Страсти по кукольной «Олесе» (ФОТО)

В пятницу, 8-го декабря, в Одесском театре кукол состоялся очередной премьерный показ спектакля для взрослых «Олеся. Мистификация» по повести Александра Куприна «Олеся» (режиссер — Иван Урывский). И снова аншлаг!

К сожалению, мне не удалось побывать на премьере, но побывал наш фоторепортер Александра Игнатьева, а в Сети появилась рецензия одного из самых требовательных критиков нашего города, члена Правления Национального союза кинематографистов Украины, почетного работника культуры Украины Евгения Женина под скромным подзаголовком

«СУГУБО ДИЛЕТАНТСКИЕ ЗАМЕТКИ РЯДОВОГО ЗРИТЕЛЯ»

Предлагаем нашему читателю фоторепортаж + заметки:

Вместо предуведомления

Одни скажут: это не Куприн. И будут правы.

Другие скажут: от Куприна — автора «Олеси» и до Куприна — автора «Гранатового браслета» или «Гамбринуса» (или в обратном порядке, неважно) тянется дистанция сродни той, что от Черкасова-Паганеля — до Черкасова-Грозного. И тоже будут правы.

Третьи ахнут от восторга и потеряют дар речи от демонстративной, казалось бы, новизны в репертуаре кукольного театра. Мол, если формально судить, только по названию поименованного театрально-зрелищного учреждения, то курс его прокладывался, вроде как, балаганными труппами, что с тряпичными марионетками собирали селян да солдат на площадях во времена гражданской войны. И будут неправы. Поскольку напрочь неведомы им, этим третьим, ни работы нынешнего корифея жанра Олекса Кравчука во Львове, ни сколь дерзновенные, столь и результативные опыты Иосифа Мерковича уже в здешних стенах, одесских. Опыты не с эталонным образцовским, а именно со своим, авторским, «Необыкновенным концертом», и с блистательным, по всем статьям, моноспектаклем Юрия Невгамонного о страстях господина Гете…

Однако же, хватит экивоков. Барыня легли и просють, что соответствует в данном случае факту: публика почтеннейшая исправно собралась на премьеру, аншлаг в наличии, и в зале отзвучали аплодисменты перед тем, как погаснет свет и пойдет занавес.

Пронзительность

Историю возникновения любви успешного и респектабельного барина к ведьминой дочке режиссер Иван Урывский передает по всем правилам. Тягуче-мрачный антураж лесной чащи, образ которой отныне не покинет мыслей молодого, импозантного и не чуждого всех человеческих страстей барина, возбуждает воображение стороннего пока еще созерцателя несопоставимо мощнее пресловутых стереоочков в модерновых кинозалах и всевозможных 3-D— или 4-D-примочек от операторов мобильной связи.

Урывский погружает в этнографию, припоминаемую по легендарным «Теням забытых предков». Урывский совмещает играющего на сцене актера — с куклой, пусть и большой. И персонажи действуют гораздо более широко и свободно, чем просто драматический актер и просто кукла отдельно от него. Нет раздвоения личности, но возникает безусловный контрапункт. Вспоминается афористический постулат гениального Эйзенштейна: «1+1 — это уже не сумма, но произведение!» Если и не в математике, так в настоящем Искусстве — сполна.

А Урывскому все мало. И он усиливает нашу с вами реакцию на происходящее… чем бы вы думали? — тем, что Барин-Паныч — без куклы. И зритель уже однозначно воспринимает происходящее сквозь призму ощущений именно этого, единственного, по биологическому роду и виду, своего сородича.

А Урывскому и этого — недостаточно. И пластические этюды главный герой повторяет в такт куклам, когда они, куклы, акцентируют все, что необходимо подчеркнуть режиссеру. Быть может, иногда даже чересчур нарочито, чересчур многократно… (Впрочем, быть может, Урывский и сам это почувствовал на премьере — и в следующий раз будут внесены какие-то уточнения, корректировки, будут сделаны купюры? — Не вправе гадать, мы говорим о том, что есть по состоянию на данный момент.)

Звучит музыка — порою она представляется опять-таки этнографически относящейся к «Теням забытых предков». И вовсе не всегда это мелодия: то и дело музыка, если можно так сказать, «домысливается» в структуре жесткой и аскетичной звуковой партитуры.

Вот в такой атмосфере и начинается, и продолжается, и завершается действо-действие. Упругость и выверенное напряжение пружины его — лучшее свидетельство того, что настраивать и поддерживать темпоритм режиссер умеет отнюдь не на словах.

