Пытливый ум человека издавна что-нибудь изобретал. Например,
изобретал оптические фокусы, которые проделывались с помощью «камеры-обскуры»
или «волшебного фонаря». А поскольку одесситы жить не могли без фокусов, то фотография стала их коньком. В середине ХІХ века в Одессе даже появилось
«Общество свободного фотографирования». Название наводит на мысль, что было,
видимо, и другое — «Общество фотографирования по принуждению или под пыткой».
Сейчас вы поймёте, что такое предположение не слишком далеко от истины.
Сейчас вылетит птичка
Выражение «Сейчас вылетит птичка» было придумано одним
фотографом-профессионалом, который попутно оказался охотником-любителем. Тогда
фотоаппарат представлял собой ящик, в котором находились две важные
составляющие фотопроцесса: фото-пластинка и фото-птичка. Когда мастер дёргал за шнурок, то открывалась специальная заслонка, и птичка, которая уже истомилась
сидеть в темноте, увидев свет, устремлялась на волю. В это время фотограф,
накрывшись накидкой, под нею незаметно заряжал ружьё. Улучшив момент, он
производил прицельное фотографирование в надежде попасть в птичку или хотя бы в того, кто уже попал в объектив камеры. Вы спросите: для чего такие хлопоты?
Зато какой достигался эффект на грани аффекта?! Вы видели старые фотографии —
какие на них леденящие душу выражения лиц, одни глаза чего стоят! Такие могли
быть только у людей, которые долго не решались и вот, наконец, отважились
попасть в объектив камеры и прицел ружья одновременно. Так родилось понятие
«фотография на память». А что ещё, кроме памяти, могло остаться семье после
меткой фотографии?
Был ещё один нюанс, делающий фотографию действительно
приметой времени. Небольшая чувствительность фотоматериалов требовала для экспозиции продолжительного времени. Зато на одном снимке человек буквально на глазах старел. Но эффект не был бы эффектен, если бы за время, пока
экспонировалась фотопластинка, снимающийся не успевал несколько раз отлучиться,
при этом по забывчивости мог поменять костюм, а то и вовсе прислать вместо себя
жену.
Так что назрела необходимость объект съёмки как-то прикрепить к месту съёмки. Тут изобретать ничего не пришлось — всё уже изобрела
испанская инквизиция. Специальной фиксирующей струбциной, мало чем отличающейся
от слесарных тисков, незаметно зажимали виски человека перед объективом, и пытка фотографирования начиналась. При этом лично присутствовать на сеансе
фотосъёмки рвался каждый член семьи. Процесс фотографирования дедушки
становился моментом истины: незаметно подкручивая струбцину, можно было
добиться поразительного результата, например, добиться от дедушки изменения
завещания в твою пользу. Так фотография стала символом прогресса, потому что раньше для достижения того же результата дедушке крутили руки, а теперь простую
струбцину, а это уже было явным шагом вперёд на пути прогресса.
Какие имена! Какие люди!
Неужели мы не узнаем имён первых одесских фотографов?! —
сейчас воскликнут читатели. И не надейтесь — узнаете. Александр Михайлович
Дерибас, автор известной книги «Старая Одесса», со всей нелицеприятностью 
нам
их назвал: Филипп Гааз и Иосиф Мигурский. Потом появились ещё Антонопуло и Чеховский. Мигурский даже открыл в Одессе фотографический институт. Желающих
учиться в нём было не счесть, ибо это был единственный институт, куда принимали
без сертификата «зовнішнього тестування». Просто надо было заплатить за поступление, что, впрочем, предполагает и «зовнішнє тестування», но это между нами.
Наряду с живописцами, иконописцами и портретистами фотографы
были причислены к людям искусства. Зато какие имена: Гольдштейн, Гешелес,
Сковронский, Ройзман и Хлопонин (малоросс по матери). Читаем в «Одесском
вестнике» за 1855 год: «На Итальянской улице, в доме Тальянского, под № 12,
открыта фотография художника Абрама (Александра) Хлопонина ежедневно с 10-ти
утра до 6-ти вечера (очевидно, столько и продолжался один сеанс
фотографирования). Портрет 8 рублей серебром без красок; с красками 12–15
рублей сообразно с величиною портрета». Ох, и дорогие же тогда, оказывается,
были краски! Для сравнения: килограмм говядины стоил 7 копеек.
