Одесские «роксоланы»

Интересная историческая подробность: с началом функционирования одесского порта корабли постоянно везли из Одессы два стратегических товара: в Италию — зерно для спагетти, а в Константинополь — живой товар для удовольствий. И если с первым всё понятно, то со вторым, похоже, надо разобраться.

За дальнейший рост производительности гаремов

В те времена с большими перебоями работал гарем султана Турции. Сказывалось европейское влияние. В Европе как раз появился дендизм — этакое лёгкое помешательство на всём новом. Например, моветоном считалось дважды одеть одну и ту же бутоньерку. Турецкий султан тоже страдал от дендизма, но в особо изысканной его форме, — короче, в амурной. Одним словом султан не мог дважды «осчастливить» одну и ту же жену, ибо преклонный возраст порождал определённые проблемы. В общем, постоянно требовались новые жёны. А тут выяснилось, что у северной соседки, то есть России, этого добра целые месторождения. Действительно, некоторым славянским девушкам больше нравилось, когда их называли «роксоланами», как Турции, а не «путанами», как у нас. Нравственный аспект и цену с султаном быстро утрясли. И корабли с живым товаром под всеми парусами понеслись в Турцию, в гарем, который отныне украшала гордая надпись: «Гарем работает до последней попытки султана».

Появились гаремы давно и были у каждого владыки. Причём, султаны и шахи тут же стали, как ударники коммунистического труда, соревноваться друг с другом, у кого производительность выше. Но вы же понимаете: когда возраст хозяина гарема преклонен, то для производительности нужен стимул, то есть чтобы каждая обитательница гарема была этаким симпампончиком, а лучше марципанчиком. Бегло просеяв женское население подведомственных им территорий, султаны отправили своих менеджеров по персоналу (тогда это называлось: визири по имиджу) на невольничьи рынки, в тот же Константинополь, за марципанчиками. Там пираты продавали эксклюзивный товар. Но была, правда, одна загвоздка: вначале в гаремы модно было брать только девственниц. Так что, султан, вернувшись с очередной войны, был по военному прям с каждой претенденткой в наложницы:

— О, генерал моих желаний и квартирьер моих ночей! Короче, корнет, вы женщина? А то у нас мода на девушек!..

— Ой, папаша, за модой не угонишься! — отвечала очередная претендентка. Так что мода на девственниц держалась недолго.

Не сомневаемся, вы уже уловили одесские интонации? Да, в гаремах восточных владык особо ценились одесситки. А самым эксклюзивным товаром считались еврейские девушки. Вначале «товар» приходилось похищать, доставлять с завязанными глазами в тайные дома в Отраде, а уж оттуда ночью через катакомбы выводить на берег и сдавать перекупщикам, приплывшим из-за моря. Но вскоре жизнь внесла коррективы: уже не одесские девушки от пиратов, а те от цыпочек не знали, как отбиться. А что, попасть в сытый и тёплый Стамбул стало мечтой для тех, кто топтался на Дерибасовской у Горсада, или томился на углу Екатерининской и Ланжероновской возле ресторана «Робина», гадая, расплатится очередной клиент или надует.

Кто крайний в рабство?

И главное, рабыни любви, оказавшись в гареме, попадали в своеобразную «школу хороших манер». Здесь их обучали музыке, танцам, поэтично говорить, дипломатично молчать и… (вот оно!) обжигающе ласкать. Затем был экзамен, на котором девушка подносила повелителю туфли (очевидно, его), бельё (очевидно, своё), кувшин с любимым напитком (очевидно, виагрой).

Понятное дело, от обилия жён в гареме гаремыка-султан вечно сбивался со счёта, и тогда было внедрено разумное рационализаторское предложение: в серале, т.е. в гареме, каждая женщина на правую руку надевала серебряное кольцо, а по исполнении своего долга она переодевала кольцо на левую руку. Властелин колец брал очередную избранницу за руку и восклицал:

— Ба, да я здесь уже побывал! Ну что ж, пойдём дальше!

А поскольку султан в основном был плотно занят в спальне, ибо верил, что именно там энергия молодой наложницы переливается в его дряхлеющее тело, то за теми красотками, кто свою энергию ещё не успели перелить, наблюдали очень доверенные лица — евнухи (eunuchos, греч. — блюститель ложа).
Доверие к евнухам строилось, как говорится, на пустом месте, потому что как раз именно того места у евнухов и не было. Этому способствовала хирургическая операция, которая проходила под девизом: «Чик и нету!». Короче, у евнухов не было проблем с сексом, это у секса были проблемы с евнухами.

