В Одессе всегда считалось, что существуют два варианта встречи Нового года. Безрадостный — когда потом целый год о встрече даже и вспомнить нечего, и радостный — когда практически тоже целый год никак не вспомнить: как, у кого, с кем и, главное, где портмоне, которое до встречи наверняка было в кармане. Второй вариант, понятное дело, считался предпочтительным. Чтобы как-то уравнять шансы обоих вариантов, был найден простой выход: встречать Новый год в большой компании в надежде, что там найдётся хотя бы один человек, который сумеет вспомнить: как, у кого, с кем и, главное, где то злополучное портмоне.
Долгие проводы, тяжкие ноши Итак, памятуя народную мудрость: «Как встретишь Новый год, таким тебя и доставят домой», — мудрые одесситы очень ответственно подбирали компанию для встречи Нового года, то есть тех, кто будет нести их домой.
Съезд гостей начинался часиков в десять. Самыми томительными были часы ожидания. Их каждый заполнял, как мог. Например, две подруги-курсистки, великовозрастные девицы с кругами под глазами от снятых по случаю праздника астигматических очков, собирали вокруг себя детей и ожидание прихода Нового года скрашивали чтением стихов, распитием морсов и показом детям физических опытов с бенгальским огнём. Свои огненные опыты барышни почему-то называли «Костёр Жанны д’Арк», убеждённые, что с костром Жанне просто повезло — Орлеанская Девственница благодаря ему сумела сберечь девственность, а это в глазах девиц было таки подвигом.
С детьми девицам тоже повезло, потому что те готовы были терпеть физические и педагогические опыты, дабы в последний день года сбывалась их мечта — лечь в свою постель попозже. Это отличало детей от тех двух девиц, которые тоже лелеяли мечту лечь в любую постель пораньше — раз очки уже сняты, а за остальным дело не станет.
Кружок дам, сидящих на двух козетках и диване, развлекался светской беседой, то есть сплетнями. Например, о смещение очередного градоначальника Одессы, возомнившего себя дюком де Ришелье. Дамы гадали: если, покинув Одессу, настоящий Ришелье стал премьер-министром Франции, то не нацелился ли и нынешний «ришелье из папье-маше» на кресло премьера, то есть не пора ли всем умным одесситам начинать паковать чемоданы, чтобы оказаться подальше от возобладавших в стране порядков, скажем, во Франции.
Остальные гости томились ожиданием. Солидные мужчины курили, ветреные дамы бурно флиртовали, молодёжь вяло танцевала. А в углу, нетерпеливо ёрзая в кресле, восседал чей-то дедушка, сильно смахивающий на Деда Мороза. Роднило его с последним одно: как настоящий Дедушка Мороз, он точно знал, где живут все плохие девочки, и его тянуло побыстрее навострить коньки в их тоже весёлый дом (ул. Спиридоновская, 7), который содержала мадам Друкер.
Но, наконец, в гостиной появлялась хозяйка приютившего всех гостеприимного дома. Картинно всплеснув руками, она бросала в пространство долгожданный призыв, которого в ту чарующую ночь все ждали больше, чем новобранцы ждут приказ полкового командира: «Примкнуть штыки! Все на врага!». Призыв хозяйки был ещё более категоричен: «Господа, стол ждёт!». Дезертиров среди гостей не было и быть не могло. С яростью героев Бородина гости бросались на буженинку, как на заклятого врага, готовые её рубить, кромсать, чуть не рвать на части. А ведь она бедная ничем не провинилась, но такова извечная участь буженины, оказавшейся лицом к лицу с извечно голодным русским человеком.
Сначала основательно провожали старый год. Потом кто-то, случайно глянув на часы, неуверенно замечал, что Новый год, может быть, даже и наступил. Отдавали должное и ему. И насколько рос градус напитков, не отставая от него, рос градус веселья. Наконец все понимали, что пора утрамбовать съеденное. Кто-то, собрав в кулак последнюю волю, сам отрывался от стола, кого-то, собрав его по частям, приходилось отрывать.
Наступал час танцев и салонных игр. В основном, преобладали игры познавательные. Например, какому-нибудь холостяку завязывали глаза, и он должен был на ощупь опознать, кто перед ним — мужчина или женщина. Не думайте, что это было так легко сделать. Просто от некоторых дам уже исходил такой божественный букет напитков, что по запаху было уже и не определить пол. В такой ситуации спасали чувствительные пальцы и чувствительные зрители, подсказывающие какие опознавательные точки нельзя на даме пропускать. В такую минуту каждый мужчина готов был стать криминалистом, дабы самолично дактилоскопировать буквально каждый сантиметр объекта. А объект не возражал и истерически хохотал.
А в соседней комнате некто Лев Борисович Хантсман, известный в Одессе huntsman, то есть охотник до всего плохо лежащего, набрасывал на себя лежащую на полу шкуру и, став на четвереньки, изображал льва, причём, не одесского, а африканского. Это было сделано так артистично, что в каждом мужчине тут же просыпался охотник. Они открывали по льву пальбу из бутылок шампанского. Ни одна охота в Африке не заканчивалась так результативно. И это понятно: в этом сафари интересы тех, кто не любил Льва Борисовича, и тех, кто любил шампанское, совпадали. Короче, в живых не оставалось ни одной бутылки.
Но мы были бы абсолютно неискренни, если бы пытались убедить вас, что ради всего этого и собирались те одесситы в тех одесских домах в новогоднюю ночь. К счастью большинство одесситов были другими. К тому же повод был высокий и даже святой. Даже название у повода было не часто повторяемое, лишь в один из 365 дней — Новый год. Так вот, не ради последних разгульных часов Новый год ждали, а ради многих дней предшествовавших, наполненных радостью подготовки. Этим запоминался всем Новый год. Разве забудешь пробежки по конфексионам, то есть магазинам, Ришельевской, Преображенской или Дерибасовской в поисках подарков. А мучительное, почти физическое ломанье головы, какое декольте не разрушит давно продуманную линию специально заказанного платья.
Отцы семейств вдруг вспоминали, что они отцы семейств и брали в руки кисточку и ножницы, ибо праздник, сделанный своими руками, сильно отличался от купленного в конфексионе, то есть такого, как у всех. Сколько таланта и ловкости требовало золочение грецких орехов настоящим сусальным золотом, которое, наэлектризовавшись, постоянно липло к рукам, как тёща со своими советами. Каким терпением надо было обладать, сооружая своими руками коробочку-бонбоньерку, чтобы наполнить её шоколадными пуговками, обсыпанными крупинками розового ароматного сахара. И какой требовался инженерный дар, чтобы смастерить хлопушку с кружевными бумажными манжетами, в которых, оказывается, заключался главный сюрприз: достаточно было потянуть с двух сторон за те манжеты, и хлопушка с треском лопалась, а в ней оказывалась, например, шляпа из цветной папиросной бумаги. И взрыв хлопушки подкреплял взрыв восторга у детей, ещё неспособных оценить инженерное совершенство подаренного отцом чуда. Инженер Эйфель, соорудивший Эйфелеву башню, о таком одобрении даже мечтать не мог.
Весь дом был втянут в процесс украшения ёлки, доставленной с ёлочного базара в Горсаду и установленной в самом счастливом углу комнаты. Священные ритуалы друидов не были так отработаны и канонизированы, как украшение, по сути, с древнейших времён тоже священного дерева с зелёными иголками. Требовались особое благотерпение и даже мужество, чтобы не слопать или хотя бы не лизнуть подвешиваемые на ёлочных лапах на нитках облитые патокой пряники или искупавшиеся в сиропе румяные яблочки.
Валентин Крапива
