Легенды Одессы: Нам мода жить и любить помогает

Модельеры всегда пребывают в заблуждении, думая, что творцами моды являются они. Боже, как они ошибаются — модно не то, что кем-то придумано, модно то, что кем-то носится. Историю творят великие личности. А поскольку так исторически сложилось, что большинство великих рождалось в Одессе, то историю творили именно здесь, можно даже сказать «кроили», потому что далее речь пойдёт об истории моды по-одесски.

Особый козырь одесситов

Мир стоит на трёх китах. Так и мир одесской моды тоже стоял на трёх китах. Но это были не какие-то обезличенные киты, а имеющие конкретные имена — кит Лазарь Моисеевич, кит Лев Наумович и кит Абрам Гнатович (очевидно, из украинских казаков). Имена — что надо! А вот фамилии подкачали: Тесье, Дютфуа и Моришанский-Моришар (ну, точно этот из казаков). Итак, имеем очень неполный реестр одесских портных начала ХІХ века. Так иначе и быть не могло — дамы хотели обшиваться у французских мастеров. Но вы меня извините, это что проблема стать французом в Одессе? Не смешите людей. А вот стать в Одессе портным — это уже проблема. И у проблемы, вы будете смеяться, действительно были французские корни.

Всё началось с французского градоначальника Одессы графа Ланжерона. При нём Одесса обрела статус «порто-франко», то есть сюда можно было беспошлинно привозить что угодно. Пошлина начиналась на границе Одессы, а именно на Старопортофранковской улице. На ней даже вырыли широкий ров, отделявший Одессу от Российской империи. Ширина рва была просчитана до миллиметра, чтобы со стороны Одессы на ту сторону не кидали безакцизные товары, ибо на той стороне рва стояла Российская империя и пыталась поймать, что долетит.

И тогда в ход был пущен особый козырь, выданный одесситам природой — их природный ум. Раз дефицитную ткань, доставленную в город, нельзя провезти ПРИ себе, то почему её не провезти НА себе. Первой до этого додумалась, естественно, дама, добавив: «Не голой же ехать через таможню!». Хотя, согласитесь, это тоже мог быть интересный вариант. Значит, из ткани требовалось срочно сшить платье. Так одесские портные стали спасителями российской экономики.

Уже никто не слал в Одессу просто ткань. К ней прилагались последние французские журналы мод. С прибытием очередного корабля нетерпеливые дамы спешили в порт, чтобы первыми узнать, чем живёт галантная Франция. Здесь капитан судна галантно приглашал каждую даму к себе в каюту, где, как говорили, самолично снимал мерку. А, может, снимал что-то другое — разное говорили.

«Перехватить» фасончик

Но вернёмся к нашим китам, то есть портным. Чтобы перехватить фасончик и таким образом опередить соперниц, дамы шли даже на подкуп портных и их модисток. Настала эпоха, когда фасон платья невозможно было скрыть, зато и само платье ничего не скрывало. Очевидно, разведка и соответственно контрразведка родились именно в те времена.

Законодательницей моды (так было принято в крупных городах Российской империи) обычно бывала жена градоначальника. В Одессе тоже. А поскольку градоначальники менялись часто, то часто менялась и мода. Здесь Е.К. Воронцовой, жене первого городского лица, конкуренцию составляли то Каролина Собаньская, то Ольга Нарышкина, которых никто «жёнами» не считал, ибо это были «вечные любовницы», а значит, и возможности у них были не в пример шире.

Демонстрация фасонов проходила на балах или в маскарадах. Туда ехали с кровожадной целью — убить соперниц. Нет-нет, конечно, в переносном смысле. Не убивать же в прямом смысле, ибо тогда танцевальная зала была бы усеяна телами, а это очень усложнило бы исполнение кадрили, что было второй целью поездки на бал: закадрить в кадрили что-либо стоящее.

О, эти тела давно минувших дней! Они прекрасны, как и названия костюмов, в которые тела были облачены — «Ночная бабочка», «Аврора», «Жрица Солнца» и даже «Сильфида». А если учесть, что уже тогда действовал стандарт 90–60–90 (только в Одессе божественные цифры надо было сложить, чтобы получить суммарный вес «Сильфиды»), то представьте, насколько это было волнующе.

Имелись и другие хитрости. Чтобы сделать платье вызывающим, его делали (внимание, напрягитесь!) совершенно закрытым, демонстрируя лишь женскую лодыжку. Вот в этом и таился подвох — треклятая лодыжка вызывала бурную работу воображения кавалера. Воображение, начав с лодыжки, забиралось всё выше и выше и, в конце концов, проделав этот пикантный путь, достигало вершины блаженства. Эту каверзу моды называли: «От лодыжки до интрижки». Так, задрапировав ножку, женщины умело провоцировали мужчин.

