Помним!

5 июля ушла из жизни Ирина Борисовна Ратушинская. А для нас, ее одесских друзей, — просто наша Ирка. Поэт, писатель, диссидент, политзаключенная с самым большим в послесталинский период женским сроком.

Но это было уже позже…

А раньше было одесское детство, 107-я одесская школа и первые стихи, физфак Одесского университета и первые КВНы, палатка напрокат и Каролино-Бугаз.

Помню, как поехав в Симферополь навестить в армии иркиного брата, мы за три дня облазили весь Крым.

Потом была 9-я школа и ученики, которые боготворили свою учительницу физики Ирину Борисовну.

А потом что-то случилось…

Помню, как в последнюю ночь, перед ее отъездом в Киев к будущему мужу мы сидели на бульваре, и Ирка изливала душу:

— Все! Не могу больше этого выдерживать! Я буду с ними бороться!

— А как же?.. — робко возразил я, раньше на любые авантюры мы всегда подписывались вместе.

— Тебе нельзя, — рассудительно сказала Ира. — У тебя жена и сын. А я пока свободна.

Потом, уже в Киеве, были протестные письма, интервью «вражеским голосам» и стихи, стихи, стихи…

Помню, как нас, иркиных одесских друзей, по одному таскали на Бебеля, 43 (тут в советские времена находилось Управление КГБ по Одесской области или, как говорили одесситы, «контора» — Ред.) в надежде накопать компромат. И не накопали…

Потом был суд, где чуть ли не главным доказательством антисоветской деятельности Ирины было ее стихотворение «Родина», написанное еще в Одессе.

Потом были мордовский лагерь, так пронзительно нарисованный Ирой в автобиографической книге «Серый — цвет надежды», и неожиданное освобождение в канун Рейкьявикской встречи Рейгана и Горбачева (11-12 октября 1986 года — Ред.). Позже выяснилось, что освобождение Иры было одним из условий этой встречи.

Потом было иезуитское предложение КГБ: «Вы не хотите поехать за границу подлечиться?»… Это-то после 4,5 лет лагерей!.. И мгновенное лишение советского гражданства, едва Ира с мужем пересекла границу.

Была долгая жизнь на чужбине — сначала в Америке, потом в Англии. Были возвращение в уже постперестроечную Россию, первая книга, изданная на родине, и первый визит в родной город.

Помню, как после творческой встречи Иры с читателями в Одессе мы сидели в купе ночного поезда «Одесса — Харьков» и она рассказывала, рассказывала, рассказывала… О встречах с Рональдом Рейганом и Елизаветой II. О рождении в Лондоне чудных близнецов: Сережки и Олежки. О том, каково быть человеком без гражданства.

После возвращения Ира с мужем жила в Москве, подрабатывала сценариями сериалов, а в последние годы сильно болела.

Много писала… А последний роман дописать не успела. При этой болезни чудес не бывает.

Но сейчас, хотя к горлу подступает, мне не хочется говорить о грустном. Я хочу вспомнить ту самую Ирку, веселую неунывающую отзывчивую, которую мы любили, и всегда будем помнить. Вспомнить и представить читателям ее ранние произведения: небольшой рассказ «Старый Моня» и то самое стихотворение «Родина».

 СТАРЫЙ МОНЯ

Вы говорите, побрить и подровнять височки? Молодой человек! Вы знаете, как вам повезло? Ваша покойная мама плакала бы от радости, что вы попали к старому Моне. Ах, она еще жива? Так передайте ей привет и пожелания!

Вы знаете, что это за машинка, молодой человек? Это же настоящий «Цубербиллер», она у меня с четырнадцатого года, так что я вам скажу, — я еще ни разу ее не чинил! Я с вас симфонию сделаю этой машинкой. Девушки будут на вас умирать с первого взгляда.

Что вы кричите, юноша? Ну, так что, что старый Моня увлекся, надо с этого делать несчастье? Да, у вас один височек вышел короче. Так вы думаете, небольшая асимметрия это плохо? Это даже красиво! Когда у меня стригся господин почтмейстер, он всегда говорил: «Моня, ты же знаешь — левый височек короче!». И старый Моня стриг короче, потому что господин почтмейстер имел разные щеки… Да, я знаю, что у вас одинаковые щеки. Так я виноват, что у вас такая ординарная личность? Ничего, молодой человек, я с вас сделаю Аполлона…

Что вы дергаете головой, молодой человек? Вы думаете, что если вы не будете сидеть спокойно, так вы будете красивый? Не надо так думать! Ну и что же, что печет затылок? Не делайте с этого трагедию, я вас попудрю, и вы забудете, что у вас есть затылок…

Как, вы хотите сказать, что я постриг вас коротко? Вы меня обижаете. Да, это бобрик, так чем вам не нравится бобрик? Супруга генерал-губернатора всегда говорила, что это не прическа, а сплошное па-де-де.

