Плавание длиною в полжизни

Захват

Одним из оставшихся на Тайване, был моторист Валентин Иванович Книга. В 54-м ему исполнился 21 год. В тот рейс молодой матрос уходил с неспокойным сердцем. Накануне из Первомайска приехал отец, сказал: «Валентин, бросай все, поехали, побудешь дома. Мать говорит, боится, что из рейса тебя не дождется». Он еще ответил, мол, глупости все это, все нормально будет, идем в Китай, рейс, как рейс…

…В то утро, 24 июня, моторист Книга спал под шлюпкой – в каютах было душно, и многие матросы спали кто прямо на палубе, кто под шлюпкой.

«Просыпаюсь, – говорит Валентин Иванович, – вылезаю из-под шлюпки, смотрю – что такое? Рядом эсминец, вдали еще один корабль виднеется, самолет над нами кружит. Тут по судну объявили тревогу. По трансляции капитан приказал сохранять спокойствие». С эсминца дали команду застопорить ход, но «Туапсе» продолжал двигаться своим курсом. Тогда тайваньский корабль произвел два предупредительных выстрела. Один снаряд лег по курсу «Туапсе», второй по правому борту позади судна. Капитан дал команду застопорить ход, эсминец подошел ближе. Чанкайшисты потребовали спустить шлюпки для доставки солдат на борт «Туапсе».

Команда по приказу капитана собралась на корме. Некоторые не успели даже толком одеться. Но почти все были готовы драться за свой корабль до конца, чем придется, хоть голыми руками – оружия ни у кого из членов команды не было. Впрочем, нашлись и те, кто не на шутку испугался. Один из старших офицеров «замаскировался» под кока, напялив на себя поварские халат и колпак. Так и предстал перед всей командой.

Чанкайшисты тем временем начали высадку, окружили членов команды на корме.

«Я стоял рядом с капитаном, – вспоминает далее Валентин Книга, – намотал на руку ремень от бинокля, думаю, ну если что – врежу кому-нибудь от души».

Китайцы погнали всех в красный уголок. В этом красном уголке команда и провела последующие семь суток. Капитана держали отдельно от команды. Механики во время захвата судна все же сумели вывести из строя машину и рули, китайцы пробовали их починить, пытались заставить это сделать наших моряков, но безрезультатно. Поэтому в порт Гаосюн танкер трое суток вели на буксире. В порту их уже ждали.

«Поразило, как нас встречали. Весь причал был буквально усеян вооруженными до зубов гоминдановскими солдатами, – говорит Валентин Иванович. – Рядом стоит еще и военный корабль, пулеметы на вышках. Встречают, как будто бы мы диверсанты какие-то.

Китайцы тем временем все наседали: »Выбирайте свободу, вам будет оказан хороший прием«. Особенно выделялся среди них один двухметровый верзила, полурусский-полукитаец. Мы прозвали его »Гарантия«. Все ходил и говорил: »Мы вам гарантируем то, мы вам гарантируем это, выбирайте свободу…«. А у самого все время, несмотря на жару, на руках перчатки, в которые свинец вшит был. Врежет – мало не покажется». Впрочем, пока никого еще особо не били. Первым, кто рискнул выбрать «мир демократических ценностей», оказался корабельный кот. Как только судно причалило к стенке, он рванул на берег – только его и видели. Потом, через несколько месяцев, он, как ни странно, разыщет ту часть команды, которая будет жить на вилле, и будет ловить рыбу в расположенном неподалеку озерке, развлекая этим пленников.

Первые месяцы в плену

На седьмой день стало ясно, что советские моряки не хотят добровольно «выбрать мир свободы и демократии». Людей начали хватать и силой спускать на берег. Кого спускали по трапу, кого прямо с борта. Многие получили ушибы, ссадины. Через две шеренги солдат советских моряков погнали к какому-то складскому помещению. Там опять накрыли столы, принесли продукты, начали увещевать: «Пожалуйста, прекратите голодовку, поешьте, не бойтесь, никто вас не тронет». Видя, что все бесполезно, команду разделили на три группы, посадили в автобусы и повезли.

