лондонской» поселились три шумных постояльца.

Под развесистым роялем

Маяковский сразу предложил Пильскому обычный поэтический вечер превратить в шоу и взялся это претворить в жизнь. Замысел удался только наполовину: в зале Русского театра под потолком удалось подвесить рояль. Вторая часть замысла провалилась: к стыду Одессы в ней не нашлось пианиста, который бы согласился, чтобы его подвесили рядом с роялем.

Пильский взял на себя вступительное слово. Зрителям, поинформированным через газеты о хулиганских выходках футуристов и потому забившим зал в предвкушении скандала, Пильский не стал объяснять, что такое футуризм. Пильский какой-то бумажкой утёр слезу и попросил количество покалеченных стульев свести до восьми, так как у него дома больше стульев нет. Та бумажка оказалась его распиской. Зал проникся сочувствием, потому что одесситы не звери.

Выступающие были в ударе, особенно Маяковский, может быть, потому что был в моркови (просто вместо галстука у него была морковь, и это было очень трогательно). Он и другие поэты читали так вдохновенно, что зрители даже заслушались и ограничились всего двумя поломанными стульями, что явно свидетельствовало о высокой поэтической культуре одесской публики.

Но сказать, что всё обошлось без ЧП нельзя — настоящее ЧП случилось после концерта. Поэтов окружили зрители. Бурлюк и Каменский кокетничали налево и направо. А вот Маяковский сделался похожим на библейский соляной столп, чего с ним никогда не бывало. Просто в толпе он заметил девушку, тоже окаменевшую, как жена Лота. Всё, что происходило вокруг, для них уже как бы не существовало. Остались только эти двое — Он и Она.

Он, чуть заикаясь, выдавил: «А вы, оказывается, любите не только живопись». Она, чуть потупясь, ответила: «А вы, оказывается, поэт». Так вот, тремя неделями ранее в Москве друзья затянули Маяковского на выставку художников «Мира Искусства». Он, исповедующий другое искусство, откровенно скучал. И вдруг перед портретом А. Остроумовой кисти Сомова увидел девушку, чем-то похожую на изображённую на полотне прелестницу, может быть, тем, что также излучала перламутровую прелесть, как многие творения Сомова. Почувствовав на себе чей-то взгляд, девушка обернулась, увидела Маяковского, их взгляды пересеклись, но тогда на большее они не отважились.

И вот теперь в Одессе снова их взгляды встретились. Это была та же девушка. И Маяковский понял: это не случайная встреча, это знак судьбы.

Одесская Джоконда

За них всё решила Одесса, остальное подсказало сердце. Но что оно могло подсказать?! Ей девятнадцать, ему двадцать. Невольно у него вырвалось: «Вы Джоконда, которую надо украсть!» (накануне из Лувра похитили Джоконду, об этом все судачили). И он действительно похитил её. Вернее, когда Володя и девушка заметили, что на них все смотрят, прыгнули в дежурную пролётку и, подняв сложенную крышу, растворились, унесённые ветром. Ночевать в «Лондонскую» Володя не пришёл.

Влюблялся и раньше. Но здесь была не влюблённость, а настоящая любовь. Сам написал: «Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». И подписался — Владимир Маяковский. Правда, подписался уже на обложке книги, которую назвал загадочно «Облако в штанах».

На следующий день Бурлюк и Каменский на правах друзей потребовали отчёта об одесской Джоконде. Отчёт был краток: это необыкновенная девушка, зовут Мария Денисова. В ней пленительная внешность сочетается с талантом, и наблюдаются сразу три достоинства: она рисует, лепит из глины и ей нравится Володя. Правда, лидер их компании Давид Бурлюк, был холоден, даже циничен (явно завидовал Володиной удаче): «Джоконда только произведение. На него можно лишь смотреть. А если сказать родным, что любишь футуриста, сочтут за помешанную и запрут!».

Продолжение читайте в газете «Одесская жизнь» №12.
Скопировано с сайта: Одесская жизнь

Валентин Крапива