«Если они придут, они убьют мою семью»

События в Украине каждый из нас оценивает по-разному. Одни слепо верят речам Киселева, другие доверяют украинским СМИ, а третьи слушают только своих родственников и знакомых. Хотя оптимальный вариант — это брать информацию из разных источников и анализировать ее. «Одесской жизни» удалось поговорить с человеком, который во время Майдана, выполняя приказ, защищал Януковича. Но потом, когда ситуация усугубилась и многие его сослуживцы перешли к сепаратистам, он остался на украинской стороне и сейчас защищает страну ценой жизни. Ниже — его версия происходящего в Украине.

МАЙДАН. Кортежи Януковича и зачистка Киева

Я на службе уже около восьми лет. Сначала был во внутренних войсках Украины, потом нас преобразовали в Нацгвардию. На Майдан нас отправили 1 декабря и только в апреле мы вернулись домой. Все это время получали обычную нашу зарплату. Говорят, что срочникам за эту службу что-то доплачивали, но точно не скажу.

Мы стояли на разных позициях, каждую неделю меняясь друг с другом. В том числе были в Межигорье вместе с «сбушниками», «Беркутом» и «Барсом». В сам дом не заходили, стояли перед воротами на расстоянии около 200 метров, блокируя дорогу. Расчищали дорогу только для кортежа Януковича, а потом снова все перекрывали. Когда он решил уехать насовсем, то из Межигорья выехало около 15 загруженных машин. Но грузились они заранее, дней за четыре-пять. Янукович, видимо, уже что-то знал или предчувствовал.

На самом Майдане я тоже был. Когда начались первые побоища на Грушевского и Институтской, мы стояли в «монолите» (щитом к щиту, — ред.), а в нас бросали бутылки, камни. Но у нас был приказ не отвечать на эти действия. Оружие нам выдали уже где-то в феврале. Ждали сигнал зачищать Киеве, разгонять людей. Мы — военнослужащие, у нас есть команда — мы должны ее выполнять. Если я откажусь, то меня просто посадят. Вот, например, сейчас у нас в одном из подразделений двух человек наказали: старшего лейтенанта разжаловали до солдата, а против второго начали уголовное производство за отказ выезжать в зону АТО. На Майдане нам угрожало то же самое. Но когда в Киев начались самые кровавые дни, я стоял в Межигорье.

Знаю, что там стреляли друг в друга три стороны: майдановцы, наши (т.е. правоохранители, — ред.) и еще третья неизвестная сторона, которая стреляла в первых и вторых, разжигая конфликт. Думаю, о том, кто это был, станет известно только лет через пятьдесят. А вот кто конкретно из наших стрелял — знаю. Это было киевское подразделение внутренних войск. Приказ им поступил от Захарченко (на тот момент — министр внутренних дел Украины, — ред.).

ЗОНА АТО. Бои за Широкино и потери

В зоне АТО мы воюем постоянно. Уже несколько ротаций там провели. Пару недель назад выехали из Широкино. Это село буферной зоной, то есть не принадлежало ни нам, ни сепаратистам. Но потом в Мариуполь приехал Александр Турчинов и нужно было его пропиарить. Мы вместе с «Азовом» зашли в Широкино, отбили там один блок-пост маленький, повесили флаг Украины, пофотографировались. Турчинов раздал награды и уехал. Но потом сепаратисты подтянули из Новоазовска технику и начали нас крыть минометами. «Азов» оттуда отошел, зато нас туда снова перекинули. А там несколько раз в день минометный обстрел по два-три часа. У нас тогда вся техника погорела.

Погибших среди нашей группы не было, хотя шансов погибнуть было очень много. Например,  «Азов» и «Донбасс», пока стояли в Широкино и Лебединцево, потеряли 65 человек. ВДВ-шники, как только нас сменили, сразу же двух бойцов потеряли. Их потом в Одессу привезли для прощания. А вообще все официальные цифры по погибшим не соответствуют действительности. Двухсотых (убитых, — ред.) и трехсотых (раненых, — ред.) намного больше.

МЕСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ. Отношение к военным и слухи

Люди реагируют на нас по-разному. Кто плачет, кто плюется, а кто крестит в дорогу.