Что я делаю? Юноша, я готовлю компресс. Вы хотите уйти без компресса? Так за что старый Моня получает деньги, я вас спрашиваю? И вообще я вас не спрашиваю: старый Моня знает, что он делает клиенту. Не надо волноваться, я вам сделаю античный подбородок. Вам не говорила ваша мама, что у вас античный подбородок, нет? Так она вам скажет…

Что вы шипите, юноша? Вам кажется, если шипеть, то компресс станет холодный? Вам нужен холодный компресс? Мне он не нужен. Не капризничайте, юноша, вы не моя теща. У вас есть теща, нет? Так у вас еще все впереди, не надо нервничать… Да я его снимаю. Что «слава Богу», что «слава Богу», как это не надо одеколона? Вы не знаете, какой это одеколон? Вы такого не нюхали. Это же единственный случай в вашей молодой жизни. Если вы в таком одеколоне пойдете по улице, все скажут: какой молодой человек со вкусом, а так никто про вас этого не скажет, я вас уверяю. Вам не нравится? У вас что, полипы, юноша?

Что вы кричите? Ну и что, что течет за воротник, — надо кричать? Я же не ворую у вас часы из жилетного кармана, мы же интеллигентные люди…

Приходите в следующий раз, юноша, старый Моня наведет на вас марафет. Я с вас сделаю картину «Явление Христа народу», вот что я с вас сделаю. Будьте здоровы, юноша, и не надо говорить спасибо — старому Моне все говорят спасибо, даже супруга господина генерал-губернатора.

РОДИНА

Ненавистная моя родина!
Нет постыдней твоих ночей.
Как тебе везло
На юродивых,
На холопов и палачей!
Как плодила ты верноподданных,
Как усердна была, губя
Тех — некупленных
‎и непроданных,
Осуждённых любить тебя!
Нет вины на твоих испуганных —
Что ж молчат твои соловьи?
Отчего на крестах поруганных
Застывают
‎слёзы твои?
Как мне снятся твои распятые!
Как мне скоро по их пути
За тебя —
‎родную,
‎проклятую —
На такую же смерть идти!
Самой страшной твоей дорогою —
Гранью ненависти
‎и любви —
Опозоренная, убогая,
Мать и мачеха,
‎благослови!

БАЙКА ПРО ИРКУ

Действительный случай, произошедший с Ириной Ратушинской в Одессе на собеседовании при поступлении на работу в вычислительный центр «Пищепормавтоматики», рассказанный ей самой.

Сразу должен заметить, что один из действующих лиц этой байки, знаменитый эрудит  Борис Бурда эту историю не помнит, поэтому все претензии к ее подлинности я отметаю. Байка — она и есть байка.

А дело было так. Или не было…

Довелось однажды Ирине Борисовне проходить собеседование для поступления на работу в одесском вычислительном центре «Пищепромавтоматики». Должен сказать, что нас на физфаке, помимо физики, КВНа и марксистко-ленинской философии, учили еще и программированию. И учили неплохо, потому что многие мои сокурсники впоследствии работали на вычислительных центрах. Кто сейчас знает языки программирования PL-1, Фортран, Ассемблер, и самый страшный — машинный язык в кодах? А вот они знали!

А какие были электронно-вычислительные машины? Одна гордая аббревиатура ЭВМ чего стоит! А названия? «Урал-2», «Минск-14»… И вершина электронно-вычислительной мысли — «ЕС-1020», занимающая две громадные комнаты на первом этаже главного корпуса Одесского университета. Так вот, точно такая же ЭВМ стояла в вычислительном центре «Пищепормавтоматики», куда и пришла устраиваться наша Ирка.

Сразу скажу, что на тот момент свободных вакансий на ВЦ не было, но так как Ира пришла по знакомству (как это обычно делается в Одессе), ей после собеседования пообещали «при первой же возможности», «как только, так сразу» и «мы вам сообщим».

Эту щадящую форму отказа в те годы в Одессе знали все. И когда Ирина уже выходила из вычислительного центра, она углядела на стене обучающий плакат с гордым названием «Структура выходного файла».

Должен заметить, что «файлом» в те времена называлась не прозрачная папочка формата А4, а определенная последовательность символов, необходимая для общения с ЭВМ. И не дай Бог было что-то перепутать — машина вас бы не поняла. Именно о том, что с чем нельзя было перепутать, и вещал висящий на стене плакат.

Ирина, прочитав строгий плакат «Структура выходного файла», решила напоследок пошутить и спросила у сопровождавшего ее к выходу Бориса Бурду:

— Борис Оскарович, а что такое файло?

На что будущий вселенский эрудит и ЧтоГдеКогдашник немедленно отреагировал:

— Братцы, эту девочку обязательно нужно брать!

Должен сказать, что тогда Борис Бурда не обладал такой вселенской известностью и популярностью, как сегодня, поэтому повлиять на кадровые вопросы «Пищепормавтоматики» он не смог. Поэтому в штат вычислительного центра Ирину так и не взяли. Но байка осталась.  

Сергей Лядо