Эти штучки-дрючки забывать нельзя

Вы не обратили внимание, что сейчас в продаже появились вроде бы уже позабытые веера? Мужской взгляд по ним лишь скользит, а мужское высокомерие чванливо рассуждает: «Жарко, вот подруги и решили вспомнить эти штучки-дрючки». А старинные подруги загадочно улыбаются: нет, не жара тут виновата, а история надоумила. Пора женщине вооружаться, а веер — это не какой-нибудь там револьвер или штык, а оружие массового поражения, предназначенное для ведения боевых действий против мужчины, особенно в период линьки: когда мужик собирается слинять, хотя изначально собирался жениться.

Какой шарман!
«Господи, пошли мне жениха!» — некогда молились наивные простушки по городам и весям Российской империи. Но барышни, знавшие толк в стрельбе глазами, возносили иные молитвы: «Господи, мне бы веер, а то уж замуж невтерпёж!». Так веер стал считаться секретным оружием, которое следует применять в военных операциях, называемых «флиртом».

Поэтому одесские барышни не бежали на Греческую улицу, 33, где у известного всей Одессе К. Раговецкого было всё для охоты. Для их охоты требовался «арсенал» галантерейного магазина Р. Аудерского на Ришельевской или И. Скроцкого с Преображенской. И, как у ковбоев Дикого Запада всегда самым надёжным считался револьвер «Смит & Вессон», у красавиц Одессы повыше револьвера котировался веер от Жана Дювеллроя из Парижа, лично привозившего образцы своей продукции Я. Гальперину (улица Ришельевская, 10), причём, привозившего как назло тогда, когда Гальперин отбывал по какой-то надобности на пару деньков из своего магазина, оставляя жену одну на хозяйстве. Вот она, жена Гальперина, и тестировала на правах знатока Дювеллроев эксклюзив, высокий рейтинг которого оценили дамы не только Одессы, но и Парижа (ох, этот Жан!). В такие дни магазин Гальперина надолго закрывался, и до соседей лишь доносилось: «Ах, Жан, твой эксклюзив такой шарман!».

Да, веер играл важную роль в жизни женщины, а уж в судьбе незамужней, можно сказать, решающую. Здесь чистая физика: чтобы разряд получился поэффектней, электрический заряд нужно накопить или, как говорят физики «аккумулировать». А для этого требуется специальное устройство. Кто-то (эх, жаль неизвестно кто!) дальновидно назвал подобное устройство «веером». Взгляд, брошенный из-за помахивающего веера, не уступает своим эффектом разряду, какого добиваются два пьяных электрика, когда по приколу замыкают друг с другом Каховскую и Днепровскую ГЭС.

Божественный ветер
Историки пока окончательно не определились, кто же всё-таки придумал веер. Но вы можете пофантазировать на эту тему сами и, поверьте, придумаете не хуже, чем сочиняют историки.

Для начала придумайте какого-нибудь японского императора, скажем, Пак Чея. Пусть, к примеру, он смертельно заболеет. Для дела нужна молодая гейша, влюблённая в божественного повелителя. Его губы шепчут: «О, мне не пережить эту смертельную жару — я умираю! Почему я не слышу божественной музыки?». Важная деталь: в Японии абсолютно всё божественное — не забывайте об этом. И тогда гейша лист рисовой бумаги складывает в гармошку. Но как девушка ни старается — ни намёка на музыку эта гармошка не издаёт. Зато создаёт божественный ветер. «Ну как, тебе полегчало, о божественный?» — должна спросить фаворитка императора. Но вопрос абсолютно неуместен: прохлада уже вернула щекам императора здоровый румянец, глаза вспыхнули божественным огнём, и он уже не мямлит, а восклицает: «Естественно, но настоящая гармонь была бы лучше — так хотелось станцевать божественное “Яблочко”».

Могло ли так быть? Не просто могло, а было. Это не только что придуманная легенда, а вовсе даже непридуманный факт. Конечно, мы не специалисты в истории Японии, может, император Пак Чей хотел станцевать не «Яблочко», а «Барыню», но упаси вас боже сказать об этом японцу. Он так широко раскроет глаза, что станет похож на корейца.

Одно мы знаем точно: с момента своего появления на свет веер проделал головокружительную карьеру от зелёного листа до ручного фена. И уж наверняка все народы считают веер своим изобретением. Со временем веер даже стал символом власти, ибо им могли пользоваться только знатные люди. Особым веером на длинной ручке пользовались фараоны. Он был эмблемой счастья и небесного покоя. Право обмахивать фараона веером-опахалом имели особые люди, им присваивался титул «носителя веера с левой стороны». В сущности век фараонов из-за этого и кончился, ибо в Египте никак не могли решить, что считать «левой стороной» — со стороны фараона или наоборот.