Так вот, если вы спросите, откуда в Одессе были
фотоаппараты, ответим без затей — из Англии, а фотоматериалы — из Германии, ну, а фотопринадлежности — из Франции. Как видим, вся Европа работала на одесскую
фотографию. Так ведь к 1912 году в Одессе насчитывалось свыше 60 фотосалонов!
Все на пленэр, товарищи!
Надо отметить, что всё описанное относится к фотографированию стационарной аппаратурой, которое происходило в специальных
фотосалонах. Но так устроена человеческая натура: её тянет на природу. А для фотографирования природы требовался не только большой талант, но и большая
сила. И когда кто-то отправлялся на пленэр и добрые друзья советовали ему
прихватить с собой фотоаппарат, то это попахивало садизмом.
С таким же успехом можно было Джордано Бруно,
отправляющемуся на костёр, посоветовать прихватить вязанку поленьев посуше,
чтобы едкий дым не щипал глаза и не омрачал аутодафе. Тогдашний фотоаппарат
превосходил размерами современную микроволновую печь, к тому же к нему
прилагались тяжёлая дубовая тренога и палатка. В темноте палатки приходилось
готовить и наносить на пластины фотоэмульсию. Стеклянные пластины, как вы
догадываетесь, на место съёмки тоже доставлял не святой дух. Заодно надо было прихватить
с собой химикаты, проявочные стеклянные ёмкости, стальной держатель для сушки
пластин и кувшин с водой. После фотосъёмки на пленэре надо было сразу же
пластины проявить, не отходя от пленэра. Нет, Джордано Бруно наверняка сказал
бы: «Я ещё хорошо отделался!».
Лошади оборачивались, когда со всеми фотоманатками
фотоаматер отправлялся вкусить радость приобщения к фотоискусству.
Идеальное сходство идеальными средствами
Нельзя не отметить, что с каждым годом совершенствовалась
техника фотографии, в том смысле, что фотопортрет был доведен почти до полного
сходства с оригиналом. При этом клиент имел полную свободу выбора, а именно:
имел право из имеющихся на витрине салона фотографий выбрать ту, которая, как ему казалось, наиболее полно соответствовала его облику, пусть не всему, но уж хотя бы нос должен был 
быть похож. Встречались тонкие, одухотворённые эстеты,
которые могли в качестве замены своему изображению взять фото французской
актрисы Сары Бернар. Не потому, что Сара Бернар грешила исполнением мужских
ролей, а чтобы хоть на портрете походить на мужчину. А что ещё оставалось, если
жена с пафосом Бернар такого мужа не раз обзывала «бабой». А теперь попытайтесь
догадаться, какое изображение выбирал в фотосалоне муж, которого супруга
обзывала «тряпкой».
Но вот где не было проблем и претензий со сходством, это в фотографических ателье, расположенных на Молдаванке. Некто Сеня Поляроид
заключил с владельцами тамошних фотозаведений контракт, предложив радикальное
решение проблемы сходства оригинала и фотографии. Он гарантировал стопроцентное
сходство, причём его помощники «ретушировали» не фотографию, а оригинал,
буквально с нескольких ударов делая его схожим с изображением. А последний
мазок, как некогда это же делал великий Рубенс, Сеня ставил своей кистью, понятное
дело, сжатой в кулак.
Сервис был выше всяческих похвал, потому что прямо на Степовой улице продавались все необходимые фотопринадлежности, а именно: йод,
марля, бинты. Идя фотографироваться, опытные заказчики закупали весь набор
впрок, и никто ни разу не пожаловался — просто рот открыть у них не получалось,
боялись повредить гипсовую повязку.
Валентин КРАПИВА.
