Главное дело одесситов

 Были времена, когда день рождения города в Одессе был не национальным праздником, а душевным. В общем, он праздновался не всенародно, а каждый отмечал его, как душа подсказывала. Золотая осенняя пора влекла народ кого на прибрежные склоны, кого на морскую волну, а кого звала пришвартоваться у какого-нибудь столика, где никакая морская болезнь не грозила, а вот головная боль как раз грозила, но только назавтра с утра, но ведь что-то должно было оставить след праздника не только на новых брюках. Богата была Одесса, в смысле, богата точками приложения фантазии одесситов, соскучившихся по празднику.

Торт-сюрприз
Хотите верьте, хотите нет, но развлечения всегда были делом нелёгким, а отдых — так тот просто испытанием. В конце ХІХ века к нам приехал итальянский ресторатор Руджиеро. На склонах вблизи Ланжерона он возвёл элегантный ресторан «Бэль-Вю». Но синьора Руджиеро в Италии с уважением называли «крёстным отцом», правда, не кулинарии, а сицилийской пиротехники. И в Одессе пиры он умело совмещал с техникой. Когда на город опускалась ласковая южная ночь, а в Александровский парк подтягивался гуляющий народ, вдруг в небо взлетали изумительные фейерверки, которые готовились, простите кулинарную терминологию, по рецептам синьора Руджиеро.

Но настоящей бомбой меню стало новое фирменное блюдо Руджиеро — торт «Сюрприз Бэль-Вю». В торте пикантно чередовались бисквитные и динамитные коржи, что удовлетворяло самые притязательные вкусы. Если кто-то отмечал в «Бэль-Вю» свой юбилей, то официант в элегантной каске уже с чёрной траурной повязкой на рукаве безукоризненно белого смокинга обычно подавал на стол торт-сюрприз и поджигал соответствующее юбилею число свечек-запалов. Задачей юбиляра было успеть их задуть, в противном случае и он, и все его гости получали заряд бодрости на весь вечер. В конце концов, сюда наперебой стали приглашать торговых конкурентов и ненаглядных соседей, и вскоре заведение Руджиеро стало считаться в Одессе не только самым посещаемым, но и самым надёжным, ибо ни конкуренция, ни соседи после здешнего десерта не омрачали жизнь уже никому.

Аллея сюрпризов
А в это время в Александровском парке им. Шевченко (Александр Шевченко — бр-р-р — всё-таки одесская топонимика загадочна) демонстрировала истинно одесскую фантазию индустрия аттракционов. Да, были времена, когда совсем ни к чему одесситам были всякие чешские «луна-парки», чуждые им не столько по духу, сколько по цене.

С равноценной заменой проблем не было. Покинув на время хлебные места родной Молдаванки, коллеги Мишки Япончика перебирались сюда, рассуждая бесхитростно: «Зачем нам ихний луна-парк?! У нас есть своя луна и свой парк!» И действительно, когда луна являла свой лик и ничего не ведающий гуляющий обыватель попадал на «Аллею сюрпризов», из кустов раздавался железный голос:
— Дядя, а ну дай закурить! Бросай сюдою у кусты мине папироску!.. Что, руки трясутся? А ты брось весь портсигар! Только, если он не золотой, пеняй на себя! Ах, золотой, ох, именной, неужели, подарок дедушки! Тогда так: беги стрелой до дедушки и порадуй старика, что ты портсигар не потерял, а передал в музей частных коллекций имени Сени Буциса.

Парк был настоящим заповедником игрищ и зрелищ. Уже в советское время здесь поднялось «Колесо обозрений или Чёртово колесо», которое по замыслу устроителей развивало в человеке чувство долга — сев на него, человек чувствовал, что долго, но остановить колесо уже было нельзя.

В своё время идея Чёртова колеса, очевидно, так основательно шарахнула по мозгам публику, что одни мозги не выдержали. Некто Симпсон из Петербурга, почувствовав, что он, скорее всего, силовой акробат, заказал точную копию знаменитого Чёртова колеса, что в 1893 году соорудили на Всемирной выставке в Чикаго. И это сооружение он, сделав «мостик», 10 минут мужественно держал на животе в цирках мира. Но когда он приехал с этой хохмой в Одессу, знатоки из публики ему резонно сказали:
— Парень, твой номер, конечно, волнует, особенно дам, особенно позой. Но если бы ты видел, как биндюжник Лёвка Дантист держит на себе подводу, гружённую арбузами, пока этот бандит Красавчик одолжил у Лёвки лошадей, чтобы не мотаться пешком до Севериновки, ты бы понял, что его номер покрепче. И запомни, Лёвка Дантист потом всему своему двору вынул зубы без наркоза, чтобы не лыбились, но вставил взамен золотые, чтоб не говорили.

