Ты одессит, Моня! Как известный композитор «дал прикурить» фашистам

Вместе с поэтом Семеном Кирсановым, вторым «родителем» легендарной песни «У Черного моря» был композитор Модест Табачников. Композитор-легенда, композитор-загадка, композитор-импровизация — как только не называли известного на всю страну одессита. В родном же городе его звали просто «Рыжий Моня».

Табачников с табачной фабрики

Шестнадцатилетним пацаном Моня Табачников впервые вышел на сцену к концертному роялю. И случилось это в клубе Одесской ВЧК-ОГПУ. Бдительные чекисты перед выступлением, конечно, до мельчайших подробностей изучили всю небольшую к тому времени биографию одесского вундеркинда. Отец Мони, Ефим Яковлевич работал на табачной фабрике, а мама — Дора Исаевна — вела домашнее хозяйство и воспитывала детей.

Манус Табачников (Манус по-древнегречески означает «единственный», Модестом будущий композитор стал гораздо позже) был весьма талантливым мальчуганом. Когда Моне не исполнилось и трех лет, мама застала его сидящим на полу — он бил посуду и тут же удивительно точно воспроизводил голосом мелодию звенящей посуды. Как тут было не отвести ребенка  в музыкальную школу?

Сразу после окончания образовательной школы он пошел работать к отцу на табачную фабрику. Тогда на фабрике было два оркестра — духовой и струнный. Моня там буквально пропадал! А в 1931 году он поступил в консерваторию (тогда она называлась — Одесский музыкально-театральный институт им. Людвига Бетховена).

В 24 года «рыжий Моня» написал свой первый шлягер — песню «Мама». Задушевная песня на слова Григория Гридова в исполнении Клавдии Шульженко сразу стала популярной в стране.

Песни тоже воевали

Перед самой войной он заведовал музыкальной частью Одесской киностудии. Еще в 17 лет Моня тяжело переболел менингитом, и хотя был не военнообязанным, с «белым билетом» пошел добровольцем на фронт. который начался для него в Раздельной, в батальоне аэродромного обеспечения. В Раздельной какой-то генерал услышал, как он играет на аккордеоне, и забрал его в политуправление Южного фронта. Уже здесь Моня руководил ансамблем и фронтовым театром.

О своем фронтовом житье-бытье Модест Табачников оставил воспоминания:

«Я был зачислен на все виды довольствия, мне была отведена комната, в которой стояло пианино, и эта комната стала на несколько месяцев моим рабочим местом. Для начала товарищи из фронтовой газеты «Во славу Родины» дали два еще не опубликованные стихотворения. Первое было написано батальонным комиссаром, сотрудником редакции поэтом Ильей Френкелем и называлось «Давай закурим». С нее началась моя творческая жизнь на фронте».

Про песню «Давай закурим» писатель Константин Симонов как-то сказал, что не было такого фронта, на котором бы ее не пели. И что написать эту песню мог только человек, по-настоящему знающий, что такое война и что такое солдатская жизнь на войне.

А в 1942 году Табачников вместе с фронтовым театром «Веселый десант» приехал в Москву и показал песню Клавдии Шульженко. Она включила «Давай закурим» в свою новую программу, посвященную городам-героям. После исполнения этой замечательной певицей песня «Давай закурим» и стала всюду известной.

Пройдя и проехав с отступающими войсками по фронтовым дорогам Украины, композитор создал десятки песен. Соавторами становились военные корреспонденты газеты Южного фронта «Во славу Родины»: поэты Сергей Михалков, Александр Левада, Илья Френкель и сатирик Владимир Поляков.

Как «Ах, Одесса!» стала «Дядей Ваней»

Самой популярной из довоенных, Модест Табачников считал песню «Ах, Одесса». Существует множество историй, ставших легендами, рассказывающих о создании этой песни. Но наиболее известна история о том, как композитор в ресторане гостиницы «Лондонская» на бумажной салфетке набросал первый куплет, а музыканты ансамбля продолжили сочинение.

