Новости Одессы и Одесской области

«Незаметный» одессит

Если бы меня попросили назвать человека, который оставил самый заметный след в памяти одесситов, ох, и нелёгкой бы оказалась задача! Но если бы условия поменяли, и надо было бы назвать того, кто оставил самый незаметный и притом наиболее яркий след, видимо, я бы ответил мгновенно — Дон-Аминадо.

Кто это? А вы проделайте эксперимент: своим знакомым задайте этот же вопрос. Скорей всего, будете удивлены — ответят немногие. И не потому, что одесситы забыли этого человека. Их заставили забыть. Так не пора ли вспомнить?..

Эмигрант

Он пришёл из того «далека», когда совершенно иными были и жизнь, и культура. Своё ординарное имя — Аминад Петрович Шполянский — он однажды так кастаньетно отстучал на клавишах пишущей машинки «Ундервуд» в редакции знаменитого журнала «Сатирикон» Аркадия Аверченко, что имя сразу заискрилось чем-то озорным и испанским. Так родился на свет шутливый одесский испанец Дон-Аминадо.

До этого юный идальго долго жил в Одессе, был студентом Новороссийского университета и, главное, любил Одессу. Разве, не любя, можно было так писать её портрет?

«Годы шли, а вокруг, на берегу самого синего моря, шумел, гудел, жил своей жизнью великолепный юный город, как камергерской лентой опоясанный чинным Николаевским бульваром, Александровским парком, обрывистыми Большим и Малым Фонтанами, счастливой, почти настоящей Аркадией и чёрно-жёлтыми своими лиманами — Хаджибеевским и Куяльницким.

С высоты чугунного пьедестала, на примыкавшей к морю площади, неуклонно глядела вдаль бронзовая Екатерина II, а к царским ногам её верноподданные сбегались переулки — Воронцовский, Румянцевский, Чернышевский, Потёмкинский и прямые, ровные главные улицы, параллельные и перпендикулярные, носившие роскошные имена дюка де Ришелье, Де-Рибаса и Ланжерона».

Да, он любил этот город! Даже много лет спустя. Даже издалека. Его отъезд в эмиграцию нельзя ни осуждать, ни приветствовать. «Эмиграция напоминает сыр со слезой: сыр слопан, слеза осталась». Он выбрал именно этот путь и прошёл им до самого конца. Зато там он стал душой маленькой русской колонии Парижа, в который «перекочевала живая история старой жизни, где ещё пахли кулебяки и расстегаи, цыгане были не с привокзальной площади, а из Яра, а русскую культуру представляли не Демьяны Бедные и Артёмы Голодные, а Куприн, Бунин, Мережковский, Ремизов, Рахманинов, Шаляпин, Коровин, Сомов, Бенуа — и так до бесконечности.

Поверьте, это хорошее окружение. И вот на фоне этого великолепия Дон-Аминадо был любимцем публики. Его читали все. Его стихи вырезали из газет, знали наизусть. Повторяли его крылатые словечки. А многие просто начинали читать газету со злободневных стихов Дон-Аминадо. Цветаева ставила его выше себя в поэзии. Сам академик Бунин писал рецензии на его книги. И какие! Скупой на похвалы Иван Алексеевич только с Дон-Аминадо позволил себе отойти от незыблемого правила и назвал того »выдающимся русским юмористом, строки которого дают художественное наслаждение«.

Почему же мы почти ничего не знаем об этом человеке? Как ни странно, но своему забвению на родине Аминад Петрович способствовал сам. Его убийственные шутки, восхищавшие предвоенный Париж, воспринимались советской властью со знаком »до наоборот« (ну почему всё, что пересекает наши грешные границы, мгновенно меняет знак?!). Но как могла относиться советская власть, например, к таким фразам как:

»Большевизм и фашизм — это, конечно, борьба двух концов, а не борьба двух начал«.

Провидец

Он жил на свете для того, чтобы веселить. Попасть в поле его зрения считалось за особую честь. И он нёс тяжкий крест остроумца. Обычно сатирики тяготятся этим. Но он, похоже, был единственным счастливым исключением. Может быть, потому, что он не шутил, он резвился. Например, подходя к дверям его квартиры, можно было натолкнуться на пришпиленную записку — то ли объявление, то ли совет: «Прежде чем хлопнуть дверью, убедитесь, что она хлопает».

