Приняв четыре года назад одесскую «Джинестру», Елена Соколовская, несмотря на нестабильное финансовое положение команды, удерживает ее в элите украинского волейбола. В эксклюзивном интервью «Одесской жизни» олимпийская чемпионка рассказала об экспрессивном Николае Карполе, воспитанницах-предателях и о том, как будет встречать Новый год…
В Одессе поняла, что бывает иначе…
— Я вот тут стоял, наблюдал за тренировкой, и скажу, что ваши подопечные такие девочки красивые, что модельные агентства отдыхают. Елена Рабиговна, а вам в их возрасте не предлагали стать фотомоделью?
— В Советском Союзе это было невозможно (смеется)! Но я могу вам точно сказать, куда бы мы ни приезжали, у нас всегда была самая красивая команда. А насчет модели… Что тут сказать, когда я играла под руководством Николая Карполя, то нас называли институтом благородных девиц.
Если мы за год бывали месяц дома, то это хорошо. А так, все сборы, сборы…
Николай Васильевич вообще хотел, чтобы команда была незамужней. Однако запретный плод, как известно, сладок. Так вышло, что от своих ребят он нас уберег, а от чужих нет. Девчонки почти все повыходили замуж за иногородних, потому что в родном Свердловске мы никого не знали. Я — за одессита, кто-то — за москвича и так далее…
— Поду руководством Карполя вы как волейболистка выиграли все, что только можно. Ни для кого не секрет, что Николай Васильевич человек очень авторитарный и жесткий. Так, как он общается с девушками, даже с мужчинами нельзя… Теперь вы тоже тренер. Что вы взяли от Карполя для себя, а от чего напрочь отказались?
— Вы знаете, такие тренеры были во всех командных видах спорта. Лобановский, Турчин, Тарасов, Гомельский, в волейболе — это Карполь. Они все деспоты. И со стороны это это выглядело, наверное, некрасиво. Когда мы приезжали во Францию, то все местные от его манеры общения «с дамами» были в шоке. Но с другой стороны, у него была своя система подготовки, своя стратегия, которые давали результат.
Когда меня спрашивают, угнетала ли нас такая манера общения, я отвечаю так: другой манеры и системы мы не знали, нам не с чем было сравнивать, поэтому, наверное, и не угнетало. Это уже потом, когда я приехала играть в Одессу, я поняла, что бывает иначе. Я еще полгода постоянно оборачивалась на тренерскую скамейку и смотрела, почему никто не кричит на меня. Потом поняла, что я могу играть сама, и это уже было что-то творческое.
Лично я сделала для себя один очень важный вывод — кричать на своих девчонок не буду. Иногда, правда, бывают небольшие срывы, но я все-таки стараюсь…
— Работать с девушками непросто, об этом говорят многие тренеры женских команд…
— Да, я помню, как известный одесский тренер Юрий Курильский говорил: «С вами, бабами, работать, все равно что сталеваром быть — нужно, чтоб молоко наливали за вредность». Женщины практически не поддаются никакой логике. Ее похвалишь, она — зарыдает, накричишь — ходит и смеется.
Вообще между тренером и игроками должно быть уважение, я не хочу страха, чтоб меня боялись. С другой стороны, важно не допустить, чтобы тебе сели на голову. Главное, чтобы мы оставались друзьями.
Хотела заниматься фигурным катанием и лечить животных
— Скоро Новый год. Как вы планируете с командой его встречать?
— Ой, вы знаете, поживем-увидим, но мне всегда нравилось, как это было при Юрие Курильском. Это был прекрасный тренер и колоритнейший одессит, царство ему небесное. 31 декабря у нас была небольшая тренировка, потом баня, а затем мы собирались вместе. Он наливал всем по бокалу шампанского без всякой закуски, и каждая должна была сказать тост…
Постепенно к этой компании добавлялись мужья. А потом нужно было бежать домой и готовить, а никакого стола уже не хотелось. Короче, никто до утра не дотягивал, ложились спать рано. Но выходили мы после новогодних праздников уже 1–2 января свеженькими и здоровыми. Видимо, он этого и добивался.
