Весь мир несильно мы разрушим

Так уж исторически складывалось в каждой нормальной одесской семье, что старший сын как наделенный умом становился коммерсантом, средний как наделенный талантом становился музыкантом, ну а младший как обделенный тем и другим становился революционером. Невзирая на это, одесситы как прогрессивно мыслящие люди с радостью встречали любую революцию, причем как люди здравомыслящие встречали ее в подвале в трепетной надежде: авось обойдется без погромов. Как они ошибались! Но об этом как-нибудь в другой раз. А сегодня в дни воспоминаний об очередной революции, если о таковой еще кто-то помнит, почему-то захотелось поведать об одном уже подзабытом факте в истории революционной Одессы.
Пробуждение революционного сознания
В Одессе, как и во всей России, никаких отклонений от классической схемы, предложенной марксистскими первоисточниками, не наблюдалось. Декабристы разбудили Герцена, прервав его послеобеденный сон. Герцен пришел в негодование и в отместку тут же разбудил народовольцев. А те уже разбудили большевиков. В общем, революционеров в Одессе всегда было, как фруктов на «Привозе», ну а то, что это были те еще фрукты, даже напоминать глупо. Единственным положительным моментом во всем этом было то, что все русские революционеры любили Родину, но любили специфически — издалека, то есть из-за границы. Поэтому на Родину их передовые идеи приходили с Запада, а вернее приплывали через одесский порт.
Великий поэт и романтик Эдуард Багрицкий очень поэтично рассказал, как все происходило, не скрывая, что в Одессу из-за границы всегда привозили контрабандой «коньяк, чулки и презервативы». А вот уже в начале ХХ века сюда тем же путем стали доставлять из Женевы и ленинскую газету «Искра». Вместо какого из вышеназванных товаров ее использовали, одесситы до сих пор тактично не распространяются.
Но мы несколько опередили события, потому что нас интересует 1880 год.
В 1880 году в революционной организации «Народная воля», готовившейся к отчету за прошедшую пятилетку, вдруг обнаружили крупное недовыполнение плана по покушениям на императора. Выход нашли быстрый и радикальный — покуситься на Александра II. И не где-нибудь, а по пути его следования на отдых из Петербурга в Крым, то есть в Одессе. Конечно, Петербург и Крым фигурировали для отвода глаз. Для российского императора главный соблазн такого маршрута был в другом — пересадка в Одессе, то есть возможность встретиться здесь с еврейскими родственниками по линии жены и перспектива позаимствовать у них деньги, чтобы со вкусом, ни в чем себе не отказывая, отдохнуть в Ливадии.
Вряд ли кого-либо может удивить тот факт, что, несмотря на глубочайшую конспирацию, обе новости — о том, что путь государя-императора проляжет через Одессу, и о том, что это, вполне возможно, будет его последний путь, — пришли в Одессу одновременно.
Назревание революционной ситуации
Вслед за новостями в Одессу прибыли две группы народовольцев — Саблин и Перовская, а также Исаев и Якимова. Первые под именем Прохоровских поселились в конспиративной квартире на улице Пушкинской, вторые под именем Потаповых остановились на Троицкой. Правда, на этом вся конспирация, как всегда, закончилась, так как вскоре вернулись настоящие Потаповы и Прохоровские. В двух квартирах, на Пушкинской и на Троицкой, тут же стала назревать типично одесская революционная ситуация: по утрам очереди в коммунальный туалет, ссоры, кто моет пол в коридоре, и главное — вооруженные столкновения и выяснения, кто на кухне из шкафчиков ворует подсолнечное масло. А когда пошли товарищеские суды и революционные призывы: «С вещами на выход!» — пришлось менять явки и собирать справки.
Что касается покушения, то его решили произвести на Пушкинской, по которой пролегал кратчайший путь от железнодорожного вокзала, куда должен был прибыть императорский поезд из Петербурга, до порта, откуда предстояло убыть императорскому пароходу в Крым. Тем самым народовольцы сразу же себя выдали, что никакие они не одесситы, так как в Одессе даже ребёнку известно, что ни один извозчик приезжего не повезет с вокзала в порт по кратчайшему пути (а не через Большой Фонтан, Дальние Мельницы и Слободку), особенно такого обеспеченного приезжего, как заезжий император.
