«Может, моя миссия — помогать людям»: история киевлянки, помогающей украинцам в Румынии

«Возможно, я бы не приехала сюда»

Алена родом из Чернигова, но последние 17 лет проживала с мужем в Киеве. Семья имела свой бизнес: занимались кейтерингом: выездные мероприятия, небольшая столовая, обслуживали и свадьбы, и дни рождения, конференции и всё, что связано с едой на вынос.

— Возможно, если бы у меня не было ребёнка, я и не приехала б сюда. Но я выбрала спасать своего 6-летнего сына. В Бухарест мы забрали ещё одного мальчишку — знакомого приятелей наших знакомых. Он приехал в Черкассы на день рождения к дедушке с Майами. И мне позвонили, с просьбой вывезти Мирона. Его отец снял нам на первую неделю большущую квартиру, где поселились две мамы с детками, я с сыном и этот 18-летний американец. И пока ему покупали билеты, я о нём заботилась. Так здесь и осели. Я подумала, что это значительно ближе к дому, чем Германия или Бельгия, проще в Украину добираться — всё-таки какая-то была надежда, что будем видеться. Хотелось быть поближе к родителям, к мужу. А, может, скоро война закончится, ближе будет возвращаться домой.

Из-за чувства вины я долгое время не выкладывала в соцсетях фотографии и не рассказывала, как у нас здесь жизнь проходит. Был какой-то псевдостыд: муж там в армии, друзья многие тоже воюют, подруги и знакомые в подвалах с детьми сидят… а мы здесь гуляем в парке, ездим, страну изучаем. А потом, когда начала проходить психотерапию, осознала, что у них тоже был выбор уехать. Это их выбор – оставаться там с детьми. Мужья — понятное дело, они мужчины, пошли защищать родину. Но у каждого свой выбор, и он правильный, и не подразумевает осуждения. О’кей, хотят — пусть осуждают, но я не буду стесняться жить.

Как-то после этого «открытия» я перестала стесняться говорить на камеру, Stories выкладывать, развивать в Инстаграме свою страничку и страничку фонда Hope for Ukraine. Моя мечта — сделать фонд по-настоящему международным, чтоб с одним названием он работал и в Румынии, и на территории Украины. Поэтому есть стремление, чтобы мой проект увидели те организации, с которыми я сотрудничала и сотрудничаю. Они видят, как я работаю, как я душу отдаю, и я почему-то верю, что они поймут: если дадут денег, это будет действительно результативная, честная и прозрачная деятельность. У меня там очень много прописано вариантов, чем может заниматься фонд. Но, в основном, мне очень хочется помогать семьям, которые потеряли одного кормильца, и бойцам с ампутациями, которым тоже нужно начинать жить с нуля. Я прописываю и спортивное направление, и психологическое, и вариант переобучения для их дальнейшей трудовой занятости. Я верю, что все получится. Посмотрим. 

Алена утверждает, что войну предчувствовала — за 3-4 недели всем предлагала собирать тревожные чемоданы, ехать во Львов: «что-то будет». Подготовила небольшой чемоданчик с термобельем, спортивными костюмами по рюкзакам себе и ребёнку, документы и какие-то небольшие сбережения. Близкие крутили у виска. Единственное — муж согласился с просьбой держать машину всегда заправленой.

— И 24 февраля мы собрались буквально за полчаса, ребёнка спящего спустили в машину и поехали на Черновцы — туда, где не было обстрелов, но было реально выехать. Там у нас друзья, которые обещали приютить. Ехали мы сутки практически, потому что была паника, бензина не было, и нам очень пригодилось, что мы были с полным баком, и всего лишь раз пришлось заправляться в дороге. У друзей мы прожили три дня, и за это время к ним поселились 27 человек отовсюду. И нашим парням стало неудобно сидеть нахлебниками, они мужчины, сильные, здоровые, и они отправили нас с детками за границу, а сами пошли добровольцами.