«Я попал в одну группу с капитаном, – продолжает свой рассказ Валентин Иванович. – С нами были еще Оля, буфетчица, старпом, по-моему, точно не помню. Всего человек 20. Содержали нас в каком-то помещении, стояли двухъярусные койки, голодовку мы прекратили, кормили нас сносно. Да нам это все не главным было. Капитан постоянно требовал встречи с консулами иностранных государств, которые находились на Тайване –, но все было бесполезно. Нас никто ни хотел слушать. Шли дни, недели – ничего не происходило. Помню, однажды утром захожу в туалет, и онемел, – у Валентина Ивановича и сейчас горло перехватывает, – смотрю, у зеркала стоит Воронов, да, кажется, Коля Воронов и бритвой горло режет, кровь уже течет вовсю. А я только и могу из себя выдавить »Ы-ы-ы«. Оля как увидела, как закричит, упала в обморок. Капитан крикнул дежурному китайцу, мол, давай скорее врача. Прибежали, правда, очень быстро, зажали рану, срочно подогнали машину и повезли в ближайшую больницу. Мне разрешили поехать с ним. В больнице его сразу в операционную повезли, а я остался ждать в коридоре. Посмотрел я на эту больницу – Боже, ужас, сарай
сараем! Китайцы больные на циновках в рядочек лежат, печки каменные стоят, больные их раздувают, сами себе есть готовят».

Пытавшегося покончить с собой спасли. Валентина Книгу отвезли назад. Дни потянулись своим чередом. В один прекрасный день, сколько они уже тогда провели в плену, Валентин Иванович не помнит, – подогнали автобусы, всех погрузили и повезли в полицейское управление в Гаосюне. И там начался отбор. По одному вызывали на допрос, задавали стандартные вопросы: имя, фамилия, должность, место рождения и т.п. Валентина Книгу после допроса посадили в машину и повезли куда-то в другое место.

Кнут и пряник «по-тайваньски»

Его привезли и посадили в одиночную камеру. Потом он узнает, что всего отобрали и рассадили по одиночным камерам 20 человек. И началась обработка.

«Особенно запомнил я этого американского гражданина, господина Соколова. Он был из НТС (»Национально-трудовой союз« – антисоветская эмигрантская организация. – А.С.). Забыть его не могу – такая сволочь противная, – презрительно усмехается Валентин Иванович. – Все уговаривал: смотрите, как вы будете хорошо жить, мы вас пошлем учиться, если захотите, дадим работу, деньги. Вы купите свой дом, машину. Всего этого вы не сможете иметь в России. Снимите с души камень. Я ему говорю: »Что вы такое плетете, какой камень? Не надо мне ни ваших денег, ни вашей свободы«, а он мне: »Ты дурной, вас там коммунисты угнетают, вас там посадят за измену Родине«. »Да, я дурной, – говорю, – да, коммунисты. А я домой хочу, и все!«.

Как-то принесли еду, и на дне алюминиевой тарелки Валентин прочел нацарапанную надпись: »Родина с нами. Идем на свободу«. Кто ее нацарапал – кто-то из наших моряков, а может, сами китайцы? Валентин Иванович не знает. Но так получилось, что, в конце концов, все 20 человек прошение подписали.

«Время шло, нас перевезли в поселок вблизи Тайпея. Месяц проходит, другой, а нас никто не отправляет. Стали мы решать – что же делать? Никуда нас никто отправлять не собирается, надо требовать возвращения домой. Пусть нас там судят, что хотят – делают, но будем требовать возвращения в Союз«. Оформили это в виде клятвы и расписались кровью. Сегодня это, наверное, может показаться наивным, но мы так были воспитаны, по-сталински, что-ли… Все, кто поклялся, написали заявление о том, что отказываются от этой их свободы и требуют возвращения на Родину. Потом по одному понесли свои заявления в домик, где офицеры находились».

Китайцы в этот раз долго упрашивать не стали. Избили по-страшному. Тех, кто забрал назад свое заявление, отвезли в гостиницу. Вскоре их все же отправили. Кого в Штаты, кого в Новую Зеландию, кого еще куда-то, Валентин Иванович их дальнейшую судьбу не знает. Его самого, после того как он не отказался от своих требований, перевезли в полицейское управление.

А потом начался в жизни Валентина Книги один из самых страшных периодов его жизни на Тайване. Через дней двадцать после импровизированного суда повезли пленного моряка в тюрьму. Содержали там, в основном, политических заключенных. Пока въезжали на территорию, успел он только рассмотреть кирпичную стену с узкими зарешеченными окошками камер.