Между прочим, евнухи шли на такую операцию охотно и с дальним прицелом. На Востоке верили, что таким образом легче сделать карьеру. Уже тогда велась борьба с коррупцией в высших эшелонах власти. И если правители кому и доверяли, то евнухам, возлагая на них высочайшие государственные обязанности, не опасаясь, что евнух может основать свою династию. Рад бы, да нечем.

Кстати, в последнее время и наши средства массовой информации всё чаще ратуют, что пора, ох, пора и у нас искоренить коррупцию, — так вот вам и рецепт. Средство, проверенное историей и, главное, быстрое — «Чик и нету!».

Гаремы без отрыва от Одессы

Ну что ж, мы забрались в далёкие времена и в такие же далёкие страны. И кто-то может даже сокрушённо воскликнуть: «Как несправедливо, что в самой Одессе не было гаремов!». Ошибаетесь, спуститесь по улице Гоголя к самому обрыву над морем. «Морской банк», поселившийся в здании мавританского стиля, обосновался в так называемом «шахском дворце», который одесский архитектор Ф. Гонсиоровский построил для Али Мохамед-шаха, сбежавшего из Тегерана, спасаясь от революции. Если взглянуть на дворец со стороны моря, справа бросается в глаза одинокая башенка. По преданию это было подобие женской тюрьмы, куда шах сажал поостыть провинившихся наложниц своего гарема. Вот только предание не уточняет, привёз ли шах в Одессу гарем с исторической родины или, как гордый восточный мужчина, нелюбимый гарем шах там бросил, а здесь женился на другом гареме.

Но то был не единственный одесский гарем. В 20-е годы на Одесской киностудии по чьему-то недосмотру вдруг начался бум — создание экранных шедевров на историческую тематику. Например, был запущен в производство фильм (к сожалению, немой) о том, как запорожские казаки ещё до основания Одессы боролись с Хаджибейским губернатором (так значилось в сценарии). Причём, любопытно не само развитие конфликта, а его первопричина — этот невесть что возомнивший о себе турок отказывался выдать запорожцам постоянный пропуск в свой гарем. Так что сценам в гареме были посвящены 90% метража ленты.

Тут коммунистическую принципиальность проявило партийное руководство города, руководившее кинопроизводством. Чтобы контролировать, насколько идеологически правильно показан гарем как пережиток феодальных отношений, в конце каждого съёмочного дня партийные товарищи заглядывали в павильон и на закупленных в качестве декораций восточных диванах своим личным примером показывали исполнительницам ключевых гаремных ролей, как в гареме, пусть и коммунистическом, должны строиться отношения, пусть и феодальные. В этой связи на плечи режиссёра легла очень непростая задача: чтобы зритель поверил, а начальство проверило, на ключевые роли в эпизод «Гарем» нельзя было пригласить какую-то случайную массовку, требовались профессиональные исполнительницы с доступными расценками. Кастинг был суров, зато в Хаджибейский гарем были отобраны лучшие профессионалки этой древнейшей профессии. Вакантной оставалось лишь роль любимой жены хозяина гарема.

И тогда свои услуги, кокетничая и играя в безразличие, предложила известная в порту Ира Коршевская, называвшая себя «Королевой порта». Понятно, за какие её заслуги местные портовики и приплывающие моряки наградили Иру таким королевским титулом. Конечно, сегодня мы можем только сокрушаться, что фильм «Сераль губернатора Хаджибея» до нас и до Каннского фестиваля не дошёл. Советская цензура положила его на полку, а оттуда его просто похитили. Говорят это сделал глухо-немой сторож киностудии, чтобы ещё не раз наслаждаться прекрасным. Спорим, вы уж подумали о нём плохо. Напрасно! Что же так завораживало любителя настоящего искусства? То была сцена, в которой любимая жена турецкого владыки сидит в окружении других обитательниц гарема. Но фильм-то был немой, и только сторож, умевший читать по губам, просто упивался, как искусно и виртуозно Ира Коршевская переругивается с окружающими её товарками.

Как жаль, что Ира, как это бывает, приняла художественный вымысел за правду, и вскоре не без помощи турецкого консула в огромном дипломатическом сундуке нелегально отбыла в Стамбул. Оттуда она потом писала своим товаркам письма в уже известной вольной стилистике, которую, к сожалению, мы привести здесь не можем. Хотя нет, одно цензурное выражение мы в тех прямодушных письмах нашли: «Турки козлы и жмоты!». Ну, и патриотичная подпись: «Королева одесского порта».

Валентин Крапива