Мы выезжали одной машиной на три семьи. В ней еще была газовая установка и запасное колесо, так что у нас был лимит по вещам – по одной сумке на человека. И у меня была сумка детских игрушек и книжек, потому что я решила, что у моего малыша, где б мы ни оказались, должен остаться свой привычный мир. Я проходила таможню пешком, сын и наш багаж ехали. И тут тоже нам повезло, потому что черновицкие друзья сопроводили нас на пропускной пункт, о котором мало кто знал.

Очередь через ту таможню заняла всего-то 3-4 часа, когда большинство украинцев стояли под открытым небом сутками. «Повезло» этой компании мам с малышами еще и в том, что в Молдове их «подобрал» тамошний друг семьи Лазаревых.

— И наш самый большой шок после 24 февраля был от того, сколько волонтеров встречали украинцев – кормили, одевали, давали одеяла и пледы.

Я понятия не имела, куда мы едем. И в этот же день узнала, что Чернигов оккупировали, а в нем остались бабушка, папа, мама и сестра. Они, как и многие, думали, что это всё за 2-3 дня закончится, и ошиблись. Дальше мы с ними созванивались раз в несколько дней, потому что связь была не всегда. И, слава Богу, они не были в плену, как очень многие мои знакомые, которые пытались выехать из Чернигова и застряли в ближайших сёлах.

Было страшно. Бабушка старенькая, папа с онкологией – три месяца назад его не стало. Сестра моя жила со своим парнем на выезде из Чернигова и в телефон постоянно плакала, когда рассказывала, как над головой летали самолёты и как она хочет родить ещё ребёнка и пожить. И это было ужасно.

Первые три дня я рыдала, не переставая. Мужья записались в ТрО, а еще через три дня оказались уже в ЗСУ, родственники в оккупации, мы в чужой стране. А потом папа меня отрезвил: «Алёна, ты спасалась не для того, чтобы плакать, тебе нужно что-то делать». И меня перещелкнуло, что надо искать работу и жильё.

«Тебе нужно что-то делать»

Жилье нашли через Фейсбук. Трех женщин и четверых мальчиков бесплатно поселили в трёхкомнатную квартиру на зажиточной окраине Бухареста. Хозяин со своими друзьями навез украинкам вещей, продуктов, собрали тысячу евро на первое время. А наши женщины еще немного поволонтерили, дособрали денег, и купили своим мужчинам обмундирование, потому что «ничего там не выдавали толкового».

И одновременно с этим румынская художница – замечательная, чудесная — отдала Алене ключи со словами: «Ты мне очень нравишься. Ты добрая, я чувствую. Помогай своим знакомым, если кому-то негде будет жить».

— И до сих пор в той квартире живёт подруга, которую я перетащила из Польши. Она с детьми убегала четырьмя днями позже на эвакуационном поезде. А наши мужья вдвоём пошли в армию в один день, и я ей позвонила и предложила – давай, они будут вместе там, а мы тут.

Практически сразу я договорилась об учебе детей в частной школе, где обучение стоило 1800 евро/мес. за ребенка. Это уму непостижимо — даже в самые хорошие наши времена столько платить не было возможности. Но нам разрешили за 100 евро в месяц посещать эту школу.

И в тот же период хозяин квартиры спросил, какая ещё нужна помощь. Я попросила помочь с трудоустройством, и первая моя работа – благодаря хорошему английскому и предыдущему опыту — ивент-менеджер в кейтеринговой компании. Я продержалась там четыре месяца. Потом не с кем было ребёнка оставлять, потому что школа на почти бесплатной основе закончилась. Плюс сорвала там спину, потому что приходилось не только исполнять свои обязанности, но и таскать столы-стулья. Зарплата была хорошая, но я решила, что мне пока рано начинать все деньги тратить на лекарства.