Старожилы утверждают, что буквально на следующий день Симпсон покинул Одессу, понимая, что он как любитель не соперник местным профессионалам, да и зубы дороже.

Прекрасная Елена
Как видим, индустрии развлечений в Одессе чёрные дни не грозили — спасала могучая одесская изобретательность. Всегда появлялись изобретения милые, даже пикантные. Например, одна старая одесситка рассказала автору этих строк, что в старые времена в опере имелся специальный дамский гардероб для шляп — не цеплять же те шедевры парижского дизайнерского искусства на крючок под чью-то шубу! У дам сразу появился стимул ходить в театр.

В «шляпном гардеробе» проходило своеобразное дефиле. Здесь демонстрировались новики парижанок и возможности одесситок. Причём, поскольку всё, что демонстрировалось в это же время на сцене, не шло ни в какое сравнение с гардеробной, то постепенно зрители переместились сюда, и дирекция театра ломала голову над загадкой: по кассе аншлаг, а в зале никого.

Конечно, народ попроще шёл не в оперу, а в оперетку. Там к началу сезона изобретали какую-нибудь постановку типа «Прекрасная Елена» на музыку Оффенбаха, где роль Менелая брался исполнить опытный адвокат и стреляный жуир г-н Постников, веселящий зрителей своей трактовкой роли — Менелай с тросточкой и моноклем. Его успех разделяли восемь раскрашенных служительниц опереточного блуда. Опереточные барышни театральную систему Станиславского сумели поднять до небывалых высот, дополнив систему великого корифея своей бесхитростной, зато любой актрисе доступной, находкой — если по ходу, как бы растерявшись, растерять часть костюма, оставшись с розой в правой руке и подвязкой на левой ноге, успех у зрителей будет феерический.

После Оффенбаха наступал час дивертисмента. Оркестр, чьи трубы до этого вполне могли заглушить трубы иерихонские, вдруг резко стихал, особенно духовые, боясь захлебнуться слюной от восторга, ибо на сцену выходила мадам Рассказова, этакая этуаль в страусовом боа, сладкая, как перезрелая груша (насчёт сладости оставим вопрос открытым, но то, что перезрелая это точно). Её коронным номером была ариетта «Дрожу от сладкой страсти я», а коронным местом был припев:
Если б я была синичкой,
Я порхала бы, как птичка…
Жаль, на самой же «синичке» с возрастом коронных мест уже не осталось.

Коммерческий катарсис
Но не хочется, читатель, вводить тебя в заблуждение: всё то театральное действо и буйство затевалось не для эстетического катарсиса, а ради первых тактов увертюры. Ибо с первыми тактами увертюры первые в Одессе электрические театральный прожектора озаряли первый в Одессе «коммерческий занавес». Занавес весь был разрисован крикливыми рекламами с рисунками корсетов, брюнетов и совсем уж экзотически смотрящейся на опереточном занавесе — сеялкой. Зато как ликовали Оффенбах и публика! Дамы грустно вздыхали, пожирая взглядами божественные французские корсеты; мужчины почёсывали плеши, с завистью глядя на господина с рекламы, заросшего до неприличия уже после первого сеанса патентованного загустителя волос; а хозяин антрепризы с ненавистью взирал на сеялку, за рекламу которой были обещаны 8 рублей, но, увы, пока в кассу театра не внесённые.

Но что особо было огорчительно, подтверждая одесскую неординарность: при полных аншлагах в зале, в кассе ничего подобного не наблюдалось — большинство зрителей проникали в театр безбилетно, изображая при входе особу столь важную, у которой спрашивать билет было неприлично, даже оскорбительно. С чего же существовали этуали, мамзели и герои-любовники? С пыли — в Одессе любили пустить пыль в глаза. Актёрам бросали на сцену кто-что, отдавая предпочтение не букетам, а серебряным рублям. А однажды какой-то растроганный зритель в потёртом пиджачишке бросил к ногам актрисы тощий бумажник и выкрикнул в экстазе: «Прими все мои деньги!», — чем завоевал бурю аплодисментов. В сегодняшних театрах такое невозможно. Трудно даже представить, что Ринат Ахметов бросит исполнительнице все свои деньги. Во-первых, ещё не построен такой вместительный театр, где можно было бы бросить тот бумажник, а, во-вторых, где Ринат Ахметов возьмёт потёртый пиджачишко. А ведь и ему так хочется аплодисментов.

Да, гуляли в Одессе по-взрослому. Как показывают исторические источники, оказывается, по одесским улицам никто никогда не ходил. По ним гуляли, и это для одесситов всегда было одним из самых важных дел, став для многих главным делом их жизни.

Валентин Крапива