Но и мужчины провоцировали женщин. С помощью иллюзионистов-портных производилась коррекция фигуры, какая не может даже присниться современной пластической медицине.

— Здесь мы дюйма на два подберём талию. Рельеф груди будем поднимать, пока хватит ваты. И, конечно, плечи. Их размах сделаем, как у орла.

— А что вы прикажете делать орлу, если дело дойдёт до интима и придётся раздеваться?

— Тушите свет! Наедине с дамой орлу нужно не парить, а пикировать! А для этого мы утяжелим хвостовое оперение. Но за это придётся доплатить.

Мода — это вечная борьба

Но надо честно сказать, что французам-портным серьёзную конкуренцию составляли женщины-модистки. Как раз в это время в Одессе появился фонтан, причём, фонтан модных идей. Фонтан на русский манер стали звать Марией Ивановной Страц. В ней явно было что-то французское, так как по слухам она прибыла из французской части то ли Тирасполя или даже Херсона. После долгих философских размышлений свои идеи мадам Страц свела к гениальной в своей простоте формуле моды: «Женская мода — это вечная борьба между явным желанием одеться и тайным желанием раздеться».

Что помогло ей сделать это гениальное открытие? — спросите вы. Отвечу, не таясь: мадам Страц однажды выглянула в окно, и первое, что бросилось ей в глаза: под её окном стоял век Просвещения. А салон мадам Страц и Одесса изловчились родиться именно в это время. То есть именно тогда, когда наиболее прогрессивные женщины решили не отставать от мужчин. А поскольку мужчины века Просвещения просвещали юношество лишь своими романами, то дамы непросвещённому юношеству попытались широко раскрыть глаза с помощью декольте. Именно декольте открыло жизнь с новой невероятно привлекательной стороны. Как и в просветительских романах в этом декольте не хотелось упустить ни одной, образно говоря, страницы, или, не тратя время на образы, не упустить ни малейшей детали.

А мадам Страц уже спешила дальше. Это она изобрела разрез на юбке. Причём, объяснение, данное разрезу изобретательницей, сразу успокоило моралистов: «Это не для того, чтобы можно было оценить женскую ножку, а чтобы ножка видела, что по ту сторону разреза происходит, например, как протекает свидание хозяйки, и не пора ли подключать ногу, чтобы завершить рандеву в духе времени — пинком». К чему темнить, вот так пинком под зад и завершился век Просвещения.

В Париже не тот «прикс»

Салоны, как тогда называли модельные дома Одессы, были любимым местом посещения одесситов. Салон мадам Страц, именуемый «Европейский базар», располагался в Пале-Рояле, который с рояльным, то есть королевским, размахом торговал тогда самыми изысканными вещами. Легендарными стали и другие места, где с размахом можно было расстаться с деньгами мужа и расправиться с соперницами. Например, «Французский магазин» А. Леруа, отца выдающегося художника Поля Леруа. Магазин блистал на углу улиц Дерибасовской и Преображенской (где ныне помещается греческое консульство).

Знаменита была и некая мадам Томазини. Считалось, что, одевшись у мадам Томазини, женщина становилась неузнаваемой. Так ведь сколько у мадам для этого было подручных средств. На дверях салона можно было прочесть: «Только здесь шелка всех цветов и тонкостей, бархаты чёрные и цветные, мадаполам, нансук, шике, жаконет, попелин, бареж, батист, альпаг и, главное, перо павлина». Действительно, надев на себя всё перечисленное и вставив, куда надо, перо павлина, даму узнать было уже невозможно.

Дамы света никак не могли поделить между собой благосклонность дамы полусвета, бывшей швеи, ставшей мадам Томазини. К её ручке припадали самые знатные дамы и так избаловали мадам, что добром это не кончилось, — в конце концов, мадам уехала в Париж, откуда писала знакомым горестные письма: «Париж — это не Одесса. Не тот шик и не тот прикс». Чтобы вам не рыскать по словарям, проясним насчёт «прикса» — это «цена». Да, в Париже были не те цены! Ну, это понятно: куда Парижу до одесского размаха?!

Одесса жила с размахом, а, главное, красиво. И красивой её делали не столько создатели красивой одежды, сколько те, для кого она создавалась — мужественные и галантные одесситы, но прежде всего, очаровательные и неповторимые одесситки.

Валентин Крапива