Тем временем уже действовала программа 50/20, и мы с сыном переехали в очень маленькую, скромную квартирку в центре. Школу тоже пришлось сменить. Во-первых, потому что закончился грант. А во-вторых, обучение там велось на английском и румынском языках, а дома он до войны только начал учить испанский. В результате к концу года техника чтения у него скатилась до семи слов в минуту. Я обалдела и решила, что всё-таки год нужно посвятить обучению на украинском, чтобы у него в голове отложился хотя бы один язык. А румынский и английский учить потихоньку факультативно. Поэтому он стал ходить в хаб для работающих мам в ассоциацию ANAIS от UNICEF. Они в бизнес-центре арендовали огромный этаж, где у детей даже был мини-кинотеатр, и с утра до вечера с ними занимались на родном языке, играли, гуляли, развивали их. Это была колоссальная поддержка целый год.

Сегодня Ванечка ходит в румынскую школу, но пока как слушатель. А Алена удивляется: казалось бы, в Бухаресте 9-летний мальчик уже успел сменить три школы, дома до войны проучился всего лишь полгода, а тоскует по украинской школе до сих пор.

— Говорит, не хочу учить румынский язык, хочу в Украину, вернуться к своим одноклассникам. Поэтому с языком ему тяжело, но очень хорошо с математикой, шахматами и программированием.

С 11.00 до 14.00 он ходит в румынскую школу, уже самостоятельно, потому что мне нужно работать, и школа рядом. Я показала ему, как закрывать дверь, как сделать себе завтрак, дойти до школы и обязательно отзвониться мне.

А с 15.00 до 18.00 у него занятия в украинском хабе. Потому что румынская школа – это одно, а украинская не менее важна, дабы не забывать родной язык, развиваться, быть среди своих. Там логистика сложнее, его или старшая дочь моей подруги забирает и везет вместе со своим братиком, или у меня получается подскочить на машине, или кто-то из мам подхватывает. Украинское комьюнити просто шикарное здесь, люди всегда готовы помочь. Нет нерешаемых ситуаций.

Машину Алене из Киева пригнал все тот же молдовский друг семьи. Когда муж оказался в армии и не понимал, в каком регионе он будет, куда переместится фронт, он попросил доставить автомобиль в Бухарест. И тут начинается история про вождение с легким гендерно-курьезным уклоном.

— У меня права были, а опыта вождения – не особо. Папа с мужем всегда дразнили меня, что я блондинка за рулём, что мне нужно либо с водителем ездить, либо на такси, либо пассажиром. Все это основывалось на паре неудачных опытов в первые разы за рулем. И эти шутки бесконечно лились в уши друзьям, и все всегда напоминали – ты красивая и просто блондинка, а руль — не твоё.

В Бухаресте наша машина неделю стояла «на приколе». Я подходила, её заводила, глушила и ехала по делам на автобусе. Но понимала, что без машины в этом огромном мегаполисе никак не справлюсь – тут всё разбросано. Нашла инструктора-одессита, два раза с ним позанималась, решила, что мне не по карману, и стала потихоньку выезжать. Конечно, колени дрожали, поначалу включала образ этой самой блондинки, просила дядечек меня запарковать-перепарковать, но своего результата добилась. Научилась парковаться, как богиня, орумынилась за рулем, потому что поведение на дорогах здесь не такое вежливое, как у нас в Киеве: жестче подрезают, сигналят, перестраиваются. И позже, когда я дважды приезжала в Киев, я прямо уже кайфовала после Бухареста.

Я обожаю машину, чувствую ее, могу уже под капот долить, что нужно, если неполадка какая-то, знаю, где подшатнуть, чтобы заработало. Теперь хочу научиться всё-таки менять колёса, потому что папа всегда говорил, что женщина должна уметь всё, должна рассчитывать только на себя. Если есть мужчина рядом — супер, но, если ты на дороге встала в поле, то поменять колесо самостоятельно и быстрей, и безопасней.