«Завели в помещение, провели по коридору, моя одиночная камера была предпоследней. Посадили, сказали: »Теперь здесь жить будешь«. Сижу я и решил голос подать – вдруг кто из наших здесь тоже? Ну и запел. Не прошло и минуты – ворвались, так дали по горлу рукояткой пистолета, что я до сих пор петь не могу. Избили до потери сознания, одежду порвали. Я потом сутки отходил».

И началось. Допросы, избиения. В лицо светили яркой лампой, если отворачивался, китайцы угрожали выколоть глаза. Яркий, выедающий глаза свет сводил с ума, от боли часто терял сознание. Приходил в себя уже в своей камере. Сколько дней так продолжалось, Валентин Иванович не помнит…

Нужно сказать, что не все китайцы жестоко обращались с пленными советскими моряками. Были и те, кто симпатизировал русским, тайком пытался хоть немного облегчить их участь. В тюрьме был один охранник, который иногда давал Валентину что-то покурить перед допросом, скорее всего, это был опиум. После этого наступало отрешение, боль от побоев почти не чувствовалась. Этот же охранник сказал, что здесь сидят еще несколько русских. Были там и поляки с захваченных гоминдановцами судов «Готвальд» и «Працо». Их, видимо, тоже били, потому что кричали они страшно.

Сколько времени продолжались допросы, Валентин Книга точно не помнит. Говорит, месяца полтора-два. Потом вдруг бить перестали. Принесли какие-то газеты, книги. Да только читать их Валентин уже не мог, потому что почти ничего не видел.

«Шло время, – говорит Валентин Иванович, – однажды в камеру пришел переводчик и сообщил, что президент их помиловал, потому что они осознали свою вину и хорошо себя вели. Какую вину, что осознали – я так и не смог от него добиться».

А потом его перевели в камеру, где уже сидели еще трое из бывшего экипажа «Туапсе»: Владимир Саблин, Жора Димов и Михаил Калмазан.

Годы ожиданий и забвения

Однажды ночью за ними пришли.

«Шел уже год, по-моему, 61-й, а может, чуть раньше это было», – пытается вспомнить Валентин Иванович.

Вывели на улицу, там было еще трое с «Туапсе» – Писанов, Ковалев и Лопатников. Всех посадили в машину, сковали наручниками. Да их и сковывать-то не нужно было, потому что еле двигались – внутри все отбито, кормили почти отбросами. Везли долго, по дороге им объяснили, что теперь жить они будут в деревне, там их будут кормить и бить не будут. Наконец приехали, выгрузились. Кругом – бамбук, рисовые поля. Так, скованных, и повели по бровке рисового поля к виднеющимся вдали строениям. Строение оказалось очередной тюрьмой. Завели во двор, сняли наручники, построили и объявили: «Теперь вы будете жить здесь. Не шуметь, громко не смеяться, не петь. Если будете вести себя тихо, вас будут хорошо кормить и будут хорошо обращаться».

Валентин Иванович вспоминает: «Жорка Димов, он этих китайцев ненавидел, »гидота« – по-иному их не называл. Когда построили нас во дворе, приказали стать смирно, он не встал, да еще и послал их. Его сбили с ног, несколько раз очень сильно ударили ботинком в область печени. Нам еще раз сказали: будете так себя вести – и с вами так будет«. После этого Димов все чаще и чаще плевал кровью, ему становилось все хуже».

И снова потянулись дни, одинаково унылые. Они складывались в месяцы, месяцы – в годы. Жили в двух комнатах. Кормили их сносно. Почти не охраняли. Несколько раз перевозили с места на место. Хронология событий по прошествии стольких лет, конечно же, смазана. Да она, по сути, и не так важна. В памяти моряка остались картины, которые запомнились наиболее ярко, без какой-то привязки ко времени.

Однажды к пленным морякам приехал генерал Пу. Жили они тогда в городишке Сеньджу.

«Пу к нам неплохо относился, – говорит Валентин Иванович. – Еще один переводчик тоже был хороший человек – капитан Тон. Генерал разрешил им купить радиоприемник, привез учебники по английскому языку. Сказал: »Учите язык, единственный шанс для вас выбраться с острова – это просить отправить вас в США. Пишите письмо – я постараюсь вам помочь«.

