Одесса летает

В №34 нашей газеты мы рассказали, как Одесса осваивала пятый, воздушный океан.  К 1909 году воздушные шары Одесса освоила окончательно — здесь уже буквально яблоку негде было упасть, потому что всюду падали эти аппараты. Подсчитано, что в урожайный 1909 год в Одессе выпало до трёх центнеров воздухоплавателей на гектар. Такая урожайность не снилась даже Европе…

Жажда славы Михаила Ефимова

Но пора было осваивать крылья, то есть аэроплан. Вся Россия с нетерпением этого ждала и уже ничего не предпринимала, зная, что всё равно первый аэроплан поднимется в Одессе. И не ошиблась.

Ну что ж, в 1910 году никто иной, как Михаил Ефимов, почувствовал, что пора! Трогательная подробность: как любящий сын Одессы-мамы, он, конечно же, приурочил свой полёт ко дню 8 марта. И хотя местом для этого исторического события был выбран Одесский ипподром, все фабрики и заводы города в тот день прервали работу. По официальной версии сделано это было якобы для того, чтобы все горожане смогли полюбоваться историческим зрелищем. Но опытные одесские почитатели воздухоплавания понимали, что такие меры приняты в целях безопасности — иди знай, где «приземлится» машина Ефимова. Лучше этот волнующий момент переждать в подвале. Но как они ошиблись!

Итак, в назначенный день и час М. Ефимов стремительно вышел на поле ипподрома и подошёл к своему «Фарману», уверенный в нём, как в самом себе. Первым делом он, конечно, испытал работу пропеллера, который тут же отвалился. Решив больше не испытывать ничего, в том числе и судьбу, Ефимов отважно сел в кабину и запустил двигатель. Аэроплан резво побежал по беговой дорожке, можно сказать, как молодой жеребец. Видимо, ипподром был выбран для старта не совсем удачно, ибо вместо того, чтобы взлетать, «Фарман» около часа подобно молодому жеребцу весело бегал по кругу, как бы пилот его не пришпоривал.

И тогда Ефимов как опытный ас вырулил на поле, покрытое буграми и ухабами. Долго взлетать на таком поле было нереально, ибо ни зад пилота, ни хвост самолёта были не железными. Так что взлёт был резким, как крик, вырывавшийся на каждой кочке. «Фарман» взмыл вверх и, сделав два круга над ипподромом, приземлился без всяких происшествий, чем страшно разочаровал зрителей.

Публика негодовала: «Зачем же нас сюда зазвали? Для чего дежурят врачи и карета скорой помощи? Короче, где удовольствие, которое всем обещали?». И тут же зрители потребовали, чтобы Ефимов или вернул деньги, или взлетел ещё раз — авось скорая помощь приехала не зря.

В тот день Ефимову пять раз пришлось взлетать, но всякий раз садился он без каких-либо инцидентов, и всякий раз ропот трибун говорил о том, что праздник всё же слегка испорчен. Ефимов так разобиделся, что вечером уехал в Париж, бросив на прощанье: «Теперь пусть Уточкин летает. Ему упасть — раз плюнуть!».

Нет пальто — нет и кумира

Сергей Уточкин тогда как раз обучался в одесской школе воздухоплавания, из которой должен был вылететь через несколько месяцев. Обучение было долгим, так как проходило по апробированной французской методике. Сначала ученик привыкал к аэроплану, сидя в нём. Там он ел, пил, спал, встречался с девушками. Затем ученик начинал ездить на аэроплане, как на автомобиле, причём, чаще всего, — на свидания с девушкой. И, наконец, наступал третий, самый ответственный этап обучения: надо было расплачиваться за обучение. Не в смысле деньгами, а надо было таки продемонстрировать мужество, т.е. жениться. В такую роковую минуту обучающийся резко взмывал в воздух, где его только и видели.

И вот, понимая, что русская авиация ждать больше не в силах, Уточкин в темпе закончил обучение в школе и отправился на экзамен. Родным и близким он пообещал: «Не волнуйтесь, в лепёшку разобьюсь, но экзамен сдам!». И действительно, домой его привезли уже законченным авиатором.