Сестра моя младшая умеет это делать, потому что папа перед тем, как дал ей старенькую Renault, чтобы она моталась по городу, учил ее на механике на очень древнем микроавтобусе. А мне от него досталось лишь звание красивой блондинки.

«Связующее звено»

Оставив кейтеринг и прежнюю квартиру, Алена с ребёнком попала на «спортивные развивашки» для украинцев, которые организовывали румынские психологи-реабилитологи. Все мужчины. И решила действовать.

— Я увидела, что очень много мам остаются в глубокой печали, в подвешенном состоянии, со своей болью — не знают, как себя найти, чем заняться. Я познакомилась с организаторами и предложила им найти связующее звено — женщину, которая тоже ощутила боль переезда и потери страны. Хоть и временно, и по своему решению, но вынужденно. И они предложили эту работу мне. Так с августа 22-го началась наша дружба с компанией Olimpic Snagov, которой CARE France și FONPC выделили деньги на интеграцию украинских детей и женщин через спорт и психологию. Мы полтора года занимались с детьми футболом, волейболом, боксом, возили на разнообразные экскурсии полного дня. Для женщин мы организовали «Мамский клуб», где была разносторонняя психологическая поддержка, English Speaking Club, различные йоги, стрейчинги, мини-походы, творческие активности. Иногда спонсоры оплачивали нашим бенефициарам даже бассейн. В нашем клубе состояли сотни женщин, которым мы помогли.

Сейчас финансирование этого проекта закончилось, но мы продолжаем дружить с Olimpic Snagov, если ребята находят где-то по своим каналам какую-то помощь, я прихожу и помогаю ее собрать, мы ищем и надеемся на какие-то общие направления в будущем, потому что тот период получился таким очень теплым и полезным взаимообогащением.

Благодаря работе в Olimpic Snagov, в Бухаресте Алену знают во многих неправительственных организациях. Она участвовала во многих форумах, много выступала, говорила, что именно нужно Украине и украинцам, как было бы эффективнее оказывать помощь, анализировала результаты проведенной работы. Оценив все это, с нового года ассоциация Word Vision пригласила киевлянку работать с ними в очередном проекте по интеграции украинцев.

— Румыния уже наигралась с нами и поняла, что нас нужно интегрировать серьёзно, с помощью изучения языка, трудоустройства. Хватит стоять по гуманитаркам, надо уже работать и понять: да, ситуация такая, но жизнь идёт, и бессмысленно бесконечно плакаться. Когда мне говорят: «у меня маленький ребёнок, я не могу работать», я вижу просто нежелание работать. Потому что можно найти работу и делиться, например, с теми же бабушками-беженками, которые еще бодры, но работать целый день физически уже сложно. Они помогут с ребёнком — ты больше заработаешь. И им хорошо, и тебе, и ребёнок у тебя не пропускает уроки, всё идёт своим чередом.

Пока Румыния даёт бесплатные курсы и тренинги — ходите и занимаетесь. Даже если мы вернёмся в Украину прямо завтра, мы вернёмся с багажом знаний. Это же не тяжело, не чемодан за собой таскать! Но мы вернёмся и сможем помогать нашим соотечественникам отстраивать свою родную страну.

За это время в Украине моя визави открыла благотворительный фонд Hope for Ukraine, нашла там специалистов, заканчивает оформление проекта и надеется найти меценатов под свою идею.

— Украинцы там сейчас гораздо больше требуют заботы и помощи, нежели мы здесь. У нас было уже два года, чтобы адаптироваться, найти для себя что-то ресурсное, и у нас тут не стреляют. А дома людям действительно нужна поддержка. У меня есть видение, профессионалы, осталось только найти достойного партнера, который бы поддержал мою идею.

Зеркальный ответ

Полтора года назад, в рамках терапии и интеграции, Алена, как обычная переселенка, пришла на занятие по импровизации. Сейчас это переросло в весомую часть ее жизни и обязательные трехчасовые репетиции два раза в неделю.