Мог встретить знакомых восклицанием: «Никогда не говорите, что дела идут — хуже некуда. Подождите до завтра: вы увидите, что они стали ещё хуже».

Многое удивляет в этом человеке, но сегодня особенно поражает: откуда Дон-Аминадо знал, что много лет спустя «восстановление России начнётся с перекраски вывесок и переименования улиц»? Можно изучать толстые тома, чтобы пытаться понять нашу историю, но можно прочесть один лишь его афоризм и всё понять: «Сначала народ безмолвствует, потом становится под знамёна, потом — в очередь, потом — опять под знамёна и потом снова безмолвствует». Увы, дорогие мои, это про нас нынешних!

Он был провидцем. Вот написанное им в 1920 году:

О, Господи, ты только вездесущ
И волен надо всем преображеньем!
Но, чую, вновь от беловежских пущ
Пойдёт начало с прежним продолженьем.

И вкруг оси опишет новый круг
История, бездарная, как бублик.
И вновь на линии Вапнярка — Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик…

Как видим, ошибка только в числе республик, но не в сути. Что подсказало ему Беловежскую Пущу, где в 1991 году собрались русский Горбачёв, белорус Шушкевич и украинец Кравчук, чтобы положить начало, пусть нового века, но что-то подсказывает, что века каменного. Как всё это он предугадал тогда, в 1920-м году в Париже?

Поразительно, но Дон-Аминадо отразил суть нашей сегодняшней действительности.

В политической экономии есть два метода: европейский — отложить, и нашенский — одолжить.

Жаль, не уточнил, что «отложить» — это, возможно, о нашем вступлении в НАТО, зато уж какую мы придумали за это месть: «одолжить» у МВФ 16 миллиардов (но, согласитесь, как лукаво звучит это «одолжить» — никто отдавать же не собирается).

Шутник

Его книг нет в библиотеках. Да и на прилавках они не лежат. Может, и по сей день кто-то побаивается осиного, жалящего пера Дон-Аминадо? Ладно, мы поможем тебе, наш читатель, окунуться в весёлую купель этого нового Козьмы Пруткова:

  • Ложась животом на алтарь отечества, продолжайте думать всё-таки головой.
  • Не так опасно знамя, как его древко.
  • Не думай дурно о всех ближних сразу. Думай по очереди.
  • Если очень долго поступать по-свински, то в конце концов можно устроиться по-человечески.
  • Верх популярности — это когда весь мир ненавидит одного человека.
  • Негр даже от загара удовольствия не имеет.
  • Французское ревю — это многожёнство через бинокль.
  • Вставайте с петухами, ложитесь с курицами, но остальной промежуток времени проводите с людьми.
  • Верх выносливости: сидеть на иголках и кашлять.
  • Грамотные люди могут жениться по объявлению, а безграмотные только по любви.
  • Ничто так не утомляет, как ожидание поезда. Особенно, когда лежишь на рельсах.
  • Ниже человека никакой доллар упасть не может.
  • Если б мы знали всё, что о нас будут говорить, когда нас не будет, нас бы уже давно не было.

Одессит

Как гражданин мира Дон-Аминадо не забывал обо всём мире, но в первую очередь никогда не мог забыть Одессу, потому что это был город его молодости, а молодость не забывают, так как несут где-то под сердцем, ибо молодость каждого и есть частичка его сердца. А Одесса была частичкой молодости Дон-Аминадо.

Там первая молодость буйно прошла,
Звеня, как цыганка запястьем.
И первые слёзы любовь пролила
Над быстро изведанным счастьем.

Кипит, не смолкая, работа в порту.
Скрипят корабельные цепи.
Безумные ласточки, взяв высоту,
Летят в молдаванские степи.

Играет шарманка. Цыганка поёт,
Очей расточая сиянье.
А город лиловый сиренью цветёт,
Как в первые дни мирозданья.

Забыть ли весну голубую твою,
Бегущие к морю ступени,
И Дюка, который поставил скамью
Под куст этой самой сирени?..

…Приходит волна, и уходит волна.
А сердце всё медленней бьётся.
И чует, и знает, что эта весна
Уже никогда не вернётся.

Увы, и он не вернулся. Он родился не в Одессе, и он умер не в Одессе. Но жил в Одессе и так её любил, что вполне заслужил почётное право считаться одесситом.

Валентин КРАПИВА.

Выскажите ваше мнение. Это важно.
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Еще по теме
Все новости

купить квартиру в Одессе

Выбор редакции