Но не повезло морякам и на этот раз. Генерал Пу лег на операцию и умер на операционном столе. Валентин Иванович протягивает мне пачку писем, прошений, обращений – всего 28 документов. Датированы они 60-ми, 70-ми годами. Куда только они не обращались тогда: в правительство Тайваня и к »его превосходительству Президенту« с просьбой отпустить их домой, в консульство США с просьбой позволить им выехать в США. Да только никому они уже не были нужны. О них просто начали забывать.

У Валентина Ивановича и сейчас перехватывает горло и выступают слезы, когда он вспоминает, как умер Димов. В тот день их должны были вывезти на прогулку в горы. Накануне Димову стало опять плохо, он просто истекал кровью. Утром прибежал с поля крестьянин, что-то кричит, жестикулирует, рукой у горла проводит. »Мы побежали за ним к полю, а там, на дереве, Жорка висит. Мертвый уже, – говорит Валентин Иванович и сглатывает комок, – я снял его, да какой там! Не дышал он уже«.

Потом умер Михаил Калмазан. Как-то, сразу после Нового года, ему стало очень плохо, его повезли в больницу. Обычно китайцы позволяли ездить с больным сопровождающему из своих. В это раз не разрешили…

»В общем, так оно все достало – сил нет. Но тут, через несколько дней, приехал к нам один генерал. Я к нему напрямую: «Да сколько можно, говорю, уже это терпеть, уже больше 30 лет мы здесь у вас, да убейте уже нас, в конце концов!». Но тот, выяснив, в чем дело, распорядился убрать от нас офицера, который нам угрожал, охранников поменяли и от нас отстали«.

А вскоре, примерно через две недели, их вывезли куда-то в горы, то ли Тайнан, то ли Пейтан – Валентин Иванович точно не помнит. Помнит только, что это была какая-то военная база.

Возвращение

На базе им создали вполне приличные условия проживания. На прежнем месте кормили так себе, а здесь ешь – не хочу. Похоже, что на этой базе они оказались примерно в 1986 году. Потому что вскоре после переезда их разбудили ночью и позвали к телевизору. На экране транслировались кадры ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.

А потом, однажды, им объявили, что отношения между СССР и Тайванем заметно улучшились, и теперь их могут отправить на Родину через советское консульство в Сингапуре. Нужно только оформить некоторые документы и подписать бумагу, что претензий к правительству Тайваня они не имеют. Да они готовы были подписать что угодно уже, и не особо верили тому, что их отпускают.

Надежда зародилась только тогда, когда их действительно отправили самолетом в Сингапур. «На прощание» тайваньцы приодели пленников, дали деньги на карманные расходы и подарки. В Тайване их встречал советский консул. Ночь провели в гостинице, а утром они давали свое первое интервью для советского телевидения. Именно по телевизору мать и увидела Валентина впервые после 34 лет плена.

Окончательно поверили в то, что они летят домой, только тогда, когда оказались в самолете. Запомнилось, что заказали «Советское шампанское». А оно оказалось таким отвратным, совсем не таким, как когда-то, в 54-м году.

Родина встретила прохладно. Их никто не встречал. Казалось, о них напрочь забыли. Но тут по трансляции передали: «Моряки, прибывшие с Тайваня, подойдите к справочному бюро». Там их уже ждали – представители Министерства морского флота, пресса.

Потом была встреча с матерью и сестрой. А вот отец до встречи не дожил. Соседи, которые в свое время говорили, что Валентин – враг народа, при встрече улыбались и смотрели вслед. Очевидно, недоумевая, почему же его не посадили.

В Одессе Валентину Книге удалось получить однокомнатную квартиру, моряки собрали для возвратившихся по 4000 рублей. Вскоре после возвращения Валентин Иванович встретил женщину, с которой они уже 19 лет вместе. Некоторое время он еще работал капитаном брандвахты в яхт-клубе. Сейчас ему 76 лет, получает небольшую пенсию без всяких надбавок и подрабатывает на автостоянке. Супруга, Людмила Николаевна, тоже уже на пенсии. Так и живут.

…Когда Валентин Книга лежал в больнице в Москве, ему предложили посмотреть фильм «ЧП». «Посмотрел я его, – говорит Валентин Иванович, – чепуха все это. Только вот за душу взяли последние кадры, где человек идет, держась за колючую проволоку, и с тоской смотрит вслед улетающему самолету»…

Андрей СЛЮСАРЕНКО.