Надо сказать, что Уточкин был не единственным авиа-кумиром Одессы. Его основным конкурентом был известный одесский парикмахер Хиони, и вы будете удивлены — Хиони был даже более знаменит, чем Уточкин. Причём, вы будете удивлены ещё больше, когда узнаете, чем он был знаменит — у Хиони было натуральное кожаное пальто, почти до пят. Да, тогда у авиаторов была почти маниакальная тяга к натуральной коже. Такое пальто Уточкину, ясное дело, было не по карману. Но однажды в кафе Фанкони прямо из гардеробной знаменитое пальто Хиони свистнули. И буквально с этого дня фантастический авторитет авиатора-парикмахера стал таять, как дым. О том, что это было действительно замечательное пальто, говорит тот факт, что после его исчезновения у гардеробщика кафе Фанкони появилась элегантная кожаная куртка, у Уточкина ладные кожаные краги, у жены хозяина кафе милая кожаная сумочка, а у самого хозяина — ещё и кожаная кепочка.

Время и место взлёта изменить нельзя

Но глупо было летать где-то за городом, в одиночку. А тут как раз 25 мая 1910 г. в Одессе открылась Международная промышленная выставка, где были собраны самые яркие достижения человеческого гения. Безусловно, самым модным на выставке стал павильон воздухоплавания. А в нём особое внимание привлекали аэропланы одесской постройки, уже тогда дававшие стопроцентную гарантию безопасности, поскольку в отличие от первых моделей летательных аппаратов братьев Райт, где часто отказывал мотор, в одесских аэропланах мотор, к счастью, не отказывал никогда, потому что его там, к счастью, никогда и не было.

Вы думаете, это шутка? Отнюдь. Весьма оригинален был, к примеру, «Ортоптер» — аэроплан с машущими крыльями. Он пощипывал травку, вил гнёзда, гонялся за курами. Все утверждали, что ортоптер летать не может. И только его изобретатель, некто Кривоходкин с Ямской, 3, утверждал, что на его аппарате летать можно и, что поразительно, таки полетел, оторвавшись от ланжероновского обрыва. Но уже в следующий момент он понял, как правы были все остальные.

Но кроме одесских летательных аппаратов, одесситов начала ХХ века привлекали аэропланы французской постройки, один из таких и приобрёл одесский миллионер Анатра, чтобы в нём мог кататься Уточкин, пока Анатра на автомобиле катается по городу с женой Уточкина.

И всё же главным, кульминационным событием выставки должен был стать поистине исторический полёт над ней великого нашего земляка, авиатора Сергея Уточкина. Первыми взлетели цены на входные билеты — втрое за один день (знаменательно, что с тех пор наши авиаперевозчики успешно держат те же темпы). В порту, в Одесском заливе нанимались рыбачьи шаланды, чтобы посмотреть на взлёт, и особенно на посадку, непревзойдённого авиатора, ибо после того, как он съехал на велосипеде по Потёмкинской лестнице и чудом остался жив, от него можно было ожидать чего угодно. Ажиотаж стремительно нарастал.

Испугался Карантина и… взлетел

И вот утром 3 июля 1910 года всё было готово к старту. Толпы народа заполнили главную площадь выставки. Уточкин сел в аэроплан «Фарман», который одолжил у местного богача Анатры. Город ждал, затаив дыхание. И, наконец, знаменитый ас филигранно стартовал. Правда, как оказалось, ни сам Уточкин, ни, уж конечно, «Фарман», тут были ни при чём. А «при чём» был бык-трёхлетка симментальской породы по кличке «Карантин», попавший на выставку то ли за редкость породы, то ли за редкость имени. С утра он томился в загоне павильона «Животноводство» и не меньше Уточкина мечтал о славе. Возможно, это был его последний шанс ворваться в историю. Вы бы такой шанс упустили? Вот и Карантин решился! Ворота загона рухнули. Зрители ахнули и бросились врассыпную. Им было значительно легче, чем Уточкину, тому пришлось набирать скорость вместе с аэропланом, к которому он был привязан не столько любовью к авиации, сколько специальными ремнями. Но бык-то бежал налегке, поэтому расстояние неумолимо сокращалось. И всё же возобладал гений конструкторской мысли. В тот момент, когда рога коснулись зада «Фармана», как гордый француз, тот не стерпел и взмыл в воздух. Одесса ликовала.

Посадка аэроплана была столь же впечатляющей. Сергей Уточкин посадил свою машину на главную аллею парка. Правда, очевидцы утверждали, что до этого никакой аллеи там и в помине не было, а шумела густая кленовая рощица. Но в честь знаменательной посадки образовавшийся широкий коридор между деревьями назвали «Главной аллеей», и тут же пустили по ней трамвай, дабы не заросла народная тропа.

Так что, как видите, Одесса всегда любила и умела летать. И если только перестать ей подрезать крылья, она сама их широко расправит и во веки веков будет на высоте.

Валентин Крапива