И снова Урывскому — мало. И неожиданно, исподволь, в спектакле возникает еще один герой, который… Впрочем все по порядку.

Куклы и люди

Барин, как уже отмечено, — без куклы. Актер играет по всем канонам и правилам. Он достоверен, интересен и энергичен. Он современен — и оттого ему еще больше веришь.

Верный слуга барина Ярема оказывается внешне привычным не столько даже по купринской прозе, сколько по пушкинской: заботливый дядька. И приголубит, и набросит на плечи подопечному шкуру-доху, дабы тому холодно не стало. И отечески шлепнуть готов, коли потребуется. Отсюда и лицо этой куклы. Ну, а руки-ноги — так это же руки-ноги актера, единого целого с-собственно-куклой. Как и задумано. На сцене такой характер не просто уместен в каждом эпизоде, но и безукоризненно точно предложен и отыгран.

Ведьма — да, конечно же, не карикатурно-устрашающая, а просто женщина, немолодая, потрепанная жизнью, суровая и немногословная. И даже детали собственного костюма актрисы, и едва ли не застывший на лице исполнительницы отблеск виденного-перевиденного и предсказано-угаданного ее героиней — все об этом. Возникает убедительное ощущение цельности ее образа.

Олеся… Нерв у ведьминой дочки, которая, чем черт не шутит, и сама ведьма — есть. И, возможно, я неправ, но нерв — «с перебором», моментами — до эпатажа. И в сугубо физических действиях, согласно сюжету, и в репликах. И, как показалось, излишняя откровенность — в пластических этюдах… Конечно, от влюбленных не допытаешься методичного, по полочкам, измерения и взвешивания составляющих страсти, да и ни к чему это. Но все же возникает некоторый диссонанс в восприятии именно такой Олеси — именно в таком контексте.

Урядник. И вот тут-то — возвращаемся к тем строкам, где заметили: «неожиданно… исподволь…» Честно говоря, трудно представить себе, каким образом удается исполнителю, да еще при гомеопатических крупицах репличного текста, так «трансформировать» куклу, чтобы она воспринималась буквально живым человеком, реальным, с собственным характером, манерами, повадками, даже, если угодно, любимыми и только ей присущими словами-словцами… Поневоле ловишь себя на том, что и тут, как у Барина-Паныча — нет куклы, а просто перед тобой — подлинно высококлассный живой актер, с умением держать паузу, талантливо работающий лицом…

Начинается и завершается действо — в мАстерской притчево-эпичной сценографии. Просыпается природа, из ее недр возникают персонажи — и потом, под занавес, стопроцентно логично воспринимается их «погружение в природу».

Люди и куклы — в единстве, и природа едина.

Урывский предложил собственное видение той истории, которую описал Куприн. Сделал он это иначе, чем Куприн. Но, что важно, с безусловным уважением к литературному первоисточнику. И — не менее существенно! — с безоговорочным профессионализмом.

Не знаю фамилий актеров, сценографа, хореографа, композитора. Приношу извинения и посыпаю дилетантскую свою голову пеплом.

Осмысление.

Одесский дефицит на театральную режиссуру давно и справедливо стал притчей во языцех. Донедавна в городе было два Мэтра — Равицкий Игорь и Владимир Подгородинский. Около полутора месяцев назад не стало Игоря Равицкого.

Нужны режиссеры. Ищут молодых. И не очень молодых. Ищут своих и заезжих. Ищут.

То ненароком покатило в наши края некоего гражданина из северных краев — чтобы перековеркать, до напрочь несъедобной консистенции, Гоголя. То засвирчит под нашим небом явно озабоченное не-инкогнито из Петербурга — и принародно изнасилует Шекспира. То нагрянет великого самомнения мадам аж из Кинешмы-Стерлитамака, чтобы беспомощно, но всенепременно с надутыми при этом щеками, бездарно поиздеваться над Мольером.

А Ивану Урывскому еще далеко до тридцати. У него в активе — опыт целой обоймы постановок на академической сцене. Есть крепкие, очень крепкие, а есть и то, чем он сам недоволен. Теперь вот, спасибо Иосиф Меркович за предоставленную возможность, — дебют в работе на сцене с людьми и куклами. Урывский амбициозен — и это нормально. Главное, что амбициям его есть на чем базироваться. Это он доказал. И если многое у него — спорно, то что бесспорно — так это талант.

Посему — опять ждем-с!

Фото: Александра Игнатьева