В Мариуполе большинство — против военных.

Зато в Славянске ситуация полностью поменялась. Сначала город был сепаратистский, но потом люди поняли, что ничего хорошего из этого не выйдет, — и резко все стали за Украину. Там везде украинские флаги, все в рубашках вышитых ходят. В Славянске одна учительница мне рассказывала, что сначала у них на блок-постах стояли местные. А потом вдруг появились другие люди, которые даже по-нашему не разговаривают. Они ловили девчонок прямо на улице и вытворяли с ними, что хотели. Об этих изнасилованиях там многие говорили. Охранник местного техникума видел, как одну поймали рано утром — и только вечером она оттуда полуживая вышла. 

В Широкино сейчас происходит то же самое. Там сейчас казаки кубанские, местные сепаратисты, чечены разбираются между собой. Шахты, наверное, делят. Уголь — это же бизнес. Хотя наши мародерством тоже занимаются. И с алкоголем в украинской армии тоже проблемы есть. Пьют, в основном, резервисты. Они могут так напиться, что потом стреляют друг в друга. Поэтому сейчас уже создают штрафбаты, нарушителей наказывают.

ОБЕСПЕЧЕНИЕ. Чем живет Нацгвардия

Питание на блок-посты привозят, но мы часто на выездах. Хотя то, что привозят, тоже сильно не поешь. Поэтому мы питаемся, в основном, за свой счет. Раз в неделю скинемся, купим продуктов — и варим. На выездах едим холодные консервы.

С техникой все нормально. Месяцев пять назад начали давать первые «Кугуары». Есть «Спартаны» и БТР-4.

Зарплату нам урезали сразу после того, как объявили, что будут выплачивать по тысяче гривен в сутки за боевые выходы. Боевые мы еще не получали, но зарплата  в феврале уже была меньше. У спецназа раньше было 7500 гривен, а сейчас — на 1400 меньше. У обычных контрактников было 4500 гривен, стало 3200.

Удостоверения о том, что мы участники боевых действий, тоже еще не дали. Хотя документы отправили в Киев месяца три назад. Зато начальство наше в Управлении уже корочки получило. Но кому нам жаловаться? И вообще, где сейчас хорошо?

ИТОГИ. Как отразились события на людях

После Майдана у нас некоторые уволились. Из «Беркута» многие ушли: кто в охрану, кто еще куда-то. Один из наших на Майдане получил огнестрельное ранение головы, хотя он просто со щитом стоял. Его даже в Германии лечили, но с головой все еще проблемы остались.

После аннексии Крыма тем, кто там остался, россияне сразу выдали где-то по 18 тысяч, если в гривни перевести. Но уже на следующий месяц им сказали: служить в Крыму вы не будете, поедете в другие регионы России — Абхазию, Чечню. Офицеров уволили, вместо них пришли россияне. Некоторые из наших на материк переехали. Сейчас с нами в Нацгвардии служат двое из Крыма. У одного в Крыму остались бывшая жена с ребенком. Но поехать к ним он не может.

После начала АТО большая часть нашего донецкого подразделения перешла на сторону так называемого «ДНР». Насколько я знаю, почти все они уже погибли. Те, кто остался на украинской стороне, сейчас базируются в Харькове. Там создают новый отряд. В одесском  подразделении никого из Донецка нет.

Я уходить из Нацгвардии пока не собираюсь. Буду служить дальше. Я воюю не за какого-то политика или президента. (Хотя мне кажется, что в стране, где такая разруха и война, любому президенту было бы тяжело справиться). Я защищаю свою страну, свой дом. Если они сюда придут — они убьют мою семью. Я не хочу этого. А вступление в ЕС, смена власти и все остальное меня не интересует.

Цифры:

• 136 человек погибло,
• 48 — считаются пропавшими без вести,
• 20- находятся в плену.

Такие данные о потерях в рядах Нацгвардии Украины (НГУ) за период проведения АТО были озвучены 24 марта 2015 года. Информацию предоставил заместитель командующего НГУ полковник Ярослав Сподар.

Ирина Уманец