На самом деле это легенда. И слова, и музыка принадлежали исключительно Модесту Табачникову. За псевдонимом «М. Любин» скрывался автор текста Табачников. Уже на следующий день «Ах, Одесса!» начала свое триумфальное шествие «через года и страны», пополняясь по дороге новыми вариантами и куплетами. Однако песню с первоначальным  текстом бдительная цензура не захотела пропускать на концертную эстраду, и композитору пришлось попросить поэта Гридова, чтобы он на эту же мелодию сочинил другой текст. Так появилась другая песенка «Дядя Ваня» («…хороший и пригожий» — Ред). Этот вариант песни, в отличие от «Ах, Одесса!», возражений у цензуры не вызвал. А после жизнерадостного исполнения песни Клавдией Шульженко, она стала одной из самых популярных песен своего времени.

Ну, а в ресторанах предпочтение отдавали «оригиналу». Тем более, что песня «Ах, Одесса!» очень полюбилась представителям уголовного мира и они щедро оплачивали ее исполнение. Эта слава однажды спасла композитора от материальных потерь. Рассказывают, что как-то ночью Табачников возвращался к в свой дом на Пушкинской, 56. По дороге его встретили «деклассированные элементы» и предложили расстаться с пальто, которое композитор только недавно успел приобрести. Табачников нехотя стал стягивать с себя пальто. В это время из кармана выпали ноты с песней «Ах, Одесса!». Один из грабителей поинтересовался, почему прохожий носит с собой эти ноты. «Так я эту песню написал!» — скромно признался автор. Через минуту он снова был облачен в любимое пальто — с глубокими извинениями и уверениями в том, что теперь он может ходить по городу где хочет, когда хочет и с кем хочет, и «ни одна собака его не тронет».

Из песни слов не выкинешь

Своим стихам Табачников никогда не придавал серьезного значения. Хотя поэтический дар пригодился на фронте, когда, присев на пенек и положив блокнот на колено, он молниеносно создавал стихи «на злобу дня».

В первый месяц обороны Одессы Табачников написал с поэтом Зискиндом (своим другом еще по Одесской киностудии) военную песню под названием «Я на фронт ухожу добровольцем». Ее напечатали 9 июля 1941 года в газете «Чорноморська Комуна»:

«Мне, товарищи, хочется жить,

И творить, и работать под солнцем.

Чтоб свободно дышать и любить,

Я на фронт ухожу добровольцем».

Эти слова сразу стали агитационной листовкой, поднимавшей солдатский дух.

В Каменск-Шахтинске Ростовской области в октябре 1941 года располагались штаб политуправления Южного фронта и редакция газеты «Во славу Родины». Здесь и была написана одна из лучших песен композитора — «Одессит Мишка».

— Стихи Владимира Дыховичного мне попали совершенно случайно,— рассказывал Модест Ефимович,— кто-то из корреспондентов дал почитать свежий номер журнала, и в нем я увидел строки «Ты одессит, Мишка, а это значит». Мелодия была написана, и появилась песня, сразу ставшая популярной на Южном фронте. Слова о том, что Одесса снова станет нашей и в нее войдет «усталый батальон» в 41-м, в 42-м и даже в 43-м году трудно было даже представить… а песня заставляла поверить в это».

В марте 1944 года листовки с текстом песни разбрасывали с самолетов над еще оккупированной Одессой: «Помогайте Красной Армии освобождать родную землю». Слова из песни оказались нужнее и проникновеннее, чем сухие агитационные призывы.

Композитор долгое время жил и работал в Москве, но продолжал очень активно и энергично болеть за «Черноморец». На вопрос о том, за кого он болеет, когда одесситы играют в Москве, Модест Ефимович отвечал: «Тогда я вообще не хожу на стадион, что-то плохо себя чувствую».

Вообще, когда Табачников где-то слышал слово «Одесса», всегда настороженно прислушивался — в родном городе он отдыхал душой. Когда он приезжал в Одессу, то в доме собирались все знакомые и соседи.

За годы своей композиторской деятельности Табачников написал более 230 песен. Самые известные из них: «Дядя Ваня», «Давай закурим», «Ах, Одесса, жемчужина у моря», «У Черного моря», «Приезжайте, генацвале», «Песенка оленевода» («А олени – лучше!»), «Одесский порт». Кроме того композитор сочинил пять оперетт («Сенсация», «Люблю, люблю», «250 лет в одну ночь», «Божественная комедия» и «Тринадцать поцелуев»), музыку к шести десяткам драматических спектаклей и 30 кинофильмам.

Талант Модеста Ефимовича Табачникова государство оценило слишком поздно — присвоив звание «Заслуженный деятель искусств» только в 1976 году, когда уже композитор тяжело болел.

Вячеслав Воронков