— Неужели 1 января уже тренировались?
— Конечно! Только мы в основном в футбол играли. А Юрий Курильский ходил и говорил, что сборная мира играет против одесского «Черноморца». У всех были свои прозвища. У кого-то Гарринча, у кого-то Пеле.
— А у вас?
— А я была Соколовской, муж-то — футболист. И наш наставник часто шутил: почему это Соколовский ушел из глубокой защиты в атаку?
— Елена Рабиговна, а у вас были другие, скажем, не волейбольные планы на жизнь?
— Вообще я хотела заниматься фигурным катанием, стать звездой, но не сложилось. Мама — профессиональная баскетболистка, вообще не хотела, чтоб мы становились спортсменами, отдала нас с сестрой на музыку. Сестра играла на домре, а я на пианино. Я недолго играла, потому что отец в какой-то момент отвел меня в волейбольную секцию, и я бросила музыкальную школу. Еще люблю животных и могла бы стать ветеринарным врачом… Но вышло, как вышло.
Предательство и подлость
— Вы уже давно в спорте. Насколько изменился волейбол за эти годы?
— Конечно, изменился, конечно. Единственное, чего я точно никогда не буду говорить своим девочкам, как нам говорили более опытные коллеги: «вот мы не так играли, вот в наше время…». Конечно, изменился, стал более атлетическим. Если в сборной на Олимпиаде-80 я стояла в линии «больших», то дальше уже рядом со «связками». К тому же на площадке появился либеро, стало больше вариантов построения игры. Сейчас стало меньше защитных действий. Совсем другой волейбол пошел…
— Помнится, в начале своей тренерской карьеры вы занимались с совсем маленькими девочками. Скажите, кто-то из них попал в большой волейбол?
— Да, как только я приняла «Джинестру», в первый год сразу в команду пришли пятеро девочек. Одна, правда, уехала вскоре в США, сменила гражданство, потом еще год звонила со слезами. Были и неприятные моменты, когда девочки, которых ты воспитала, очень некрасиво ушли в другие команды. Тем более что я от них ничего не требовала. Просто хотелось помочь им. Ведь в волейбол не приходят богатые, как в теннис.
— С другой стороны, любой человек имеет право выбирать…
— Безусловно, уехали так уехали, но когда потом эти девочки пишут в спорткомитет письмо с ошибками, где говорят, что я их так тренирую, что они деградируют, это очень обидно. Это подлость. И в этом году одна из моих воспитанниц тоже повелась на уговоры со стороны. И что в итоге? Сидит в Одессе, нигде не играет, потому что для перехода в другой клуб за нее должны неустойку заплатить…
— Вы говорили о деньгах, позвольте и вам вопрос задать: стабильна ли сейчас финансовая ситуация в клубе?
— Сейчас, спасибо федерации волейбола и заместителю мэра города Михаилу Ильичу Кучуку, все нормально. Зарплату, пусть и с маленькими задержками, получаем. А в прошлом сезоне стоял вопрос о том, быть или не быть команде, наш многолетний спонсор не смог больше тянуть нас. И в общем, все шло к тому, что команде все-таки не быть.
Я сказала тогда девочкам, что они могут не приходить на тренировки, но лучше все-таки поддерживать себя в форме, чтобы, попав в другую команду, смогли безболезненно влиться в коллектив. Но, к счастью, обошлось…
— Какое место в нынешнем чемпионате под силу занять «Джинестре»?
— А кто ж вам это скажет, мы все суеверные… Я вообще не могу понять, как эта команда четыре года существует, не проведя ни одного сбора. Те нагрузки, что они у меня получают, это даже не половина тех, что были в «Уралочке» у Карполя. Хотя я согласна, что там у нас был перебор…
— И последний вопрос: назовите, пожалуйста, самые яркие события вашей жизни: как игрока, тренера и как женщины.
— Во-первых, это, конечно, Олимпиада. Я помню этого улетающего Мишку, помню пьедестал почета, слезы радости, все помню… В личной жизни — это рождение дочери. А в качестве тренера — первый сезон с «Джинестрой». Тогда мы, несмотря ни на что, стали вторыми.