Для конспиративного прикрытия покушения на Пушкинской удалось открыть бакалейную лавку. Собственно на этом одесский филиал «Народной воли» посчитал операцию законченной. Но прибывшие для инспекции из Петербурга революционеры Меркулов и Фигнер, поскольку их в лавку не взяли, потребовали продолжить работу и делать подкоп под проезжую часть улицы Пушкинской.
Пришлось обратиться за помощью к старому толковому одесскому карбонарию Льву Соломоновичу Златопольскому. Тот был мастером на все руки и революционером на всю голову. Прежде всего, Лев Соломонович для изготовления бура потребовал полтора километра труб, чем обеспечил свою семью и всех своих родственников сантехникой на многие годы вперед. А из того, что осталось, он сделал замечательный бурильный аппарат. Работа закипела.
В лучших традициях конспирации
Поначалу некоторые споры вызывал вопрос, кто будет хранить взрывчатку. Но, в конце концов, повезло народовольцу Исаеву — он оторвал ее с руками, когда у него в руках тот дурной ртутный заряд и взорвался, причем в момент забивания зарядом гвоздя, так что гвоздь так и остался незабитым. Зато с тех пор Исаев стал хвастаться, что знает подрывное дело, как свои уцелевшие два пальца.
Подкоп продвигался. Правда, в жилых комнатах накапливалась земля. Ее приходилось выносить из дому кто сколько сможет. Естественно, больше всех смог Лев Соломонович Златопольский. Причем он не только выносил землю, но и продавал ее крестьянам по очень сходной цене.
Поскольку условия конспирации требовали днем торговать в лавке, то копали ночью. Узнав о том, что ночью подкапываются, одесситы из вежливости после девяти вечера в лавку не заглядывали.
Наконец, все было готово к покушению. Юные гимназисты, прогуливаясь по Пушкинской, декламировали наперебой:
Люблю я взрыв в начале мая,
Когда законный русский царь,
Как бы резвяся и играя,
Частично улетает вдаль…
Одесситы с нетерпением ждали захватывающего зрелища.
Оставалось только предупредить о готовности товарищей-революционеров в Петербурге. Взялся за это, ясное дело, Лев Соломонович Златопольский. Правда, как потомственный конспиратор он отправил не только телеграмму в Исполнительный комитет «Народной воли», но из самых лучших побуждений копию телеграммы лично Александру II, где писал:
«Будем рады видеть Вас в нашем городе в последний раз 10 мая 1880 года. Забронировано место «люкс» на Втором христианском кладбище». Подписался Лев Соломонович, опять-таки из лучших конспиративных побуждений, именами своих соратников: «Саблин, Перовская, Исаев, Якимова, Меркулов, Фигнер».
Не щадя живота своего
И если телеграмма до полиции дошла сразу, то ее смысл только на третий день. Пришлось с покушением срочно сворачиваться. Было решено засыпать подкоп землей. Поставлял землю, как нетрудно догадаться, Лев Соломонович Златопольский, но уже по цене, в три раза превышавшей первую, так как накануне был принят закон о продаже земли и резко подскочили на нее цены.
Колодец зарыли. Чтобы не осталось никаких следов, землю тщательно утоптали. И действительно, следов не осталось, если не считать Исаева, которому опять не повезло: в спешке он остался в колодце. Так «Народная воля» в лице Исаева частично ушла в подполье. Выйти оттуда Исаеву удалось лишь в 1883 году, забив собой канализацию на улице Пушкинской и тем самым добившись ее ремонта. Ставший к тому времени начальником горводопровода Л.С. Златопольский с помпой и экскаватором освободил выдающегося революционера из заточения. Оказавшись на поверхности, Исаев сразу же отправился на поиски Веры Фигнер, которая усерднее других утаптывала землю.
Закончилась эта история так: Фигнер с подачи Исаева приговорена к вечной каторге, Исаев умер в Шлиссельбургской крепости, Перовская повешена, Саблин застрелился, Якимова умерла от чахотки, Меркулов попал в психушку, где никто не мешал ему дни и ночи напролет слушать «Интернационал» в режиме реал-аудио. Лев Соломонович Златопольский продолжал торговать землей, сантехникой и бакалеей до конца своих дней, сердечно благодаря революцию, которая дала ему все это.

Валентин Крапива