— В свое время я хотела поступать на актерский в Карпенко-Карого, но папа считал, что это несерьёзно, поэтому я изучала филологию и получила диплом переводчика. Отец с детства говорил, что языки – это поле широких возможностей. Оказалось, был прав. Но сегодня сбылась и моя робкая детская мечта. Мы уже ездим со своими шуточными концертами по всей Румынии, нас поддерживает ассоциация IOM, у нас замечательная команда «ИмпроДзыга». Представляете, нас учит румынский актер на английском языке, чтоб на украинском мы выступали для украинцев!

Я не знаю, либо у меня ангел-хранитель какой-то, либо я всё-таки какую-то сверхсилу здесь приобрела, но на моём жизненном пути попадалось очень мало плохих людей. В Бухаресте так сложилось, что и с жильем помогли, и с первой работой – смогла заработать. И вторая работа была просто чудесная, и сейчас. И подработка моя постоянная с ассоциацией ANAIS — я обожаю проводить мероприятия на их территории. Конечно, английский очень помогает. Если бы не он, я бы не смогла работать в этих всех гуманитарных организациях. Я загрузила себя интересными проектами, восторгалась, когда видела результаты помощи, и даже стала думать, что, может, моя миссия — это помогать людям?

Однако никакая бухарестская занятость не может отвлечь мысли от Украины. Там осталась небольшая квартира, очень уютная, не лакшери сегмента, но с душой. Цветет всеми травами любимая дача, которую выбрали и купили с мужем, и всё обустроили своими руками.

— Мне всего этого очень не хватает. Мне бы очень хотелось, чтобы было всё, как раньше. Я никогда не планировала переезжать за границу. Но как раньше уже не будет. У меня умер отец, и я, к сожалению, пока не могу приехать в Чернигов, потому что для меня это будет большим стрессом, когда я буду понимать, что он меня там не встретит.

Мама с сестрой сейчас там достраивают маленький домик папиной мечты. Он очень хотел жить в доме, увлеченно начал строительство, которое, в принципе, помогло ему протянуть ещё какое-то время. Чернигов — это пограничный город с Беларусью и Россией. Но мои девочки сейчас доводят эту его идею до финала, вопреки тому, что завтра может быть всякое. Мы мечтаем, что после окончания строительства, они обязательно приедут сюда в гости. Но домой я пока возвращаюсь лишь наездами. И так будет до тех пор, пока я не пойму, что там полностью безопасно.

Старший сын мужа, которому 22 года, ранен, сейчас на реабилитации. У него лёгкое ранение, но в столь юном возрасте он уже видел своими глазами гибель побратимов, хоронил друзей. Смерть детей, молодого поколения — это самое больное, это геноцид. После Перемоги не только раненным, всем выжившим, всем украинцам нужна будет психологическая реабилитация. Но я верю, что мы потихонечку восстановим наши опоры и нашу прекрасную страну. Я верю, что мы победим, и конечно хочу, чтобы восстановилась территориальная целостность Украины. И хотелось бы, чтобы украинцы действительно сумели отстроить государство для людей. Сколько мы натерпелись за эту войну, сколько положили жизней.

Что бы в жизни ни случилось, если мы живы, а еще и здоровы, нужно жить дальше, идти вперёд, не оглядываясь. Нет ничего невозможного, нужно собраться с мыслями, найти свои слабые стороны, проработать их, укрепить скилы, поверить, и обязательно всё получится. Для меня вера невозможна без действий. Если я что-то делаю и не верю в это, оно не особо и получается. А если я всё же верю и делаю, то это обязательно выходит замечательно.

Натали ШЕСТАКОВА

Фото из архива Алены Лазаревой

---

Материал создан при участии CFI, Agence française de developpement medias, как часть Hub Bucharest Project при поддержке Министерства иностранных дел Франции.