Клеопатра любила нежиться на берегу Нила, охлаждаясь посменно либо веером-опахалом, либо холодеющим к ней Цезарем.

Мода на восточные опахала из перьев, закреплённые на костяной основе, перекочевала в Древний Рим. Особым искусством управляться с опахалами владели молодые арабские невольники. В неволю они попали вполне традиционно: приехали учиться в Рим, но не сдали первую сессию. Римские матроны брали арабов в услужение. Благодаря вееру те мавры просто творили чудеса, особенно если мужья матрон надолго уезжали завоёвывать какую-нибудь северную провинцию. Говорят, благодаря такому искусству арабских красавцев, у нынешних итальянцев такая смуглая кожа. Это похоже на правду, потому что римский поэт Овидий, автор знаменитой «Науки любви», писал, что у коренных римских щёголей были совсем другие веера, маленькие и какие-то убогие. Так что не будь больших арабских вееров, выродилась бы нация.

С верой в веер
Какова судьба веера в Европе после заката Римской империи — сведения скудны и запутаны. Но на пятки наступал разнузданный ХVІІ век. Наряду со складными веерами из пергамента появились веера из перьев павлина или страуса. Отсюда к дамам прилипло выражение «распустить пёрышки». Распустились до невозможности. В 1673 году Людовик ХІV учредил корпорацию мастеров по изготовлению вееров. Творения этих салонных мастеров шли нарасхват у парижских кокеток. К слову, Мольер называл таких дам «смешными жеманницами, тщательно скрывающими расписанные лица за ширмами целомудрия». Мольер потому и считался величайшим драматургом, что находил то, чего не видели другие, например, целомудрие. Но правды не утаишь даже за мольеровскими ширмами. А правда была такова: веером пользовались кокетки, чтобы намекнуть, что в любой момент они готовы стать кокотками (платными или по вдохновению).

Веер стал украшением раутов. К примеру, в афишах, анонсирующих балы в Одесском Купеческом собрании, особо оговаривалось: «Каждой даме будет бесплатно подарен роскошный веер». Предполагалось, что, правильно воспользовавшись веером, дамы будут в ответ дарить мужчинам любовь, а вот бесплатно или нет — не оговаривалось, но карт-бланш дамам был выдан. Вслух дама заверяла всех, что прикрывается веером, чтобы скрыть, как краснеет. Но на деле веер скрывал, что она как раз не краснеет, а желает. Высший свет жил в какой-то агонии чувств, словно бы завтра конец света, а значит надо всё успеть сегодня. Лавину комплиментов, адюльтеров, любовных приключений было не сдержать. Размеры веера росли, чтобы как раз за ним те приключения могли скрытно, но приятно приключиться. Чтобы процесс соблазнения шёл целеустремлённей и целенаправленней, веер стали покрывать пикантными рисунками, он стал некой подручной «кама-сутрой». Поэтому появились веера, запрещённые для детей. Но зато появились дети, рождённые благодаря вееру.

В общем, недаром ещё греки присвоили вееру право считаться атрибутом богини любви Афродиты. Но также, как закончилось величие Древней Греции, закончилось торжество веера. ХХ век вернул ему изначальную роль: «индивидуального средства охлаждения всего тела и отдельных частей путём создания искусственного ветра посредством приложения мышечных усилий одной или двух рук». Как поэтично научился выражаться ХХ век! И как оскудели нравы!

А ведь ещё недавно благодетель одесских дам Г. Брейтбарт (ул. Екатерининская, дом Вагнера) изысканно и хитро предлагал «Всё для балов и вечеров с запасным комплектом». Список прилагался: «Пелеринки, перчатки, веера, чулки, подвязки». «Запасной комплект» был придуман господином Брейтбартом с дальним прицелом. Пошла дама на званный вечер. Причём, звана была туда не мужем, а так, скажем, одним знакомым, о чём мужа забыла предупредить. Ну и по своей забывчивости то ли прямо на вечере, то ли после, чтобы, как говорится, поставить памятную точку, где-то (адрес умалчивается), короче, дома у знакомого забыла чулки, подвязки, веер, далее по списку. А утром муж в гневе: «Где моя любимая пелеринка?». А Брейтбарт тут как тут с точно таким же запасным комплектом «Всё для балов и вечеров, или Всё для спокойствия мужей».

Да, видимо, прошлого уже не вернуть, а значит, и веер уже не вернуть, по крайней мере, как «атрибут Афродиты». Остаётся любоваться им как предметом искусства, не забывая, что ещё недавно без него женщинам было не дано в совершенстве овладеть искусством побеждать мужчин.

Валентин Крапива